как и прекрасный цве¬ток с приятной окраской, но лишенный аромата.
63. Глупец, который знает свою глупость, тем
б Антология, т. 1, ч. l 129

самым уже мудр, а глупец, мнящий себя мудрым, вои¬стину, как говорится, глупец.
74. «Пусть думают и миряне, и отшельники, что это сделано мной. Пусть они зависят от меня во всех делах» — таково намерение глупца; его желание и гор¬дость возрастают.
76. Если кто увидит мудреца, указывающего недо¬статки и упрекающего за них, пусть он следует за та¬ким мудрецом как за указывающим сокровище. Лучше, а не хуже будет тому, кто следует за таким. — 81. Как крепкая скала не может быть сдвинута ветром, так мудрецы непоколебимы среди хулений и похвал.
83—84. Добродетельные продолжают свой путь при любых условиях. Благие, даже томясь желанием, не болтают. Тронутые счастьем или же горем, мудрецы не показывают ни того ни другого. Ни ради самого себя, ни ради другого не возжелает он ни сына, ни богат¬ства, ни царства. На незаконной стезе не возжелает он себе успеха. Да будет он благороден, мудр и справед¬лив.
89. Те, чей ум должным образом опирается на на-чала просветления, отказавшиеся от привязанностей, радующиеся освобождению, с уничтоженными желани¬ями, полные блеска, они в этом мире достигли нирваны.
103. Если бы кто-нибудь в битве тысячекратно по¬бедил тысячу людей, а другой победил бы себя одного, то именно этот другой — величайший победитель в битве.
109. У того, кто почтителен и всегда уважает ста¬рых, возрастают четыре дхаммы: жизнь, красота, счастье, сила.
НО. Один день жизни добродетельного и самоуглуб¬ленного лучше столетнего существования порочного и распущенного человека.
112. Один день жизни обладающего кипучей энер¬гией лучше столетнего существования ленивого и ли¬шенного энергии человека.
126. Одни возвращаются в материнское лоно, дела¬ющие зло попадают в преисподнюю, праведники — на небо, лишенные желаний достигают нирваны.
130

129. Все дрожат перед наказанием, все боятся смер¬ти — поставьте себя на место другого. Нельзя ни уби¬вать, ни понуждать к убийству.
135. Как пастух палкой гонит коров на пастбище, так старость и смерть гонят жизнь живых существ.
137—140. Кто налагает наказание на безвинных и неиспорченных, тот быстро приходит к одному из де¬сяти состояний. Его могут постигнуть: острое страда¬ние, повреждение тела и тяжелое мучение или же болезнь, безумие, или царская немилость, или тяж-кое обвинение, или потеря родных, или утрата богат¬ства, или же дома его спалит пламенный огонь. Ко¬гда разрушается тело, глупый попадает в преиспод¬нюю.
141. Ни хождение нагим, ни спутанные волосы, ни грязь, ни пост, ни лежанье на сырой земле, ни пыль и слякоть, ни сиденье на корточках не очистят смерт¬ного, не победившего сомнений.
147—148. Взгляни на сей изукрашенный образ, на тело, полное изъянов, составленное из частей, болез¬ненное, исполненное многих мыслей, в которых нет ни определенности, ни постоянства. Изношено это тело, гнездо болезней, бренное; эта гнилостная груда разла¬гается, ибо жизнь имеет концом смерть.
150—151. Из костей сделана эта крепость, плотью и кровью оштукатурена; старость и смерть, обман и ли¬цемерие заложены в ней. Изнашиваются даже разу¬крашенные царские колесницы, так же и тело прибли¬жается к старости. Но дхамма благих не приближается .к старости, ибо добродетельные поучают ей доброде¬тельных.
; 170—171. Кто смотрит на мир, как смотрят на пу-йырь, как смотрят на мираж, того не видит царь смер¬ти. Идите смотрите на сей мир, подобный пестрой цар-‘ской колеснице! Там, где барахтаются глупцы, умуд-|рого нет привязанности.
182. Трудно стать человеком; трудна жизнь смерт¬ных; трудно слушать истинную дхамму; трудно рож-‘дение просветленного.
;’ 185. Неоскорбление, непричинение вреда и воз-ьдержность в согласии с пратимокшей41, и умеренность
??• ш

в еде, и уединенное существование, и преданность воз¬вышенным мыслям — вот учение просветленных.
190—192. Тот же, кто нашел прибежище в Будде, в Дхамме и в Сангхе42, кто владеет подлинным зна-нием, видит четыре благородные истины. Зло, проис¬хождение зла, преодоление зла и благородный восьме¬ричный путь, ведущий к прекращению зла. Вот такое прибежище безопасно, такое прибежище — лучшее. Достигший такого прибежища освобождается от всех горестей.
202. Нет огня, большего, чем страсть; нет беды, большей, чем ненависть; нет несчастья, большего, чем тело; нет счастья, равного спокойствию.
228. И не было, и не будет, и теперь нет человека, который достоин только порицаний или только похвалы. 244—245. Легко жить тому, кто нахален, как во¬рона, дерзок, навязчив, безрассуден, испорчен. Но трудно жить тому, кто скромен, кто всегда ищет чи¬стое, кто беспристрастен, хладнокровен, прозорлив, чья жизнь чиста.
270. Он не благороден, если совершает насилие над живыми существами. Его называют благородным, если он не совершает насилия ни над одним живым сущест¬вом.
273—274. Лучший из путей — восьмеричный; луч¬шая из истин — четыре слова423; лучшая из дхамм — уничтожение страстей; лучший из двуногих — тот, кто
прозорлив.
Вот путь, и нет другого для очищения зрения. Сле¬дуйте по нему. Все иное — наваждение Мары.
284. Пока у мужчины не искоренено желание к женщинам — пусть даже самое малое, — до тех пор его ум на привязи подобно теленку, сосущему молоко у
матери.
354. Дар дхаммы превосходит всякий дар; сладость дхаммы превосходит всякую сладость; радость дхаммы превосходит всякую радость; уничтожение желаний побеждает любую печаль.
367. У кого совсем нет отождествления себя с име¬нем и формой и кто не печалится, не имея ничего, именно такого называют бхикшу43.
132

