людей ничтожных. Если тре¬бовать, чтобы человек сам изготовлял все нужное ему, а именно то, что изготовляется различными ремеслен-никами, то это привело бы к тому, что люди без отдыха сновали бы по Поднебесной. Поэтому утверждаю: одни работают умом, другие используют в работе силу своих мышц. Те, кто напрягает свои умственные силы, управ¬ляют другими людьми, а те, кто использует в работе силу своих мышц, управляемы другими людьми. Управ-ляемые содержат тех, кто управляет; те, кто управляет, получают средства от тех, кем они управляют. Это все¬общий принцип Поднебесной (гл. «Тэн Вэнь-гун»).

Только служилые, если даже у них нет определен¬ного занятия, могут иметь устойчивые нравственные принципы. Что касается простолюдинов, то если у них нет определенного занятия, они и не имеют устойчивых нравственных принципов… Поэтому умный правитель

207

назначает простолюдинам различные занятия, чтобы они непременно имели средства и для достаточного про¬питания родителей, и для содержания жен и детей и чтобы в урожайный год они были постоянно сыты, а в неурожайный год могли бы избежать голодной смерти. Если после этого он будет побуждать простолюдинов идти по правильному пути к добру, то люди, естествен¬но, последуют по указанному им пути (гл. «Лян Хуэй-ван»).

Мэн-цзы сказал; «Почтенный ван! Зачем непремен¬но говорить о выгоде. Я буду говорить только о челове¬колюбии и долге. Если ван будет говорить о выгоде для своего государства, то сановники начнут думать о том, как достичь выгоды своему дому; и все остальные люди и простолюдины станут думать лишь о том, как достичь выгоды для себя. В таком случае между верхами и ни¬зами начнется распря из-за выгоды, а государство ока-жется в опасности… Если долг будет чем-то второсте¬пенным, а первостепенным — достижение выгоды, то все сановники и простолюдины не успокоятся, пока не отнимут друг у друга всего. Не бывает так, чтобы чело¬веколюбивые дети бросали своих родителей. Не бывает также, чтобы человек, верный свему долгу, ставил сво¬его господина и правителя на второе место» (там же).

Что нравится правителю, то непременно нравится простолюдинам. Правители подобны ветру, а простолю¬дины — траве. Куда дует ветер, туда и клонится трава (гл. «Тэн Вэнь-гун»).

Мне приходилось слышать, что варвары изменя-лись под влиянием Китая, но я не слышал, чтобы вар¬вары изменяли Китай (там же).

О доброй природе человека

Гао-цзы сказал: «Природа человека подобна иве, а справедливость — ивовой чаще. Воспитание человеко¬любия и справедливости подобно выделке ивовых ча¬шек» (гл. «Гао-цзы»).

Гао-цзы сказал: «Природа человека не делает раз¬ницы между добрым и недобрым, подобно тому как вода в своем течении не делает разницы между востоком и

208

западом». Мэн-цзы возразил: «Текучая вода действи-тельно не различает востока и запада; но разве она те¬чет куда попало, не разбирая, где верх, а где низ? На¬клонность человеческой природы к добру подобна стремлению воды вниз. Между людьми нет таких, у ко¬торых бы не было стремления к добру, так же как нет воды, которая не стремилась бы течь вниз» (там же).

Если природа человека повинуется естественному движению чувств, то она может стать доброй. Вот что я имею в виду, говоря, что природа человека добрая. И если люди не делаются добрыми, то это не потому, что у них нет наклонности к добру. Ведь у всех людей есть чувство сострадания, есть чувство стыда и негодо¬вания, есть чувство почтения и благоговения, есть чув¬ство правды и неправды. Чувство сострадания — это основа человеколюбия; чувство стыда и негодования — это основа справедливости; чувство почтения и благо¬говения — это основа ли, чувство правды и неправды — это основа спссобности приобретения знаний. Челове¬колюбие, справедливость, ли и способность приобрете¬ния знаний не извне вливаются в нас, а прирождены нам, но только мы не думаем о них (там же).

