Антология мировой философии. Том 1. Часть 2. Философия древности и средневековья.
Августин.
Аврелий Августин (354—430) — виднейший теолог и фило¬соф западнохристианской церкви. Родился в Северной Африке, в г. Тагасте (на территории современного Алжира), в семье небогатого римского чиновника. Учился в местной школе, а затем в школе риторики в Карфагене. Одно время примыкал к распространенному тогда движению манихеев и в 383 г. приехал в Рим, где возглавил школу риторики. Разочаровав¬шись затем в манихействе, увлекся скептицизмом (в плато-новско-академическом варианте Аркесилая и Карнеада). Пере¬ехав затем в Медиолан (Милан), Августин сблизился с хри¬стианскими кругами, группировавшимися вокруг епископа Амвросия, весьма влиятельного в то время деятеля западно-христианской церкви. Примерно к этому времени относится увлечение Августина платоновско-неоплатоновской филосо¬фией. В 387 г. он принимает христианство и становится его крупнейшим теоретиком, писателем и публицистом. Возвратив¬шись на родину в следующем году, он становится здесь одним из наиболее активных деятелей христианской церкви, неумоли¬мым врагом и гонителем многочисленных «еретиков», отступ¬ников от ее официальной доктрины. Эту деятельность Августин развивает не только в своих многочисленных литературных произведениях, но и в качестве епископа Гиппона, каковым он становится в 396 г. и остается до конца жизни. Огромное литературное наследие Августина включает ряд философских произведений: «Против академиков» (т. е. скептиков, 386 г.), «О жизни блаженной» (386 г.), «О порядке» (386 г.), «Моно-логи» (387 г.), «О количестве души» (388—389 гг.), «Об учи-теле» (388—389 гг.), «О музыке» (388—389 гг.), «О бессмертии души» (387 г.). Как видно из указанных дат, все эти произве¬дения написаны или накануне обращения Августина в хри¬стианство, или сразу после этого события. В дальнейшем философские идеи Августин излагает и в ряде своих рели¬гиозно-догматических произведений, как, например, «Об истин-
ной религии» (390 г.), «О свободной воле» (388—395 гг.). Для выявления теолого-философского мировоззрения Августина огромное значение имеет его знаменитая «Исповедь» (400 г., философским содержанием наиболее богаты ее последние три книги). Еще более важно в этом отношении его главное произ-ведение — «О граде (или государстве) божьем» (413—426 гг.). Все эти, как и другие, произведения Августина, написанные на латинском языке, сыграли огромную роль в философском раз¬витии средневековой Западной Европы, ибо они вплоть до XII—XIII вв. оставались здесь главным источником философ¬ской мудрости. Ниже мы публикуем (тематически подобран¬ные) отрывки почти из всех названных произведений. Эти отрывки печатаются по русскому изданию: «Творения Блажен¬ного Августина Епископа Иппонийского», части 1—8. Киев, 1901-1912.
1. БОГ, ПРИРОДА, ЧЕЛОВЕК, ВЕЧНОСТЬ И ВРЕМЯ
Боже, который не восхотел, чтобы истину знал кто-либо, кроме чистых. Боже, отец истины, отец мудрости, отец истины и высшей жизни, отец блаженства, отец добра и красоты, отец умственного света, отец пробуж¬дения и просвещения нашего, отец залога, побуждаю¬щего нас возвратиться к тебе.
Тебя призываю, бог-истина, в котором, от которого и чрез которого истинно все, что истинно. Бог-мудрость, в котором, от которого и чрез которого мудрствует все, что мудрствует… Бог — умный свет, в котором, от ко¬торого и чрез которого разумно сияет все, что сияет разумом (Монологи 1,1).
И человек, эта малейшая часть создания твоего… столь маловажное звено в творении твоем, дерзает вос¬певать тебе хвалу. Но ты сам возбуждаешь его к тому, чтобы он находил блаженство в прославлении тебя; ибо ты создал нас для себя, и душа наша дотоле томится, не находя себе покоя, доколе не успокоится в тебе (Исповедь 1,1).
Да! Меня не было бы, боже мой; я вовсе не суще-ствовал бы, если бы ты не был во мне, или, точнее, я не существовал бы, если бы не был в тебе, из которого все, в котором все (Исповедь I, 2).
Господи боже мой! Хочу начать с того, чего я не знаю и не постигаю, откуда я пришел сюда, в эту
смертную жизнь или жизненную смерть, откуда, гово¬рю, пришел я сюда. И меня, пришельца, восприяло сострадательное милосердие твое… Не мать моя, не кормилицы мои питали меня сосцами своими, но ты чрез них подавал мне, младенцу, пищу детскую, по закону природы, тобою ей предначертанному, и по богатству щедрот твоих, которыми ты облагодетельст¬вовал все твари по мере их потребностей (Испо¬ведь I, 6).
Так как главное условие взаимного союза во всяком государстве состоит в повиновении царям и вообще высшей власти, то во сколько более должны мы пови¬новаться во всем богу, царю небесному, господствую¬щему над всею Вселенною и правящему ею как делом рук своих, служа ему с благоговением и все повеления его исполняя беспрекословно? И как между властями и начальствами в обществах человеческих низшие по¬винуются высшим и высшие предпочитаются низшим, так и бог превыше всех и все должно покоряться ему (Исповедь III, 8).
Я мысленно обратил взор свой и на другие пред-меты, которые ниже тебя, и увидел, что о них нельзя сказать ни того, что они существуют, ни того, что они не существуют: существуют потому, что получили свое бытие от тебя; не существуют потому, что они не то, что ты. Ибо то только действительно существует, что пребывает неизменно (Исповедь VII, 11).
