своим выво¬дам, которые прилагаются также ко всем наукам и к опыту, ибо ни одна наука не может быть познана без математики. Но если перейти к тщательному и полному опыту, совершенно достоверному в данной отрасли знания, то необходимо идти, исследуя ту науку, которая по самому свойству своему именуется опытной.
О втором преимуществе опытной науки
Оно заключается в том, что опытная наука, влады¬чица умозрительных наук, может доставлять прекрас¬ные истины в области других наук, истины, к кото¬рым, сами эти науки никаким путем не могут прийти. Истины эти не относятся к сущности начал, а пол¬ностью находятся вне их, и хотя принадлежат к этим наукам, но не составляют в них ни выводов, ни начал. Можно было бы привести этому наглядные примеры. Но человек, не обладающий опытом, не должен во всем последующем требовать оснований, дабы сразу все понять. Он не может иметь эти основания без опы¬та, поэтому необходимо, чтобы сперва возникло дове¬рие, затем последует опыт и, наконец, разумное осно¬вание. Ведь если кто не знает из опыта, что магнит притягивает железо, и не слышал об этом от других и станет искать этому обоснование, то он никогда не найдет его до опыта. Поэтому вначале он должен
875
верить тем, кто знает из опыта или кто имеет достовер¬ные сведения от людей, знающих из опыта, и не от¬вергать истину из-за того, что он не знает ее и не рас¬полагает доказательством…
О третьем преимуществе или достоинстве опытной науки
Третье же достоинство этой науки следующее. Оно основывается на неотъемлемых от нее свойствах, бла¬годаря которым она помимо других наук выведывает тайны природы собственными силами. Состоит оно в двух вещах, а именно в познании будущего, прошед¬шего и настоящего и в удивительных делах, превосхо¬дящих в способности суждения общераспространенную юдициарную астрономию 12. Ибо Птолемей во вводной книге «Альмагеста» говорит, что есть другой, более верный путь, чем путь общераспространенной астроно¬мии. И это путь опыта, идущего дорогой природы, ко¬торому следуют многие из заслуживающих доверия философов, как Аристотель и множество тех, кто рас¬суждал о небесных светилах, как он сам сказал и как мы знаем из собственного опыта, которому нельзя про^ тиворечить. И эта мудрость была открыта как верное средство от человеческого невежества и неблагоразу¬мия. Ведь трудно в достаточной мере обладать точ¬ными астрономическими инструментами, а еще труд¬нее получить проверенные таблицы, особенно такие, в которых уточнено движение планет. И трудно поль¬зоваться этими таблицами, а еще труднее пользовать¬ся инструментами. Но зато эта наука находит опреде-ления и способы, с помощью которых легко отвечает на все вопросы, насколько позволяют особенности фи¬лософии, и показывает изображения небесных сил и влияние небесных светил на этот мир, без тех затруд¬нений, которые испытывает общераспространенная астрономия…
Надо иметь в виду, что хотя и другие науки дают много удивительного, как, например, практическая гео¬метрия создает зеркала, способные сжечь все сопро¬тивляющееся огню, и тому подобное, однако все, что обладает удивительной пользой для государства, при¬надлежит главным образом, к опытной науке. Ибо эта
&76
наука относится к другим так, как искусство морепла¬вания к умению править повозкой или как военное искусство к простому ремеслу. Ибо она предписывает, как делать удивительные орудия и как, создав их, ими пользоваться, а также рассуждает обо всех тайнах природы на благо государства и отдельных лиц и пове¬левает остальными науками, как своими служанками, и поэтому вся сила умозрительной мудрости приписы-вается в особенности этой науке.
Таким образом, очевидна удивительная польза этих трех наук 13 в этом мире для божьей церкви в ее борь¬бе против врагов веры, которых скорее следует одолеть усилиями мудрости, чем военными орудиями, како¬выми обильно и с успехом пользуется антихрист, дабы растоптать и смять всякую силу мира сего, и како¬выми пользовались тираны прошлых времен для поко¬рения мира, что известно из бесчисленных примеров.
Иоанн Дуне Скот (1265/66—1308) — философ-схоластик, по происхождению шотландец, член ордена францисканцев, учился и преподавал в Оксфордском университете, а также в Париж¬ском университете в 1302—1307 гг. В своей преподавательской деятельности и трудах подвергал критике, с одной стороны, воззрения Фомы Аквинского, а с другой — Роджера Бэкона и латинских сторонников Аверроэса. Важнейшее произведение Дунса Скота — «Оксфордское сочинение». Оно представляет собой комментарии к «Книгам сентенций» Петра Ломбардского, читанные в Оксфордском университете. Нижеследующий отры¬вок, в котором обсуждается главным образом один из важ¬нейших вопросов, по которому Дуне Скот расходился с Фомой Аквинским, — вопрос о соотношении материи и формы, пред¬ставляет типичный образец схоластического рассуждения «тон¬кого доктора», как именовали Иоанна Дунса Скота в схоласти¬ческой традиции. Перевод, подбор и примечания сделаны А. X. Горфункелем по изданию: Joh. Dans Scotus. Opera omnia. Editio nova, t. XII. Paris, 1893, p. 546—566.
ОКСФОРДСКОЕ СОЧИНЕНИЕ
КОММЕНТАРИИ КО II КНИГЕ «СЕНТЕНЦИЙ» t
РАЗДЕЛ XII
Вопрос первый: имеется ли в способной к возник-новению и уничтожимой субстанции какая-либо поло-жительная сущностность, реально отличная от формы?