Мэн-цзы сказал: «В урожайные годы большая часть молодых людей бывает доброй, а в голодные — злой. Такая разница происходит не от тех природных ка¬честв, которыми наградило их небо. А случается это потому, что голод погружает их сердца во зло» (там же).

Нет ни одной вещи, которая бы не преуспевала, если только она будет иметь надлежащий уход, так же как нет ни одной вещи, которая бы не погибла, если она не будет иметь надлежащего ухода (там же).

Я ценю жизнь, но еще больше ценю справедливость. Если я не могу иметь и то и другое, то я предпочту справедливость.

Я также ценю жизнь, но есть нечто такое, что ценно более жизни, и потому для сохранения ее не сделаю ни¬чего зазорного. Я питаю отвращение к смерти, но есть нечто такое, что я ненавижу более смерти, и потому не уклоняюсь от опасности. Но если для человека нет ни¬чего желаннее жизни, то почему бы не прибегнуть ко всякому средству, которое может сохранить ее? Если

209

для человека нет ничего ненавистнее смерти, то почему бы не делать всего того, что может избавить от опасно¬сти?

Если поступить таким образом, то можно было бы сохранить жизнь; но есть люди, которые предпочитают не делать этого. Если действовать таким способом, то можно было бы избежать опасности; но есть люди, ко¬торые предпочитают не поступать таким образом. Сле¬довательно, у людей есть нечто такое, что они ценят более жизни, и есть нечто такое, что они ненавидят бо¬лее смерти. Это чувство имеют не одни только доброде¬тельные и мудрые люди, но и^ все остальные; разница лишь в том, что первые не теряют его (там же).

Учение имеет лишь одно назначение — отыскание утраченной природы человека (там же).

Мэн-цзы сказал: «Есть небесные благородные досто¬инства и есть земные. Человеколюбие, справедливость, преданность и верность в сочетании с неустанной ра¬достью, почерпаемой в них, — это небесные благород¬ные достоинства. Правитель, первый министр и санов¬ники — это воплощения земных достоинств. Древние люди воспитывали в себе истинные благородные досто¬инства, и человеческие достоинства следовали за ними. Нынешние люди воспитывают в себе небесные благо¬родные достоинства ради снискания человеческих, а когда обретают последние, отметают первые. Они очень заблуждаются, потому что в этом случае они, без со¬мнения, утратят в конце концов и человеческие досто¬инства» (там же).

ЧЖУАН-ЦЗЫ

Чжуан-цзы (ок. 369—286 до н. э.) — виднейший представи¬тель даосизма. Лаконичные изречения и афоризмы Лао-цзы, которые мы находим в сочинении «Даодэцзин», нашли свое развитие в ряде глубоких рассуждений, диалогов и притч Чжуан-цзы. Им присуще богатство поэтической фантазии, образность языка. Это делает Чжуан-цзы философом-поэтом Древнего Китая. С его именем связана книга «Чжуан-цзы», из Которой до нас дошли 33 главы. Наряду с «Даодэцаином» эта книга — основной философский памятник даосизма. Оперируя теми же категориями, которые мы находим в «Даодэцзине», прежде всего дао и дэ, Чжуан-цзы усилил их идеалистическое истолкование. В его учении о познании ????? элементов реля¬тивизма, а также мистицизма.

210

Учение о дао и дэ и о естественности

Состояние Вселенной неуловимо, ее изменения бес¬конечны. Умирает или живет человек в этих бесконеч¬ных изменениях? Действительно ли слились воедино жизнь и смерть, небо и земля? Или же погибает только тело, а дух бродит в одиночестве? К сожалению, об этом нельзя сказать ничего определенного. Дух бродит в одиночестве, но где он бродит? Хотя перед нашими глазами мелькает все сущее, однако можно с уверенно¬стью сказать, что нет ничего, что действительно могло бы стать местонахождением души человека после смерти. Как же быть в таком случае? Чжуан-цзы усерд¬но размышлял об этом (гл. «Об управлении Поднебес-ной»).

