справедливость, автор подвергает рез¬кой критике феодальную знать — боярство, монашество и др.
Характерная особенность «Слова» — стремление найти но¬вый подход к оценке человека. Автор выдвигает рационали¬стическую и гуманистическую идею о праве человека на ува¬жение в зависимости от ума и других личных качеств.
«Слово» начинается с риторического прославления ума. Отрывки из «Слова» взяты из упомянутой выше «Хрестоматии».
ПОХВАЛА УМУ
Вострубим, братья, будто в златокованую трубу, в разум ума своего и начнем бить в серебряные ор¬ганы, чтобы все знали о мудрости нашей, и ударим
705
в бубны ума своего, играя на боговдохновенных сви¬релях, и пусть восплачутся в нас душеполезные по¬мыслы…
Князь мой, господин мой! Богатого человека по-всюду знают, и в чужом городе он имеет друзей, а бедный человек и в своем городе неизвестным, неза-меченным ходит. Заговорит богатый, все замолчат и слова его превознесут до облаков; а бедняк заговорит, все на него прикрикнут. Ибо чьи одежды светлы, тех и речи уважаемы. Князь мой, господин мой! Не смо¬три на внешний мой облик, но узнай мои внутренние качества. Ибо я одеждой беден, но разумом богат; юн возрастом, но стар смыслом. И парил бы мыслью своею, как орел по воздуху…
Князь мой, господин мой! Не лишай своего хлеба нищего мудреца, не возноси до облаков богатого глуп¬ца. Ибо нищий, но мудрый — как золото в грязном со¬суде; а лишенный ума богач — как подушка в наво¬лочке из дорогой ткани, но соломой набитая…
Князь мой, господин мой! Если я на войне и не слишком храбр, зато в словах громок, тем и соберу храбрых и объединю понимающих. Лучше один ум-ный, чем десять владеющих городами властелинов без ума…
Князь мой, господин мой! Рос я не в Афинах и у философов не учился, но припадал, как пчела, к раз-ным цветам, и брал оттуда сладость словесную, и чер¬пал мудрость, как в мех воду морскую….
Князь мой, господин мой! Ржавчина ест железо, а печаль — ум человека… Каждый человек хитрит и мудрствует над чужой бедой, а о своей поразмыслить не умеет.
Если я и не мудр, то в премудрых одежду обла-чился, а разумных сапоги носил (стр. 100—104).
Кирилл Туровский (XIII в.) — автор ряда слов и поучений, философ, проповедник, поэт. В его сочинениях часто встре¬чаются наивнореалистические и натуралистические описания природы. Вместе с тем у К. Туровского явления природы как бы символизируют и раскрывают религиозные понятия.
706
Приводимый ниже отрывок заимствован из статьи И. П. Ере-мина «Литературное наследие Кирилла Туровского». Труды отдела древнерусской литературы, т. XIII. М. — Л., 1957, стр. 416.
Ныне солнце, красуясь, к высоте восходит и, раду¬ясь, землю согревает, так же к нам взошел от гроба праведное солнце Христос и всех верующих в него спа¬сает. Ныне луна, с высокой спустившись ступени, большему светилу честь отдает; уже ветхий закон, по Писанию, с субботами и пророками прошел, Христову закону с воскресеньем честь подает. Ныне зима гре¬ховная покаянием прошла, и лед неверия постижением бога растаял; зима языческого кумирослужения апо¬стольским учением и Христовой верой прекращена, лед неверия Фомы показанием ребра Христова растаял. Сегодня весна красуется, оживляя земное естество: бурные ветры, тихо повевающие, содействуют росту плодов, и земля, питающая семена, зеленую траву рож¬дает. Весна красная есть вера Христова, которая кре-щением опять порождает человеческое естество, бур¬ные же ветры — грехотворные помыслы, которые по¬каянием претворяются в добродетель, душеполезные плоды наполняются; земля же естества нашего, как семя слово божье приняв и страхом его проникнув, всегда дух спасения рождает.
