для своего времени зная организм человека, да н животных, автор «Человека-машины» решительно выступил против декартовского противопоставления духовного человека человеку физическому и в этой же связи против противопостав¬ления духовного человека животному как неодушевленному, бесчувственному механизму. Ликвидация такого противопостав¬ления у Ламетри, а затем в сущности и у всех других фран¬цузских материалистов той эпохи стала возможной благодаря всемерному подчеркиванию чувственного характера человече¬ской жизни и деятельности, т. е. такого ее характера, который показывает органическую связь человеческой природы с при-

родой животной. С одной стороны, согласно Ламетри, животного отнюдь нельзя считать машиной в том смысле, в каком это понимал Декарт. А с другой — всего человека, включая его мыслительную деятельность, можно рассматривать как очень сложно организованную машину, в которой огромную, быть может даже решающую, роль играет его чувственная деятель¬ность. .
Эта позиция Ламетри, как и других французских материа¬листов, объясняет и очень важную черту их онтологических воззрений — сенсуалистическое понимание материи, природы. Например, Дидро в своей работе «Философские основы материи и движения», отвергая абстрактно-математическое истолкова¬ние материи как пассивного начала, подчеркивает, что он рас¬сматривает материю как физик и химик и с этих позиций видит не только постоянно движущиеся тела, но и тела, обладающие рядом свойств. Одно из таких свойств, долженствующее объяс¬нить факт ощущения в животном и человеческом организме, составляет свойство потенциальной чувствительности. Чувстви¬тельность объявляется Дидро общим и существенным свойст¬вом материи.
В этой связи возникает вопрос: не является ли эта позиция возвращением к гилозоистическим воззрениям натурфилософов Ренессанса? Конечно, о простом возвращении к их воззрениям не может быть речи, ибо и само ощущение как факт антропо¬логический и гносеологический, и возможность его возникнове¬ния из природных источников, например, Дидро с новых пози¬ций естественнонаучного знания понимал более дифференциро¬вание и глубоко, чем, скажем, Бруно. Точка зрения Дидро, как указывает В. И. Ленин в «Материализме и эмпириокритицизме», является догадкой о том, что в материи существует способ¬ность, сходная с ощущением. Очень важное завоевание мате¬риалистической мысли, наиболее последовательно сформулиро¬ванное тем же Дидро, состоит в рассмотреннии материи как совокупности эволюционных изменений, приводящих к появле¬нию все более высоко организованных тел и наконец человека, в котором ощущение составляет основу жизни и познаватель¬ного процесса.
В своем учении о познании французские материалисты, оставаясь рационалистами в широком смысле этого термина, развивали эмпирическую и сенсуалистическую линию в теории познания, наиболее ярко представленную в предшествующем столетии Бэконом, Тоббсом и Локком.
Среди французских просветителей, начиная с Вольтера, особенно велика была популярность Локка. Интерес к его идеям, как и к эмпиризму и сенсуализму вообще, в большой мере объясняется их неприязнью к абстрактно-рационалистической метафизике, в которой господствовал дедуктивный метод и которая, как им казалось, игнорировала опытную сторону человеческого знания. К тому же, хотя метафизика предше¬ствующего столетия, особенно в лице Декарта, Спинозы и Лейб¬ница, несмотря, на то что в их построениях столь большое место
49

