и спасителем своей родины и заступником друзей, если он падок на удовольствия. Так пусть же высшее благо поднимется на такую высоту, откуда никакая сила не могла бы его низвергнуть, куда не проникнет скорбь, надежда, страх и вообще все, что умаляет пра¬ва высшего блага. Подняться туда может только доб¬родетель; с ее помощью трудности подъема преодоли¬мы. Обладающий добродетелью человек будет твердо стоять на своем высоком посту и переносить все, что бы ни случилось, не только терпеливо, но и охотно, зная, что все случайные невзгоды в порядке вещей. Как доблестный воин переносит раны, исчисляет руб¬цы и, пронзенный стрелами, умирая, любит того пол¬ководца, за которого он жизнь положил, так и побор¬ник добродетели будет помнить древнюю заповедь: «По¬винуйся богу»… Мы рождены под единодержавной вла¬стью: повиноваться богу — вот в чем свобода наша.
XVI. …Какая же разница между таким человеком и остальными людьми? А та, что одни легко привяза¬ны, другие крепче прикованы, а третьи скованы так, что не могут пошевельнуться. Человека, поднявшего¬ся на значительную высоту по пути к духовному со¬вершенству, цепи не стесняют: он, правда, еще не сво¬боден, но пользуется уже правами свободного.
XVII. Но может быть, кто-нибудь из хулителей фи¬лософии по своему обыкновению скажет мне: «Почему же у тебя больше мужества на словах, чем на деле?
010
Почему ты понижаешь тон перед высшими, считаешь деньги необходимой для себя принадлежностью, при¬нимаешь к сердцу материальные потери, проливаешь слезы при известии о смерти жены или друга, доро¬жишь своим добрым именем и огорчаешься злостными пересудами? Почему твое имение оборудовано стара¬тельнее, чем это вызывается естественной потребно¬стью? Почему твой обед не соответствует провозгла¬шаемым тобою правилам?..» Впоследствии я подкреп¬лю высказанные по моему адресу обвинения и сделаю себе больше упреков, чем ты предполагаешь, теперь же отвечу тебе так: «Я не мудрец и — я даже готов своим признанием дать новую пищу твоему недобро¬желательству — никогда им не буду. Поэтому я и не ставлю себе целью достигнуть полного совер¬шенства, а хочу только быть лучше дурных людей. Я удовлетворяюсь тем, что ежедневно освобождаюсь от какого-нибудь порока и укоряю себя за свои ошибки»…
XVIII. Я говорю это не в свое оправдание — так как я погряз в бездне всяких пороков, — а в защиту человека, достигшего некоторого успеха. «Ты гово-ришь одно, — замечает мой противник, — а в жизни делаешь другое».
— Да ведь в этом лукавые люди, заклятые враги праведников, упрекали Платона, упрекали Эпикура, упрекали Зенона.