ПАМЯТНИКИ НОВГОРОДСКО-ПСКОВСКИХ ЕРЕТИКОВ-СТРИГОЛЬНИКОВ
Антиклерикальные идеи новгородско-псковских еретиков-«стригольников» (XIV в.), подвергавших острой критике офи¬циальную церковь и духовенство, выражали умонастроения ремесленно-торгового люда.
Отрывки взяты из книги Н. А. Казаковой и Я. С. Лурье «Антифеодальные еретические движения на Руси XIV — начала XVI века». М. — Л., 1955.
«Сей человек обжора и пьяница и друг мытарям и грешникам», а вы, стригольники, так говорите: «Эти учители пьяницы, едят и пьют с пьяницами, и берут
б* 707
у них золото, и серебро, и одежду с живых и мертвых» (стр.240).
Попы же произведены в чин за мзду, а митрополит и владыки также произведены в чин за мзду (стр. 380).
Не должно над мертвыми петь, ни поминать, ни службы творить, ни приношения за умершего прино¬сить в церковь, ни пиров устраивать, ни милостыни давать за душу умершего (стр. 241).
МУСУЛЬМАНСКАЯ ФИЛОСОФИЯ СРЕДНЕВЕКОВЬЯ
История мусульманской философии начинается после воз¬никновения ислама в VII в. По своему происхождению мусуль¬манские философы и ученые принадлежат к различным наро¬дам, принявшим мусульманство. Жили эти философы в раз¬личных странах Ближнего и Среднего Востока, в Северной Африке и Испании. Однако писали они преимущественно на арабском языке, ставшем (подобно латинскому языку в Запад¬ной Европе) языком религии, философии и науки этих стран. Ниже публикуются отрывки, характеризующие философские воззрения наиболее значительных представителей арабоязыч-ной философии. Все они подобраны для данного издания и переведены А. В. Сагадеевым, написавшим предварительные замечания к философским текстам и примечания к ним.
АЛЬ-КИНДИ
Основоположник восточного перипатетизма Абу-Юсуф Якуб бну-Исхак аль-Кинди, известный под почетным прозвищем «философа арабов», родился в г. Басре (Южный Ирак) около 800 г. Зрелые годы своей жизни провел в Багдаде при дворе халифов аль-Мамуна и аль-Мутасима, покровительствовавших наукам и поддерживавших мутазилизм — религиозно-философ¬скую школу рационалистического направления. При халифе аль-Мутаваккиле аль-Кинди, так же как и мутазилиты, под¬вергся гонениям со стороны ортодоксальных богословов. Умер философ в 60-х или 70-х годах IX в.
Перу аль-Кинди принадлежит более двухсот трактатов, посвященных метафизике, логике, этике, математике, астроно¬мии, музыке, оптике, медицине, метеорологии, химии и различ¬ным видам ремесел. «Философ арабов» написал также большое число парафраз и комментариев к сочинениям
709
Аристотеля, Порфирия, Птолемея, Евклида и других античных авторов.
Публикуемые ниже фрагменты из трактатов аль-Кинди воспроизводятся по сборнику: «Избранные произведения мыс¬лителей стран Ближнего и Среднего Востока». М., 1961, стр. 45, 49-51, 57-62, 64-65, 118-119, 122, 124.
О КОЛИЧЕСТВЕ КНИГ АРИСТОТЕЛЯ И О ТОМ, ЧТО НЕОБХОДИМО ДЛЯ УСВОЕНИЯ ФИЛОСОФИИ
Поскольку первым предметом знания, общим для всякого философского знания, являются субстанция, количество и качество и поскольку первая субстанция, то есть чувственно воспринимаемое, в свою очередь познается через познание ее первых атрибутов, то чув¬ство воспринимает ее не непосредственно, а через по¬средство количества и качества. Кто лишен знания ко¬личества и качества, тот лишен и знания субстанции. Прочное, подлинное, полное знание в философии есть знание субстанции. Вторые субстанции таковы, что знание их непреходяще благодаря тому, что в данном случае предмет познания устойчив и неизменчив. Путь к ним мы прокладываем через познание первой суб¬станции…
Наука, изучающая количество, состоит из двух ис¬кусств. Первым из них является наука о числе, кото¬рая исследует простое количество… Другая наука — это наука гармонии, которая заключается в установ¬лении отношения и в присоединении одного числа к другому, в различении соразмерного и несоразмерного. Здесь изучается количество, рассматриваемое со сто¬роны отношения одной его части к другой.
