она вносит к обозначаемым или представляемым ею частностям; вследствие чего вещи, названия или понятия, будучи частными по своей собственной при¬роде, становятся общими. Так, когда я доказываю ка¬кое-нибудь предложение, касающееся треугольников, то предполагается, что я имею в виду общую идею треугольника, что должно быть понимаемо не так, что¬бы я мог образовать идею треугольника, который не будет ни равносторонним, ни неравносторонним, ни равнобедренным, но только так, что частный треуголь¬ник, который рассматривается мною, безразлично, бу¬дет ли он того или иного рода, одинаково заменяет или представляет собой все прямолинейные треуголь¬ники всякого рода и в этом смысле общ. Все это кажется очень ясным и не заключает в себе никакого затруднения.
16. Но тут возникает вопрос, каким образом мы мо¬жем знать, что данное предложение истинно о всех частных треугольниках, если мы не усмотрели его сначала доказанным относительно отвлеченной идеи треугольника, одинаково относящейся ко всем тре¬угольникам. Ибо из того, что была указана принад¬лежность некоторого свойства такому-то частному тре¬угольнику, вовсе не следует, что оно в равной мере принадлежит всякому другому треугольнику, который не во всех отношениях тождествен с первым. Если я доказал, например, что три угла равнобедренного пря¬моугольного треугольника равны двум прямым углам, то я не могу отсюда заключить, что то же самое будет справедливо о всех прочих треугольниках, не имею-щих ни прямого угла, ни двух равных сторон. Отсюда, по-видимому, следует, что, для того чтобы быть уверен¬ным в общей истинности этого предложения, мы дол-
510

жны. либо приводить отдельное доказательство для каждого частного треугольника, что невозможно, либо раз навсегда доказать его для общей идеи треугольни¬ка, которой сопричастны безразлично все частные тре¬угольники и которая их все одинаково представляет. На это я отвечу, что хотя идея, которую я имею в виду в то время, как веду доказательство, есть, например, идея равнобедренного прямоугольного треугольника, стороны которого имеют определенную длину, я могу тем не менее быть уверенным в том, что оно распро¬страняется на все прочие прямолинейные треугольни¬ки, какой бы формы или величины они ни были, и именно потому, что ни прямой угол, ни равенство или определенная длина двух сторон не принимались во¬все в соображение при доказательстве. Правда, что диаграмма, которую я имею в виду, обладает всеми этими особенностями, но о них совсем не упоминалось при доказательстве теоремы. Не было сказано, что три угла потому равны двум прямым, что один из них пря¬мой, или потому, что стороны, его заключающие, рав¬ной длины; чем достаточно доказывается, что прямой угол мог бы быть и косым, а стороны неравными, и тем не менее доказательство оставалось бы справедли¬вым. Именно на этом основании я заключаю, что доказанное о данном прямоугольном равнобедренном треугольнике справедливо о каждом косоугольном и не¬равностороннем треугольнике, а не на том, что дока¬зательство относится к отвлеченной идее треугольни¬ка * (стр. 47—49).
24. Но коль скоро эти мнения будут признаны оши¬бочными, то всякий может весьма легко предохранить себя от обмана слов. Тот, кому известно, что он обла-
* Во 2-м издании прибавлено: «И здесь следует согласиться, что человек может рассматривать фигуру только как треуголь¬ник, не обращая внимания на особые свойства углов или отно¬шения сторон, поскольку он способен к отвлечению; но это от¬нюдь не доказывает, чтобы он мог образовать отвлеченную общую противоречивую идею треугольника. Таким же образом мы можем рассматривать Петра, поскольку он только человек или только животное, не образуя вышеупомянутой отвлеченной идеи человека или животного, так как не все воспринятое при¬нимается в соображение».
511

дает лишь частными идеями, не станет напрасно тру-диться отыскивать и мыслить отвлеченную идею, свя¬занную с каким-либо названием. А тот, кто знает, что название не всегда заступает место идеи, избавит себя от труда искать идеи там, где их не может быть. По¬этому было бы желательно, чтобы каждый постарался, насколько возможно, приобрести ясный взгляд на идеи, которые он намерен рассматривать, отделяя от них всю ту одежду и завесу слов, которая так много способ¬ствует ослеплению суждения и рассеянию внимания. Мы тщетно будем возносить -свой взор к небесам или .проникать им в недра земли, тщетно станем совещать¬ся с писаниями ученых мужей, вдумываться в темные следы древности; нам нужно только отдернуть завесу слов, чтобы ясно увидеть великолепнейшее древо по-знания, плоды которого прекрасны и доступны нашей руке (стр. 58).
О НАЧАЛАХ ЧЕЛОВЕЧЕСКОГО ЗНАНИЯ
ЧАСТЬ I *
1. Очевидно для всякого, кто окинет взглядом пред¬меты человеческого знания, что они суть отчасти идеи, действительно запечатленные в наших ощущениях, отчасти идеи, воспринятые через наблюдение над со¬стояниями и действиями души, отчасти идеи, образован¬ные при помощи памяти и воображения, наконец, идеи, возникающие через соединение, разделение или про¬сто представление того, что было первоначально вос¬принято одним из вышеуказанных способов. Через зрение я имею идеи света и цветов с их различны¬ми степенями и изменениями. Посредством осязания я воспринимаю твердое и мягкое, теплое и холодное, движение и сопротивление, и притом более или менее всего этого в отношении как количества, так и степе¬ни. Обоняние снабжает меня запахами, рот — вкусами, слух проводит в душу звуки во всем их разнообразии
* Это обозначение сохранено в тексте второго издания (но не на заглавном листе), хотя вторая часть трактата в свет не выходила.
512