Все они рассуждали не о своей личной жизни, а о том, как вообще следует жить. О добродетели, а не о себе веду я речь, и, восставая против пороков, я имею в виду прежде всего свои собственные. При пер¬вой же возможности я буду жить так, как повелевает долг. Ваше изрядно-таки пропитанное желчью недоб¬рожелательство не заглушит во мне влечения к нрав¬ственному совершенству; ваша ядовитая слюна, кото¬рой вы обрызгиваете остальных и отравляете себя, не помешает мне беззаветно прославлять жизнь, не ту, какую я веду, а ту, какую, по моему убеждению, дол¬жно вести, не помешает мне почитать добродетель и стремиться к ней, хотя я далек от нее и подвигаюсь вперед медленно…
517
XX. Если философы и не поступают всегда так, как говорят, то все-таки они приносят большую поль¬зу тем, что они рассуждают, что они намечают нрав¬ственные идеалы. А если бы они и действовали согла¬сно своим речам, то никто не был бы счастливее их. Но и так нельзя относиться с пренебрежением к бла¬городным словам и к людям, воодушевленным благо¬родными помыслами. Занятие полезными научными вопросами похвально, даже если бы оно не сопровож¬далось существенным результатом… Я буду помнить, что моя родина — весь мир, что во главе его стоят боги и что эти строгие судьи моих деяний и слов находятся надо мной и около меня. А когда природа потребует, чтобы я возвратил ей свою жизнь или я сделал это по требованию своего разума, я уйду, засвидетельствова¬вши, что я дорожил чистой совестью и стремился к добру, что ничья свобода, и прежде всего моя собст¬венная, по моей вине не была ограничена…
XXIV. …Природа повелевает мне приносить пользу людям, а рабы ли они или свободные, благородного ли происхождения или вольноотпущенники, дарована ли им свобода с соблюдением надлежащих формально¬стей или упрощенным способом, в присутствии дру¬зей, — совершенно безразлично. Случай благотвори¬тельности представляется .везде, где только есть чело¬век. Мудрец может раздавать деньги даже в стенах своего дома, проявляя щедрость, которая называется liberalitas не потому, что на нее имеют право свобод-ные люди, а потому, что она исходит из свободного сердца. Мудрец никогда не навязывает своих щедрот порочным и недостойным людям, но, с другой сторо¬ны, милосердие его, никогда не истощаясь, бьет пол¬ным ключом всякий раз, как найдется достойный его человек…
XXVI. …«Какая же разница, — возражает против-ник, — между мною, глупцом, и тобою, мудрецом, если каждый из нас желает быть богатым?» — Весьма су¬щественная. У мудреца богатство играет служебную роль, а у глупца — господствующую; мудрец нисколь¬ко не поддается влиянию богатства, для вас же богат¬ство составляет все. Вы привыкаете и привязываетесь
518
к нему, как будто кто-нибудь обещал вам вечное вла¬дение им, мудрец же тогда больше всего думает о бед¬ности, когда его окружает богатство…
МАРК АВРЕЛИЙ
Марк Аврелий Антонин (121—180) — римский император (161—180), последний крупный представитель античного стои¬цизма в его поздней стадии. Автор философских размышлений «К самому себе», написанных на греческом языке. Нижесле-дующие отрывки заимствованы из осуществленного С. Рого-зиным русского перевода этого произведения, названного «Наедине с собой» и опубликованного в Москве в 1914 г.
НАЕДИНЕ С СОБОЙ
РАЗМЫШЛЕНИЯ
1.1. Деду Веру’ я обязан сердечностью и незлоби¬востью.
1.2. Славе родителя и оставленной им по себе па-мяти — скромностью и мужественностью.
1.3. Матери — благочестием, щедростью и воздер¬жанием не только от дурных дел, но и от дурных по¬мыслов. А также и простым образом жизни, далеким от всякого роскошества.
1.4. Прадеду — тем, что не посещал публичных школ, пользовался услугами прекрасных учителей на дому и понял, что на это не следует щадить средств.
1.5. Воспитателю 2 — тем, что не интересовался ис¬ходом борьбы между Зелеными, и Голубыми3, или ме¬жду гладиаторами фракийского и гальского вооруже¬ния, что вынослив в трудах, довольствуюсь малым, не поручаю своего дела другому, не берусь за множество дел и невосприимчив к клевете.
1,14. Брату моему Северу4—любовью к домашним, к истине и справедливости, знакомством через его по¬средство с Тразеем, Гельвидием, Катоном, Дионом и Брутом5, представлением о государстве с равным для всех законом, управляемом согласно равенству и рав¬ноправию всех, и царстве, превыше всего чтущем сво¬боду подданных. Ему же я обязан и тем, что неизменно
519
чту философию, делаю добро, постоянен в прояв-лениях щедрости, исполнен благих надежд и верю в любовь со стороны друзей.