Вначале сотвори бог небо и землю (Быт. 1,1). Как же ты сотворил их? И какие средства, какие приготов¬ления, какой механизм употребил ты для этого громад¬ного дела? Конечно, ты действовал не как человек-художник, который образует какую-нибудь вещь из вещи же (тело из тела) по своему разумению, имея возможность дать ей такую форму, какую указывают ему соображения его ума. Откуда же душа этого художника могла получить такую способность, как не от тебя, сотворившего ее? Притом он дает форму мате¬рии уже существующей, чтобы произвесть из ней дру¬гую вещь по своему усмотрению; для сего он употреб¬ляет то землю, то камень, то дерево, то золото и другие тому подобные предметы. Откуда же и эти предметыполучили бы свое бытие, если бы ты не сотворил их? Этот художник-человек всем обязан тебе: ты устроил его тело так, что оно посредством разных членов совер¬шает разные действия, а чтобы эти члены были спо¬собны к деятельности, ты вдунул в телесный состав его душу живую (Быт. 11,7), которая движет и управляет ими; ты доставил ему и материал для художественных работ; ты даровал ему и способность ума, чтобы пости¬гать тайны искусства и наперед обнимать мыслию то, что предполагает он произвесть; ты же наделил его и телесными чувствами, которые служат ему проводни¬ком между телесною и духовною его природою, так что мир телесный и мир духовный находятся у него при посредстве этих чувств в общении… Но как ты творишь все это? Как сотворил ты, всемогущий боже, небо и землю? Конечно, не на небе и не на земле творил ты небо и землю; ни в воздушных странах, ни во глуби¬нах морских, потому что и воздух, и вода принадлежат к небу и земле; не могло это совершиться нигде и в целом мире, чтобы мир творился в мире, потому что мира не было до сотворения его и он никак не мог быть поприщем своего творения (quia поп erat ubi fieret ante-quam fieret). He было ли у тебя под руками какой-ни¬будь материи, из которой мог ты сотворить небо и землю? Но откуда взялась бы эта материя, не создан¬ная тобою, а между тем послужившая материалом для твоего творчества? Допущением такой материи неиз¬бежно ограничивалось бы твое всемогущество… До творения твоего ничего не было, кроме тебя, и… все существующее зависит от твоего бытия (Исповедь XI, 5).
Итак, не слишком ли уже заняты древностью своего происхождения те, которые говорят нам: Что же де¬лал бог до сотворения им неба и земли? Если он оста¬вался в праздности и совершенном покое, то почему не остался в таком же состоянии и навсегда? Если же в боге произошло новое какое-либо движение и новое произволение создать то, чего прежде не творил, то как согласить с непреложною его вечностью появление этой воли, которой до того времени в нем не было? Воля божия присуща богу и предваряет всякое творение;
никакого творения не могло бы быть, если бы.не пред¬шествовала воля творца. Воля божия принадлежит к самой сущности (substantia) божественной (Исповедь XI, 10).
И кто может поставить себя хотя на минуту в такое состояние, чтобы проникнуться всеобъемлющею свет¬лостью этой неизменяющейся вечности (semper stan-tis aeternitatis) и сравнить ее с временами, не имею¬щими никакого постоянства (cum temporibus nunquam stantibus), коих отблеск есть не что иное, как переме¬жающееся и непрестанно изменяющееся мерцание, а затем видеть, какое бесконечное различие между вре-менем и вечностью? Продолжительность времени не иначе составляется, как из преемственной последова¬тельности различных мгновений, которые не могут про¬ходить совместно; в вечности же, напротив, нет подоб¬ного прохождения, а все сосредоточивается в настоя¬щем как бы налицо, тогда как никакое время в целом его составе нельзя назвать настоящим. Все прошедшее наше слагается из будущего, и все будущее наше зави¬сит от прошедшего; все же прошедшее и все будущее творится из настоящего, всегда сущего, для которого нет ни прошедшего, ни будущего, что мы называем вечностью. И кто в состоянии уразуметь и истолковать как вечность (aeternitas), неизменно пребывающая в настоящем (starts), для которой нет ни будущего, ни прошедшего (пес futura, пес praeterita), творит между тем времена и будущие, и прошедшие? Неужели мое перо или мой язык в силах слабым словом разрешить эту великую задачу? (Исповедь XI, 11).
Что обыкновеннее бывает у нас предметом раз-говора, как не время? И мы, конечно, понимаем, когда говорим о нем или слышим от других. Что же такое, еще раз повторяю, что такое время? Пока никто меня о том не спрашивает, я понимаю, нисколько не затруд¬няясь; но, как скоро хочу дать ответ об этом, я станов¬люсь совершенно в тупик. Между тем вполне сознаю, что если бы ничего не приходило, то не было бы про¬шедшего, и если бы ничего не проходило, то не было бы будущего, и если бы ничего не было в чем состоит сущность первых двух времен, т. е. про¬шедшего и будущего, когда и прошедшего уже нет, и будущего еще нет? Что же касается до настоящего, то, если бы оно всегда оставалось настоящим и никогда не переходило из будущего в прошедшее, тогда оно не было бы временем, а вечностью. А если настоящее остается действительным временем при том только условии, что через него переходит будущее в прошед¬шее, то как мы можем приписать ему действительную сущность, основывая ее на том, чего нет? Разве в том только отношении, что оно постоянно стремится к не¬бытию, каждое мгновение переставая существовать (Исповедь XI, 14).
Можно измерять время только текущее (cum prae-terit), а прошедшее, равно
