свидетель совести. Тот в своей славе возносит главу свою, а этот говорит своему богу: слава моя, и возносяй главу мою (Пс. III, 4). Над тем господствует похоть господствования, управляющая и правителями его, и подчиненными ему народами; в этом по любви служат взаимно друг другу и предстоятели, руководя, и подчиненные, повинуясь. Тот в своих великих людях любит собственную силу, а этот говорит своему богу: возлюблю тя, господи, крепосте моя (Пс. XVII, 2) (О граде божием XIV, 28).

602

Думаю… что мы уже достаточно сделали для реше¬ния великих и весьма трудных вопросов о начале мира, души и самого человеческого рода. Последний мы раз¬делили на два разряда: один — тех людей, которые живут по человеку, другой — тех, которые живут по богу. Эти разряды мы символически назвали двумя градами, т. е. двумя обществами людей, из которых од¬ному предназначено вечно царствовать с богом, а дру-гому подвергнуться вечному наказанию с дьяволом (О граде божием XV, 1).

Мы находим в земном граде два вида: один — представляющий самую действительность этого гра-да, а другой — служащий посредством этой действи¬тельности для предизображения небесного града. Граждан земного града рождает испорченная грехом природа, а граждан града небесного рождает благо¬дать, освобождающая природу от греха; почему те называются сосудами гнева божия, а эти — сосудами милосердия (Римл. IX, 22, 23) (О граде божием XV, 2).

Управляют те, которые заботятся, как муж — же-ною, родители — детьми, господа — рабами. Повину¬ются же те, о которых заботятся, как жены — мужьям, дети — родителям, рабы — господам (О граде божием XIX, 14).

Это предписывает естественный порядок, так создал человека бог. Да обладает, говорит он, рыбами морски¬ми, и птицами небесными, и всеми гады, пресмыкаю¬щимися по земле (Быт. I, 26). Он хотел, чтобы разум¬ное по образу его творение господствовало только над неразумным: не человек над человеком, а человек над животным. Оттого первые праведники явились больше пастырями животных, чем царями человеческими: бог и этим внушал, чего требует порядок природы, к чему вынуждают грехи. Дается понять, что состояние раб¬ства по праву назначено грешнику. В Писаниях ведь мы не встречаем раба прежде, чем праведный Ной по¬карал этим именем грех сына (Быт. IX, 25). Не при¬рода, таким образом, а грех заслужил это имя. Назва¬ние же рабов (servi) на языке латинском имеет, по-видимому, такое происхождение: когда победители тех,

603

кого по праву войны могли убить, оставляли в живых, последние делались рабами, получая название от со-хранения (servi a servando). И в этом даже случае не-беспричастен грех. Ведь и в то вермя, когда ведется справедливая война, ради греха подвергает себя опас-ности противная сторона, и всякая победа, хотя бы склонилась она и на сторону дурных, по суду божест-венному уничижает побежденных, или исправляя, или наказывая грехи… Итак, грех — первая причина раб¬ства, по которому человек подчиняется человеку в силу состояния своего; и это бывает не иначе как по суду божию, у которого нет неправды и который умеет рас-пределять различные наказания соответственно винам согрешающих… Лучше быть рабом у человека, чем у похоти; ибо самая похоть господствования, чтобы о других не говорить, со страшною жестокостью опусто-шает души смертных своим господствованием. В по¬рядке же мира, по которому одни люди подчинены другим, как уничижение приносит пользу служащим, так гордость вредит господствующим. Но по природе, с которою бог изначала сотворил человека, нет раба человеку или греху. Впрочем, и присужденное в нака¬зание рабство определяется в силу того же закона, ко¬торый повелевает сохранять порядок естественный и запрещает его нарушать, потому что, не будь проступ¬ка против этого закона, нечего было бы наказывать принуждением к рабству. Почему апостол увещевает и рабов подчиняться господам и служить им от души с готовностью (Ефес. VI, 6, 7), т. е. чтобы, если не мо¬гут получить от господ своих свободы, они сами сде¬лали некоторым образом служение свое свободным, служа не из притворного страха, а по искреннему расположению, пока прейдет неправда, упразднит¬ся всякое начальствование и власть человеческая, и будет бог всяческая во всех (О граде божием XIX, 15).