877
1. Относительно XII раздела, в котором Магистр2 говорит о чисто телесном творении, ставится два воп¬роса о материальном начале. Первый из них: имеется ли в способной к возникновению и уничтожимой суб¬станции какая-либо положительная сущностность, ре¬ально отличная от формы? Доказывается, что нет. Фи¬лософ 3 в седьмой книге «Метафизики» 4 говорит: мате¬рия не есть «что», не есть «какая», и то же можно ска¬зать о прочих категориях. Следовательно, она не подходит ни под одну из категорий, на которые делится и расчленяется сущее; следовательно, она не отличается от формы, ибо субстанциальная форма есть суб¬станция.
На это возражают, что она не есть актуально сущее (in actu), а только потенциально сущее. На что я отве¬чаю: материя не есть материя в потенции, ибо мате¬рия не есть в материи; она, как сказано, и не форма, и не сложная вещь, и то же можно сказать о прочих; следовательно, она ничто.
Это подтверждается следующим рассуждением: если материя есть потенциально сущее, то она есть либо материя в потенции, либо форма в потенции, либо сложное в потенции. Но она не форма в потенции и не сложное в потенции, так как, если бы то и другое усматривалось в бытии, она не была бы материей. Подобным образом если бы усматривалось в бытии, что она есть нечто одно из этих двух, то следовало бы, что нет невозможного, ибо возможное, если бы усмат¬ривалось в бытии, и т. д. Таким же образом материя не есть материя в потенции, так как тогда материя не была бы материей, а сущее само по себе не обозна¬чается многими способами, как это явствует из второй книги «О душе»; стало быть, материя не есть потен-циально сущее, и т. д.
2. Кроме того, в пятой книге «Физики» Аристотель говорит: «То, что движется, существует, но то, что возникает, не существует» (желая этим показать отли¬чие возникновения от движения). Итак, бытие следует здесь понимать в одинаковом смысле: во втором слу¬чае отрицательно, а в первом утвердительно. Но бы¬тие, утверждаемое относительно движущегося, есть
878
потенциальное бытие, ибо «движение есть акт потен¬циально сущего» (третья книга «Физики»). Следова¬тельно, и бытие, отрицаемое относительно возникаю¬щего, есть бытие в потенции. Стало быть, материя, которая есть предмет возникновения, не есть потен¬циально сущее, ибо доказательство идет не о термине «возникновение», а о предмете. Ведь о термине «дви¬жение» неверно говорить, что оно есть, как нельзя этого сказать и о термине «возникновение», пока оно еще возникает. А так как материя не есть ни актуаль¬но сущее, ни потенциально сущее, то она, следователь¬но, ничто.
Кроме того, в первой книге «Физики» сказано, что материя непознаваема иначе как по аналогии с фор¬мой. Но если бы она была сама по себе сущим без сущности формы или сущим, отделенным от формы, она была бы умопостигаема сама по себе; следова¬тельно…
Кроме того, если бы материя была чем-то, она была бы неким актом, ибо положительно сущее вне души есть некий акт. Но она не есть акт, ибо акт отделяет и разделяет; материя же не разделяет и не отделяет, ибо в основании природы все нераздельно (см. первую книгу «Метафизики» и т. д.).
‘Кроме того, если бы материя была актом, сложное не было бы само по себе единым, ибо из двух видов актуально сущего не образуется само по себе единое, и не могло бы быть сложным, ибо сложное не есть на¬чало, а происходит от начала. Если же материя была бы актом, она была бы либо актом, который есть фор¬ма, либо сложным актуально сущим. А так как она ни то ни другое, то она ничто, иными словами, не есть какая-либо сущность, отделенная от формы.
Против этого Философ говорит во второй книге «Физики» и в пятой книге «Метафизики»: «Материя есть то, из чего вещь возникает в силу того, что оно присуще вещи». И здесь сказано «в силу того, что при¬суще» в отличие от противоположного термина «из чего» происходит вещь, а не «присуще». Форма же есть предел делания (terminus factionis), или то, бла¬годаря чему есть вещь, из чего явствует, что материя
880
не форма, ибо то, из чего происходит сложное, пред¬шествует форме. Тем, что говорится «в силу чего оно присуще вещи», исключается лишенность; следова¬тельно…
схолия
3. Существует мнение, что способная к возникно-вению и уничтожимая вещь имеет в себе только одну положительную реальность. Одни говорят, что это мате¬рия, другие — что форма. Но различаются между со¬бой эти мнения только на словах, а не по существу, ибо считающие эту реальность материей полагают, что материя возводится в степень сущностности не чем-то внешним, а чем-то внутренне ей присущим. Можно привести пример неопределенного количества, которое определяется не чем-то внешним, а внутренним преде¬лом. Так и форма есть не внешний, а внутренний предел материи, который хотя и есть предел, но не есть нечта от-личное от материи. И в зависимости от того или иного ее определения можно говорить о той или иной сложной вещи; однако все эти степени тождественны материи.
4. Это положение не представляется разумным и соответствующим мысли Философа. Доказываю я это так: в естественном возникновении, по учению Фило¬софа (в первой книге «О возникновении»), всегда что-то уничтожается, а что-то возникает. Но в то же время Философ считает, что при возникновении из противоположного происходит противоположное, и ос¬тается не противоположное, а нечто общее тому и дру¬гому, что он считает материей, которая не может быть отождествлена с какой-либо из противоположностей, ибо ни одна из противоположностей не может оста¬ваться вместе с другой.
Но на это отвечают, что естественно действующее требует чего-то, на что направлено действие, и это «что-то» есть подлежащий уничтожению предел. И верно, когда здесь говорят, что «это» становится «тем». Но при этом не говорится, что остается нечто