Наука, изучающая качество, также состоит из двух искусств. Первым из них является наука об устойчи¬вом качестве — это наука об измерении площадей, на¬зываемая геометрией. Другое искусство — это наука о строении и движении Вселенной и о периодах дви¬жения тел мира, которые не возникают и не уничто¬жаются (пока творец этих тел при желании не уничто¬жит их в одно мгновение так же, как он создал их из ничего)… Именно это искусство называется звездосло-вием…
710
Кто не усвоил этих четырех наук, имеющих особое название — математических, или пропедевтических, наук, каковыми являются наука о числе, наука об из¬мерении площадей, звездословие и гармония, у того нет знания количества и качества, тот не обладает зна¬нием субстанции, которая может быть постигнута лишь благодаря знанию о том и другом. А у кого нет знания о количестве, качестве и субстанции, у того, стало быть, нет знания философии. Поэтому, кто желает знать философию, тому следует предварительно озна¬комиться с книгами по математическим наукам… с книгами по логике… затем — с книгами о природных вещах… далее — с книгами по метафизике, потом — с книгами о нравственных качествах и о том, как душа должна руководствоваться похвальными нача¬лами, и, наконец, с книгами по остальным наукам, ко¬торые мы здесь не упомянули, но которые состоят из уже перечисленных нами наук…
О ПЕРВОЙ ФИЛОСОФИИ
Из человеческих искусств самым возвышенным и благородным является искусство философии, каковое определяется как познание истинной природы вещей в меру человеческой способности. Ибо та цель, которую философ преследует в своей науке, заключается в по¬стижении истины, а та, которую он преследует в своих действиях, — в согласовании собственных поступков с истиной: действие наше не бесконечно, ибо мы оста-навливаемся и наше действие прекращается, когда мы добираемся до истины.
Искомую истину мы познаем, только находя при-чину. Причиной же познания любой вещи и его устой¬чивости является истина, ибо все, что обладает бытием, обладает и истинностью. Истина необходимо познавае¬ма; следовательно, и вещи, обладающие бытием, позна¬ваемы.
Самой же благородной и возвышенной философией является первая философия, то есть наука о первой истине, представляющей собой причину всякой исти¬ны… Наука о причине выше науки о следствиях…
711
А всякая причина есть либо элемент ‘, либо форма, либо действующее начало (то, откуда начинается дви¬жение), либо завершение (то, ради чего возникла вещь).
Дабы познать что-либо, следует ответить на четыре вопроса, как мы определили это в других наших фило¬софских рассуждениях: есть ли это? что это? каково это? почему это?..
Отдавая людям должное, мы не можем упрекать тех, кто принес нам небольшую, незначительную поль¬зу… Упрекать в этом нельзя особенно потому, что и для нас, и для предшествовавших нам видных ино¬язычных философов ясно, что ни одному из людей еще не удавалось надлежащим образом постичь истину собственными силами, а каждый из них либо вообще не обретал ни единой доли истины, либо из того, что достойно быть названо истиной, обретал лишь самую малую толику. Однако если собрать все эти крупицы, добытые каждым, кто добивался истины, то в итоге получится нечто весьма внушительное по своему объ¬ему…
Нам не следует стыдиться одобрения и обретения истины, откуда бы она ни исходила, пусть даже от да¬леких от нас племен и от народов несопредельных с нами стран… Однако у нас есть полное основание воз¬держаться от сложных пространных рассуждений вследствие запутанности ряда сложных вопросов, так как мы остерегаемся ложного истолкования со стороны многих, которые в наше время принимают вид рассу¬дительных людей и которым вместе с тем истина весьма чужда, хотя подобные люди и возложили на себя незаслуженно венцы истины. Мы остерегаемся их потому, что по природе своей они слишком ограничен¬ные люди, чтобы идти к истине, и знания их слишком малы, чтобы они заслужили славу людей, чье мнение принимается на веру, поскольку они усердствуют больше всего