Итак, этот небесный град, пока находится в земном странствовании, призывает граждан из всех народов и набирает странствующее общество во всех языках, не придавая значения тому, что есть различного в правах, законах и учреждениях, которыми мир земной устанав-

604

ливается или поддерживается; ничего из последнего не отменяя и не разрушая, а, напротив, сохраняя и соблюдая все, что хотя у разных народов и различно, но направляется к одной и той же цели земного мира, если только не препятствует религии, которая учит почитанию единого высочайшего и истинного бога (О граде божием XIX, 17).

Весь человеческий род, жизнь которого от Адама до конца настоящего века есть как бы жизнь одного че¬ловека, управляется по законам божественного про¬мысла так, что является разделенным на два рода. К одному из них принадлежит толпа людей нечестивых, носящих образ земного человека от начала до конца века. К другому — ряд людей, преданных единому богу, но от Адама до Иоанна Крестителя проводивших жизнь земного человека в некоторой рабской правед¬ности; его история называется Ветхим заветом, так сказать обещавшим земное царство, и вся она есть не что иное, как образ нового народа и Нового завета, обещающего царство небесное. Между тем временная жизнь последнего народа начинается со времени при¬шествия господа в уничижении и продолжается до са¬мого дня суда, когда он явится во славе своей. После этого дня, с уничтожением ветхого человека, произой¬дет та перемена, которая обещает ангельскую жизнь; ибо все мы восстанем, но не все изменимся (I Коринф. XV, 51). Народ благочестивый восстанет для того, что¬бы остатки своего ветхого человека переменить на но¬вого; народ же нечестивый, живший от начала до конца ветхим человеком, восстанет для того, чтобы подверг¬нуться вторичной смерти. — Что же касается подраз¬деления того и другого народа на возрасты, то их найдут те, которые вникают в историю: такие люди не устрашатся пред судьбою ни плевел, ни соломы. Ибо нечестивый живет ведь для благочестивого и грешник — для праведника, чтобы чрез сравне¬ние с нечестивым и грешником человек благочести¬вый и праведный мог ревностнее возвышаться, пока достигнет конца своего (Об истинной религии XXVII).

605

АРЕОПАГИТИКИ

Ареопагитиками принято называть четыре произведения — «Об именах божиих», «Таинственное богословие», «О небесной иерархии», «О церковной иерархии» — и десять писем, напи¬санных на греческом языке во второй половине V в. Эти произведения были впервые предъявлены на Константинополь¬ском церковном соборе в 532 г. и подписаны именем Дионисия Ареопагита, полумифического сподвижника апостола Павла и первого епископа Афин, якобы жившего в I в. Такое почтенное авторство, как и содержание этих произведений, снабдило их священным ореолом и сыграло огромную роль в их последую¬щей канонизации христианской церковью. Только в эпоху Возрождения гуманисты Лоренцо Балла и Эразм Роттердам-ский, подвергнув данные произведения критическому анализу, установили зависимость их от неоплатоновского круга идей и невозможность того, чтобы их автором был христианский деятель первого столетия, живший задолго до возникновения неоплатонизма. В новейшее время была установлена более конкретная зависимость названных произведений от идей Прокла, в особенности от его произведения «Первоосновы тео¬логии», отрывки из которого приведены выше. Их автора стали именовать Псевдо-Дионисием Ареопагитом, а сами произведе¬ния соответственно Ареопагитиками. В последние десятилетия советский исследователь Ш. И. Нуцубидзе (а несколько позже него, но независимо от него и бельгийский византолог Хониг-ман) пришел к глубоко аргументированному выводу о том, что автором всех этих произведений был грузинский философ Петр Ивер (412—488), в молодости обучавшийся философии в Константинополе, через своего учителя и сподвижника Иоанна Лаза (тоже грузинского философа) хорошо знакомый с идеями Прокла.