372—374. Нет размышления у того, кто не знает; нет знания у того, кто не размышляет. У кого же и размышление и знание, тот действительно близок к нирване. Бхикшу с успокоенным умом, удалившийся в одиночество, испытывает сверхчеловеческое наслаж¬дение: он отчетливо видит дхамму. Всякий раз, когда он во всей полноте познает возникновение и разруше¬ние элементов, он, знающий это бессмертие, достигает радости и счастья.
389. Нельзя ударить брахмана, но и брахман пусть не изливает свой гнев на обидчика. Позор тому, кто ударил брахмана, и еще больший позор излившему .гнев на обидчика.
391, 396. Я называю брахманом того, кто не совер¬шил зла ни телом, ни словом, ни мыслью — кто сдер-, живает себя в трех вещах. Но я не называю человека брахманом только за его рождение или за его мать… Я же называю брахманом того, кто свободен от привя¬занностей и лишен благ.
423. Я называю брахманом того, кто знает свое прежнее существование и видит небо и преисподнюю; кто, будучи мудрецом, исполненным совершенного зна¬ния, достиг уничтожения рождений; кто совершил все, что возможно совершить.
ФИЛОСОФИЯ РАННЕГО СРЕДНЕВЕКОВЬЯ (КЛАССИЧЕСКИЙ ПЕРИОД)
В этот период философская мысль Индии достигает высо¬ткой стадии развития. Философия окончательно конституируется в самостоятельную дисциплину, важнейшее назначение кото¬рой, как говорится в выдающемся памятнике общественно-политической мысли Индии «Артхашастре», состоит в том, чтобы быть методологическим руководством в теоретической
-и практической .сферах деятельности, причем эту свою функ-;,:цию она выполняет через обнаружение противоречивой при-
, роды исследуемых явлений.
;’; Основной формой развития философии становятся фило-;;иСофские школы, или системы (даршаны). Их состав не строго
,: фиксирован, различные источники называют разное их число. ; ? Но именно в этот период складывается их основное ядро, в
-.которое входят: буддийская философия (четыре главные шко-ды — вайбхашика, сарвастивада, шуньявада, или мадхьямика,
133

виджвянавада, или йогачара), джайнистская философия, фило¬софия чарвака (или локаята), ньяя, вайшешика, санкхья, йога, миманса, веданта; по общности некоторых важнейших принципов последние шесть школ иногда объединяют по-парно. Каждая из этих школ стремится охватить весь круг философской проблематики, но вместе с тем каждой из них свойственно акцентирование определенного аспекта этой про¬блематики.
Так, школа чарвака-локаята отличается своим беском-промиссно материалистическим характером: она категорически отрицает бога и душу, конечными основами бытия считает четыре или пять первоэлементов (бхута). Все школы буддизма отвергают субстанциальность существующего и подчеркивают его изменчивую, непостоянную природу, сводя его к сложной и подчас запутанной системе групп первичных элементов (скандх, дхарм и т. д.), куда входят как физические (рупа), так и психические, духовные (ведана, виджняна, читта) эле-менты, сочетания которых образуют вечный поток порождаю¬щих и обусловливающих друг друга мгновенных состояний (кшаника) бытия. Джайнизм провозглашает все в мире имею¬щим душу и требует в связи с этим соблюдения принципа ненасилия (ахимса); он признает также за каждой вещью и явлением бесчисленное множество свойств и определений, что приводит его в гносеологии к своеобразному релятивизму: о каждом объекте можно высказать утвердительное суждение с таким же успехом, как и отрицательное (съядвада). В си¬стеме вайшешика центральным является учение об атомисти¬ческом строении мира. Школа ньяя главное внимание уделяет проблемам логики и теории познания, принимая в основном онтологию вайшешики. В санкхье главная категория — мате¬рия (пракриту,, прадхана, авьякта), наряду с которой при-знается также существование множества независимых от нее душ (пуруша). Йога разрабатывает преимущественно психо¬логические вопросы о путях и средствах «отвлечения», «очище¬ния» сознания, души от предметного мира, принимая в каче¬стве теоретической основы систему категорий санкхьи, из-за чего некоторые авторы не считают ее самостоятельной школой, а лишь теистической разновидностью санкхьи. Миманса своей целью ставит оправдание и объяснение ведического ритуа-лизма, но развиваемая ею в этой связи система философских взглядов носит вполне рациональный характер и сама по себе имеет весьма отдаленное отношение к Ведам. Веданта известна как наиболее влиятельная система монистического объектив¬ного идеализма. Она продолжает учение Упанишад о Брах-мане-атмане как духовном источнике и основе всего сущего, доводя его до провозглашения материального мира ложной видимостью, иллюзией (майя), проистекающей из незнания (авидъя) подлинной природы Брахмана-атмана.
В трактовке коренного вопроса философии — природы со¬знания и его отношения к миру — в философии раннего сред¬невековья существует несколько подходов. Школа чарвака-
134

локаята провозглашает сознание непосредственным продуктом материи, результатом комбинации вещественных элементов (бхута); при всем безусловно материалистическом характере решения этого вопроса оно вместе с тем страдает определен¬ной прямолинейностью и элементарностью: сознание здесь рас¬сматривается лишь в индивидуально-психологическом