занимали размышления о боге и его атрибутах, была органи-чески связана с научным познанием природы и человека, эта связь была почти полностью утрачена у эпигонов метафизики в XVIII в. Просветители и материалисты этого столетия реши¬тельно отвергали их умозрительные построения, обычно свя¬занные с проблемой бога, и смотрели на них примерно также, как прогрессивные философы предшествующего столетия на схоластику. Все это объясняет непрерывные апелляции к опыту, которыми наполнены произведения всех французских материа¬листов.
Сенсуализм их был более последовательным, чем сенсуа-лизм Локка (как известно, локковский сенсуализм был в силу его непоследовательности трансформирован Беркли, а затем и Юмом в субъективный идеализм и агностицизм). Сенсуализм французских материалистов был материалистическим учением, исходившим из того, что в человеческих чувствах отражаются объективные свойства природы. Особенно последовательно и четко эта позиция была проведена в произведениях Дидро, по убеждению которого все особенности умственной деятельности человека выводятся из опытно-чувственных источников, а в понятиях, суждениях и умозаключениях находят свое адекват¬ное отражение природные процессы.
Конечно, в проведении сенсуалистической линии среди французских материалистов существовали более или менее су¬щественные различия. Так, Гельвеции был крайним представи¬телем этой линии. Его сенсуализм, склонный к полному игно¬рированию активности разумно-рассудочной деятельности че¬ловека, напоминал сенсуализм Эпикура. С другой стороны, наиболее значительный гносеолог среди французских просвети¬телей, Кондильяк, последовательно проводивший линию сенсу¬ализма в своем «Трактате об ощущениях», приходил к скепти¬ческим заключениям, согласно которым ощущения знакомят нас лишь с относительными свойствами вещей, именно с теми, которые важны для человеческой жизни, но совершенно неспо¬собны раскрыть сущности вещей. Эти мысли Кондильяка шли в общем в том же направлении, что и мысли Юма.
Методология французского материализма обычно характе¬ризуется у нас как метафизическая. И это справедливо, если иметь в виду ее преимущественно аналитическую установку, видевшую идеал теоретического объяснения в сведении слож¬ного к простому, абсолютизировавшую простейшие причинные связи механистического характера. Именно на этой основе французские материалисты, в особенности Гольбах в его «Си¬стеме природы», приходили к убеждению об абсолютной необ¬ходимости всего совершающегося в мире. С другой стороны, те же Гольбах, Ламетри в своем стремлении исходить в истол¬ковании частных процессов из целостного понимания природы приближались к диалектической трактовке ряда процессов бы¬тия. Это особенно было присуще Дидро, эволюционистские идеи которого разрушали то неисторическое понимание природы, которое — особенно в предшествующем столетии — составляло
50

опии из главных компонентов ее метафизического истолко-вания.
Существенно отметить в этой связи, что у французских и ДРУГИХ просветителей рассматриваемого столетия историзм проявлялся не только в их воззрениях на природу, что было сравнительно редко (кроме Дидро здесь можно было бы ука-зать на Ломоносова, на французского естествоиспытателя Бюффона, на его польского переводчика и истолкователя Сташица, а также на немецких просветителей и Канта), но и в их интерпретации истории. В этой области много сделал уже Вольтер, который в противоположность феодальной историо¬графии, дававшей чисто внешнее описание исторических со¬бытий и деятелей, разрабатывал философию истории (само это словосочетание — «философия истории» — восходит к Воль¬теру). Одна из важнейших ее идей состояла в рассмотрении истории (в принципе всемирной) с точки зрения ее прогрес¬сивного развития. Разработке этой просветительной идеи про¬гресса посвящено важнейшее сочинение одного из последова¬телей Вольтера, Кондорсе, — «Эскиз исторической картины про¬гресса человеческого разума».
Проблемы истолкования истории, как это всегда происхо-дит в истории философии, у французских просветителей были одним из аспектов их истолкования человека и человеческого общества. В этой области все они, как известно, оставались идеалистами, хотя их идеализм отличался от идеализма Гоббса, Спинозы и других социальных философов предшествующего столетия большими элементами натурализма и соответственно большим приближением к действительной картине обществен¬но-исторических процессов. Такое увеличение натуралистиче¬ских элементов в общественно-исторической теории француз¬ских материалистов объяснялось уже их сенсуалистической концепцией человека, отличавшейся от более абстрактной ра¬ционалистической концепции, которую разделяли те же Гоббс и Спиноза. Особенно показателен в этом отношении Гельвеции, с большой силой подчеркнувший общественное значение жиз•. ненно важных для человека страстей, и прежде всего тех из них, которые имеют непосредственное отношение к его повсе¬дневной жизни (например, голод и жажда). Всесторонне раз¬вивая мысли названных философов XVII в. о роли интереса в человеческой деятельности, исходя при этом из своей сенсуа¬листической гносеологии, автор книг «Об уме» и «О человеке» указал на решающую роль среды в формировании человече¬ских индивидов, в принципе, как он считал, совершенно рав¬ных друг другу. И хотя Гельвеции далеко не дошел до пони¬мания решающей роли классового интереса в общественной жизни, хотя и его концепция человеческой природы, несмотря на ее сенсуализм, оставалась абстрактной и не позволяла преодолеть идеалистического понимания общества, все же эта концепция с ее убеждением в природной доброте человека и в всемогуществе воспитания, по мысли К. Маркса, стала одним из источников социалистических воззрений.
51