Ареопагитики представляют собой важнейшие произведе¬ния патристической религиозно-философской литературы, воз¬никшие в эпоху превращения рабовладельческого общества в феодальное. Основная особенность этих произведений состоит в приспособлении идей неоплатонизма к осмыслению хри¬стианского вероучения. Важнейшая из таких идей — это так называемая положительная (по-гречески катафатическая) тео¬логия, исходящая из аналогии между миром реальных пред¬метов, и в особенности человеческих существ, и богом как внеприродной личностью, их верховным и единственным твор¬цом. К неоплатонизму восходит и еще более важная идея — так называемой отрицательной (по-гречески апофатической) теологии, отрицающей возможность уподобления бога каким-либо особенностям предметно-человеческого мира, бесконечно поднимающей бога над ним, превращающей бога в абсолютно непознаваемое, сугубо таинственное существо. Апофатическая теология Ареопагитик и стала основным выражением хри¬стианской мистики, и этим определяется ее колоссальное влия¬ние на религиозно-философскую мысль христианства как на

606

Востоке, так и на Западе. Другая идея Ареопагитик, сыграв-шая столь первостепенную роль в христианской философии средневековья, — это идея иерархии, во-первых, небесной и, во-вторых, земной, являющейся ее зримой реализацией. Все эти идеи представлены в приводимых ниже отрывках. Они заимствованы прежде всего из произведения Псевдо-Дионисия «Об именах божиих», опубликованного в русском переводе игумена Геннадия (Эйкаловича) в Буэнос-Айресе в 1957 г. Подбор отрывков из этого произведения сделан Ш. В. Хида-шели. Отрывки из других произведений Псевдо-Дионисия подо¬браны и переведены С. С. Аверинцевым. Перевод осуществлен по изданию: «Patrologiae cursus completus seria graeca», accu-rante I. Migne, t. 3.

УТВЕРДИТЕЛЬНЫЙ И ОТРИЦАТЕЛЬНЫЙ МЕТОДЫ БОГОСЛОВИЯ

В наших «Богословских начертаниях» мы воспева¬ли основоположения утвердительного богословия, как-то: в каком смысле божественная и благая природа именуется единой, а в каком — троичной; почему при¬менительно к ней говорят об отцовстве и сыновстве и каково значение божественного имени «духа»; как из невещественного и неделимого блага недра благости порождают светы и как эти светы в нем и в самих себе и друг в друге остаются в совечном порождению пребывании, не выходя из него; каким образом сверх-сущностный Иисус сущностно и через истину вочело-вечился. Эти и прочие предметы, явленные в Писании, воспеваются в «Богословских начертаниях». Далее, в сочинении «Об именах божиих» мы изъяснили, в каком смысле бог именуется благим, в каком — сущим, жизнью, мудростью, силой и прочим умопостигаемым богоименованием. В «Символическом богословии» рас¬сматривались некий иносказательные обозначения бо¬жественного, почерпнутые из чувственного мира: что означают божественные лики, что — божественные об¬разы, части тела и орудия, что — божественные места, облачения, что — ярость, что — скорбь и гнев, что — опьянение и хмель, что — клятвы, что — проклятия, что — сны и что — пробуждения и прочие священно-зданные образы богоподобия.

607

Я думаю, что ты приметил, насколько пространнее изложение в каждом последующем сочинении сравни¬тельно с предыдущим; вполне естественно, что «Бого¬словские начертания» и изъяснение божественных имен отличаются большим краткословием сравнительно с «Символическим богословием». Ведь в той мере, в которой мы устремляем наш взор к горнему, наши речи обретают от созерцания умопостигаемых вещей все