II, 2. Чем бы я ни был, я все же только немощное тело, слабое проявление жизненной силы (pneymati-оп) и руководящее начало (hegemonikon)… Относись же к твоему телу с таким же пренебрежением, как если бы ты был при смерти; оно лишь кровь да кости, бренное плетение из нервов, жил и артерий. Рассмотри также существо жизненной силы: оно — дуновение, притом не остающееся всегда себе равным, а еже-мгновенно то выдыхаемое, то вновь вдыхаемое. Итак, остается лишь третье — руководящее начало, и о нем-то ты должен подумать.
II,17. Время человеческой жизни — миг; ее сущ-ность — вечное течение; ощущение смутно; строение всего тела бренно; душа неустойчива; судьба загадоч¬на; слава недостоверна. Одним словом, все относяще¬еся к телу подобно потоку, относящееся к душе — сновиденью и дыму. Жизнь — борьба и странствие по чужбине; посмертная слава — забвение. Но что же мо¬жет вывести на путь? Ничто, кроме философии.
III,16. Тело, душа, дух. Телу принадлежат ощуще¬ния, душе — стремления, духу — основоположения.
IV, 4. Если духовное начало у нас общее, то общим будет и разум, в силу которого мы являемся сущест¬вами разумными. Если так, то и разум, повелевающий, что делать и чего не делать, тоже будет общим; если так, то и закон общий; если так, то мы граждане. Сле¬довательно, мы причастны какому-нибудь граждан¬скому устройству, а мир подобен Граду. Ибо кто мог бы указать на какое-нибудь другое общее устройство, ко¬торому был бы причастен весь род человеческий? От¬сюда-то, из этого Града, и духовное начало в нас, и разумное, и закон. Откуда же иначе? Ведь как все то во мне, что обладает свойствами земли, есть частица какой-нибудь земли, влажное — частица другого эле¬мента, животворящее, теплое и огневидное берут на¬чало каждое в своем источнике (ибо ничто не возни¬кает из ничего, как и не превращается в ничто), точ¬но так же и дух откуда-нибудь да происходит.
520
IV, 21. Если души продолжают существовать, то каким образом воздух из века вмещает их в себе?—А каким образом вмещает в себе земля тела погребаемых в течение стольких веков? Подобно тому как здесь те¬ла, после некоторого пребывания в земле, изменяют¬ся и разлагаются, и таким образом очищают место для других трупов, точно так же и души, нашедшие при¬бежище в воздухе, некоторое время остаются в преж¬нем виде, а затем начинают претерпевать изменения, растекаются и возгораются, возвращаясь обратно ксе-менообразному разуму Целого, и таким образом усту¬пают место вновь прибывающим.
IV, 27. Мир или стройный порядок, или же смеше¬ние и путаница. Но несомненно первое. Или в тебе может существовать известный строй, а во всем дол¬жно быть нестроение? И это, когда все различено, расчленено и находится в постоянном взаимодей¬ствии!
IV, 48. Следует смотреть на все человеческое как на мимолетное и кратковечное: то, что было вчера еще в зародыше, завтра уже мумия или прах. Итак, про¬веди этот момент времени в согласии с природой, а за¬тем расстанься с жизнью так же легко, как падает со¬зревшая олива: славословя природу, ее породившую, и с благодарностью к произведшему ее древу.
V, 30. Дух Целого требует общения. Поэтому менее совершенные существа он создал ради более совершен¬ных, а более совершенные приноровил друг к другу. Ты видишь, какое он всюду установил подчинение и соподчинение, каждому дал в меру его достоинства и привел наиболее совершенные существа к единомыс¬лию.
VI, 30. Не иди по стопам Цезарей и не позволяй себя увлечь: ведь это бывает. Старайся сохранить в себе простоту, добропорядочность, неиспорченность, серьезность, скромность, приверженность к справедли¬вости, благочестие, благожелательность, любвеобилие, твердость в исполнении надлежащего дела. Употреби все усилия на то, чтобы остаться таким, каким тебя желала сделать философия. Чти богов и заботься о бла¬ге людей.
52?
VII, 9. Все сплетено друг с другом, всюду божест¬венная связь, и едва ли найдется что-нибудь чуждое всему