Это дэ — наивысшая истина (гл. «Долженствование императоров и правителей»).

Дэ — это то, благодаря чему существуют вещи (гл. «Небо и земля»).

От единого начала происходят все вещи, которые сменяют друг друга в самых различных формах. Их на¬чало и конец вертятся, как колесо, и нельзя установить, где они находятся. Это и есть естественное изменение (гл. «Притчи»).

Все сущее выходит из пылинки (гл. «О высшей ра¬дости» ).

Все сущее, появляясь подобно молнии, в один миг претерпевает бесчисленные изменения.

Вследствие изменений возник человек. Человек в годы, отведенные ему природой, подвержен переменам, как и все сущее, однако перемены эти происходят так быстро, что нет возможности противостоять им. Не при¬скорбно ли это? Разве не вызывает скорбь мысль о том, к какому неизвестному состоянию приведут непрерыв¬ные изменения, где будет конец? (гл. «Однородность вещей и учений»).

Дао присущи стремления и искренность. Оно нахо¬дится в состоянии бездействия и лишено формы. О дао можно рассуждать, но его нельзя потрогать. Дао можно постигать, но его нельзя видеть. Дао — корень и осно¬ва самого себя. Оно было прежде неба и земли и

211

существует извечно. Дао движет духом и одухотворяет владыку, порождает небо и землю (гл. «Великий пра¬отец и учитель»).

Небо и земля существуют вместе со мной, все сущее составляет со мной единое целое (там же).

Дун Го-цзы спрашивает Чжуан-цзы: «Где находится ояо?» Чжуан-цзы отвечает: «Нет такого места, где бы не находилось дао». Дун Го-цзы настаивает: «В конце концов, где же оно находится? Ты должен указать!» Чжуан-цзы отвечает: «В телах червя и муравья». Дун Го-цзы спрашивает: «Почему же дао находится в телах таких ничтожных тварей?» Чжуан-цзы продолжает: «В маленьком зернышке». Дун Го-цзы спрашивает: «Почему же дао находится в еще более ничтожном предмете?» Чжуан-цзы… продолжает: «В испражнениях и моче». Услышав это, Дун Го-цзы отчаялся и перестал спрашивать. Заметив недовольство Дун Го-цзы, Чжу¬ан-цзы сказал: «Ты спросил меня, чтобы я тебе ясно указал, где находится дао; естественно, я стремился идти по нисходящей линии, ведь только так можно уяс¬нить местонахождение дао. Чем же ты недоволен?» (гл. «Чжибэйю»).

Без дао тела не рождаются, а без дэ не проявляется их жизнь (гл. «Небо и земля»).

Этические и политические идеи

Наказание — это плоть власти, обряды — ее крылья, знания — ее опора, добродетель — средство привлечь к себе людей (гл. «Великий праотец и учитель»).

В Поднебесной есть две великие заповеди: одна — судьба, другая — справедливость (гл. «В мире лю¬дей»).

Кто чрезмерно нравствен, тот затемняет природу ве¬щей, дабы сделаться таким знаменитым, чтобы во всей Поднебесной под звуки флейт и барабанов превозносили его как недосягаемый образец. Это ли не фальшь? (гл. «Бянъму»).

Когда в Поднебесной было дао, мудрецы бездейст¬вовали. Когда же Поднебесная отрешилась от предна¬чертаний дао, мудрецы стали усердствовать и люди на-

212

чали прислушиваться к их поучениям. А в настоящее время все стараются лишь избежать наказаний.

Когда ищут выгоды, забывают об искренности (гл. «Тянь-цзы-фан»).

Не следует искать выгоды в вещах и ценностях (гл. «Небо и земля»).

Высшее человеколюбие не принимает во внимание родственных связей (гл. «Движение неба»).

Не почитай мудрецов, не используй дарований (гл. «Небо и земля»).

Разве всеобщая любовь не ограничена? Показное безразличие к личной выгоде скрывает стремление к ней (гл. «Небесное дао»).

Если исходить из обычаев, то представления о бла¬городных и неблагородных создаются окружающими,