по тону и составу. И так как многие из этих идей на-блюдаются как сопровождающие друг друга, то они означаются одним названием и вследствие этого при-, знаются за одну вещь. Так, например, если наблю¬дается, что некоторые цвет, вкус, запах, фигура и кон¬систенция даны вместе, то они принимаются за одну отдельную вещь, обозначаемую названием «яблоко». Другие собрания идей составляют камень, дерево, кни¬гу и тому подобные ощущаемые вещи, которые, смотря по тому, приятны они или неприятны, вызывают стра¬сти ненависти, радости, горя и т. п.
2. Но рядом с этим бесконечным разнообразием идей или предметов знания существует равным обра¬зом нечто познающее ‘или воспринимающее их и про¬изводящее различные действия, как-то: хотения, вооб¬ражения, воспоминания. Это познающее деятельное существо есть то, что я называю умом, духом, душою или мною самим. Этими словами я обозначаю не одну из своих идей, но вещь, совершенно отличную от них, в коей они существуют, или, что то же самое, коею они воспринимаются, так как существование идеи со-стоит в ее воспринимаемости.
3. Все согласятся с тем, что ни наши мысли, ни страсти, ни идеи, образуемые воображением, не суще¬ствуют вне нашей души. И вот для меня не менее очевидно, что различные ощущения или идеи, запечат¬ленные в чувственности, как бы смешаны или соеди¬нены они ни были между собою (т. е. какие бы пред¬меты они не образовывали), не могут иначе существо¬вать, как в духе, который их воспринимает. Я полагаю, что каждый может непосредственно убедиться в этом, если обратить внимание на то, что подразумевается под термином существует в его применении к ощущае¬мым вещам. Я говорю: стол, на котором я пишу, су¬ществует, — это значит, что я вижу и осязаю его; если бы я находился вне моего кабинета, то также бы сказал, что стол существует, разумея тем самым, что, находясь в моем кабинете, я мог бы воспринять его, или же что какой-либо другой дух действительно вос¬принимает его. Здесь был запах — это значит, я его обонял; был звук — значит, его слышали; были цвет
513

или фигура — значит, они были восприняты зрением или осязанием. Это все, что я могу разуметь под таки¬ми или подобными выражениями. Ибо то, что говорит¬ся о безусловном существовании немыслящих вещей без какого-либо отношения к их воспринимаемости, для меня совершенно непонятно. Их esse есть percipi, и невозможно, чтобы они имели какое-либо существова¬ние вне духов или воспринимающих их мыслящих вещей.
4. Правда, существует поразительно распространен¬ное между людьми мнение, будто дома, горы, реки, од¬ним словом, все ощущаемые предметы имеют естест¬венное или реальное существование, отличное от их воспринимаемости умом. Но с какой бы уверенностью и общим согласием ни утверждалось это начало, вся¬кий имеющий смелость подвергнуть его исследованию найдет, если я не ошибаюсь, что оно заключает в себе явное противоречие. Ибо что такое вышеупомянутые предметы, как не вещи, воспринимаемые нами в ощу¬щениях? И что же мы воспринимаем, как не наши соб¬ственные идеи или ощущения? И не будет ли полным противоречием допустить, что какое-либо из них или какое-либо их сочетание существует, не будучи вос¬принимаемым?
5. При тщательном исследовании этого предполо¬жения, может быть, окажется, что оно в конце концов зависит от учения об отвлеченных идеях. Ибо может ли быть более тонкая нить отвлечения, чем различение существования ощущаемых предметов от их воспри¬нимаемости так, чтобы представлять их себе как су¬ществующие невоспринимаемыми? Свет и цвета, тепло и холод, протяжение и фигуры, словом, все вещи, ко¬торые мы видим и осязаем, — что они такое, как не разнообразные ощущения, понятия, идеи и чувствен-ные впечатления? И возможно ли даже мысленно от-делить которую-либо из них от восприятия? Что касает¬ся меня, то мне было бы также легко отделить какую-нибудь вещь от себя самой. Правда, я могу мысленно разделить или представлять себе отдельными одну от другой такие вещи, которых я, может быть, никогда не воспринимал чувственно в таком разделении. Так,
514

я воображаю туловище человеческого тела без его чле¬нов или представляю себе запах розы, не думая о са¬мой розе. В таком смысле я не отрицаю, что могу отвлекать, если можно в точном значении слова назы¬вать отвлечением деятельность, состоящую только в представлении раздельно таких предметов, которые и в действительности могут существовать или восприни¬маться раздельно. Но моя способность мыслить или* воображать не простирается далее возможности реаль¬ного существования или восприятия. Поэтому, как я не в состоянии видеть или осязать нечто без действи-тельного ощущения вещи, точно так же я не в состоя¬нии осуществить в моей мысли ощущаемые вещь или предмет независимо от их ощущения или восприятия (стр. 60—64).
9. Некоторые делают различие между первичными и вторичными качествами. Под первыми они подразу¬мевают протяжение, фигуру, движение, покой, вещест¬венность или непроницаемость и число; под вторыми— все прочие ощущаемые качества, как, например, цвета, звуки, вкусы и т. п. Они признают, что идеи, которые мы имеем о последних, не сходны с чем-либо сущест¬вующим вне духа или невоспринятым; но утверждают, что наши идеи первичных качеств суть отпечатки или образы вещей, существующих вне духа в немыслящей субстанции, которую они называют материей. Под ма¬терией мы- должны, следовательно, разуметь инерт¬ную, нечувствующую субстанцию, в которой действи-тельно существуют протяжение, фигура и движение. Однако из сказанного выше ясно вытекает, что