Большую роль в развитии французского Просвещения как в период подготовки французской революции, так и во время ее сыграли философско-социологические произведения Руссо. Эти произведения интересны во многих аспектах. Например, в аспекте историзма и исторической диалектики, содержащейся в них, на что, в частности, указывает Ф. Энгельс в «Анти-Дю¬ринге». Исторически же огромную революционизирующую роль сыграли идеи Руссо о роли общественного договора и о неотъ¬емлемости народного суверенитета как высшего источника власти в любом государстве. Весьма интересны и многие дру¬гие стороны этих произведений (например, идеи так называе¬мого отчуждения, играющего столь значительную роль в современной философии).
На этом мы заканчиваем наш крайне беглый обзор бога-тейшей философской проблематики, содержащейся в предла-гаемом томе «Антологии мировой философии». Вчитываясь в тексты, публикуемые здесь, читатель сможет сам конкретизи-ровать и расширить очерченную здесь проблематику.
В. В. Соколов

ФИЛОСОФИЯ ЭПОХИ ВОЗРОЖДЕНИЯ
НИКОЛАЙ КУЗАНСКИЙ
Николай Куэанский (настоящая фамилия Кребс, прозван Кузанским по месту своего рождения в селении Куза в Южной Германии, 1401—1464) — теолог, философ и крупный ученый своего века (особенно в области математики, астрономии и географии). Учился в Гейдельбергском, Падуанском и Кельн¬ском университетах. В 1430 г. стал священнослужителем, а в 1448 г. был назначен кардиналом римско-католической церкви и стал одним ив виднейших ее руководителей. Вместе с тем Кузанец был близок гуманистической культуре, дружен с Ло-ренцо Балла и другими гуманистами. Написал большое количе¬ство богословских и философских произведений (в первых нередко содержатся и философские идеи, а философские неред¬ко трактуют теологические темы). Важнейшими среди философ-‘ ско-теологических произведений Кузанца являются: трактат «Об ученом незнании» (1440), состоящий из трех-книг, вслед за которым было написано небольшое произведение «О предполо¬жениях». Затем последовали «Об искании бога», «Апология ученого незнания» (1449), четыре диалога, объединенных об¬щим названием «Простец» (1450), из них^два первых были на¬званы «Простец о мудрости», а третий — «Простец об уме». В настоящем издании печатаются отрывки из первого, наибо¬лее значительного произведения Кузанца по изданию: Ни¬колай Куаанский. Избранные философские сочинения (М., 1937). По этому же изданию публикуются затем отрывки из его сочинения «Об уме». В подборе текстов принимала уча¬стие 3. А. Тажуризина.
ОБ УЧЕНОМ НЕЗНАНИИ
КНИГА ПЕРВАЯ ГЛАВА I
КАКИМ ОБРАЗОМ «ЗНАТЬ» ЗНАЧИТ «НЕ ЗНАТЬ»?
Мы видим, что по божь¬ей милости все в природе содержит в себе самопро¬извольное стремление су-ществовать лучше, по¬скольку это допускают естественные условия. Здоровый и свободный ра¬зум, стремящийся нена¬сытно, в силу врожденно¬го ему искания, постигнуть истину, познает ее, крепко охватывая любовными объятиями. Всякое исследо¬вание основано на сравнении и пользуется средством сопоставлений. Всякое искание состоит в легком или трудном сравнительном сопоставлении, и вот почему бесконечное, которое ускользает как бесконечное от вся¬кой пропорции, — неизвестно. Пропорция, выражающая согласованность в чем-нибудь, с одной стороны, и раз¬общенность — с другой, не может быть понята без по¬мощи числа . Так и Пифагор настойчиво утверждал, что все установлено и понято на основе чисел.
Уточнение сочетаний в материальных предметах и точное применение известного и неизвестного настоль¬ко выше человеческого разумения, что Сократ полагал, что ничего не знает, кроме своего незнания. Равным образом мудрейший Соломон