— единственное сочине¬ние, в котором у человека отняли все его привычки. В нем показывается на основании наблюдения ощуще¬ния в его возникновении, как мы научаемся пользо¬ваться нашими способностями; те, кто хорошо поймет нашу теорию ощущений, должны будут признать, что нет больше необходимости обращаться к туманным словам об инстинкте, машинальном движении и подоб¬ным выражениям; во всяком случае, если ими станут пользоваться, то смогут составить себе о них точное представление .
Отсутствие какого-нибудь предмета, который мы считаем необходимым для нашего счастья, вызывает в нас то неприятное состояние, то беспокойство, ко-торое мы называем потребностью и из которого про¬исходят желания. Потребности эти повторяются в за¬висимости от обстоятельств, часто даже образуются но¬вые потребности, и это способствует развитию наших знаний и наших способностей.
Это беспокойство есть тот первый принцип, кото¬рый порождает в нас привычки осязать, видеть, слышать, обонять, вкушать, сравнивать, судить, размышлять, желать, любить, ненавидеть, бояться, надеяться , одним словом, благодаря ему возникают все душев¬ные и телесные привычки.
Чтобы понять ход развития всех наших знаний и всех наших способностей, важно было вскрыть то, чем мы обязаны каждому чувству в отдельности, и проде¬лать таким образом работу, которая до сих пор еще не была сделана. Так возникли четыре части «Трактата об ощущениях».
В первой части исследуются те чувства, которые сами по себе не могут судить о внешних предметах.
Во второй части исследуется чувство осязания, т. е; то единственное чувство, которое способно само по себе судить о внешних предметах.
В третьей части исследуется, каким образом чув-ство осязания научает другие чувства судить о внеш¬них предметах.’
В четвертой части рассматриваются потребности, идеи и деятельность изолированного человека, поль¬зующегося всеми своими чувствами.
Мы видим, таким образом, что задача предлагае-мого труда — показать, каковы идеи, которыми мы обя¬заны каждому нашему чувству, и каким образом чув¬ства эти, вместе взятые, дают нам все знания, необхо¬димые для нашего самосохранения.
638

Резюме первой части
Локк различает два источника наших идей: чувства и рефлексию. Правильнее было бы принять только один источник их как потому, что рефлексия является по своему происхождению просто тем же ощущением, так и потому, что она является не столько источником идей, сколько каналом, по которому они вытекают из чувств.
Как ни мелкой кажется эта ошибка, она вносит зна¬чительную неясность в его систему, ибо она мешает ему развить принципы ее. Поэтому названный фило¬соф ограничивается указанием, что душа воспринимает, мыслит, сомневается, верит, рассуждает, познает, же¬лает, размышляет; что мы убеждены в существовании этих операций, ибо мы их находим в ‘себе самих, и что они содействуют развитию наших знаний. Но он не счел необходимым вскрыть принципы и происхождение их, он не подозревал, что они, может быть, являются лишь приобретенными привычками. По-видимому, он считал их чем-то врожденным человеку, утверждая только, что они совершенствуются благодаря упражне¬нию (стр. 42—47).
Резюме второй части
С одной стороны, все наши знания вытекают из чувств, а с другой — наши ощущения представляют лишь наши модификации. Каким же образом можем мы видеть предметы вне нас? Действительно, мы, по-видимому, должны были бы видеть лишь нашу различ¬ным образом модифицируемую душу (стр. 55).
Резюме третьей части
В настоящее время все признают, что цвета представляют лишь модификации нашей души.
Осязания — вот учитель всех этих чувств. Едва только предметы начинают принимать под действи-ем руки известные формы, известную величину, как
639 V

обоняние, слух, зрение и вкус начинают взапуски про¬ецировать свои ощущения на них, и модификации души становятся качествами всего того, что существует вне ее (стр. 57—58).
Резюме четвертой части
Здесь показывается, как человек, бывший перво¬начально лишь ощущающим животным , становится размышляющим животным, которое само способно за¬ботиться о своем самосохранении.
Слово идея выражает некоторую вещь, которую ни¬кто, осмеливаюсь это сказать, еще не объяснил толком. Вот почему продолжают спорить по вопросу о проис¬хождении идей.
Какое-нибудь ощущение не есть еще идея, пока его рассматривают лишь как переживание, ограничиваю¬щееся модификацией души.
Наличные ощущения слуха, вкуса, зрения и обоня¬ния остаются лишь ощущениями, пока соответствую¬щие органы чувств не получили еще уроков от осяза¬ния, ибо в этом случае душа может принимать их лишь за модификации самой себя. Но если эти ощущения существуют только в памяти, вспоминающей их, то они становятся идеями. В этом случае не говорят: я имею ощущение того, чем я был, а говорят: я имею воспоминание или идею этого.
Только ощущение твердости, как наличное, так и прошлое, является само по себе одновременно ощуще¬нием и идеей. Оно — ощущение по своему отношению к модифицируемой им душе; оно — идея по своему от¬ношению к чему-то внешнему.
Это ощущение вскоре заставляет нас считать на-ходящимися вне нас все модификации, испытываемые душой благодаря осязанию. Вот почему каждое ощу¬щение осязания оказывается представителем предмета, который схватывает рука.
Осязание, привыкнув относить свои ощущения во¬вне, сообщает ту же самую привычку другим чувствам. Все наши ощущения начинают казаться нам качест¬вом окружающих нас предметов; следовательно, они их представляют, они становятся идеями.
640

Но очевидно, идеи эти не дают нам познания того, что суть вещи сами по себе; они только описывают их при помощи их отношений к нам, и одно это доказы¬вает, насколько тщетны старания философов, вообра¬жающих, будто они способны проникнуть в природу вещей.
Наши ощущения соединяются между собой вне нас, образуя столько совокупностей, сколько мы различаем чувственных предметов. Это дает начало двум видам идей: простым идеям и сложным идеям.
Каждое ощущение, взятое в отдельности, можно рассматривать как простую идею, сложная же идея образуется из нескольких ощущений, которые мы. объ¬единяем вне себя. Так, например, белизна этой бума¬ги есть простая идея, а совокупность нескольких та¬ких ощущений, как твердость, форма, белизна и т. д., есть сложная идея.
Таким образом, если спросить, что такое тело, то на это надо ответить следующим образом: это та сово¬купность качеств, которые вы осязаете, видите и т. д., когда предмет имеется налицо; а когда предмет отсут¬ствует, то это воспоминание о тех качествах, которые вы осязали, видели и т. д.
Идеи можно классифицировать еще и иным спосо¬бом: одни идеи я называю чувственными, другие — интеллектуальными. Чувственные идеи представляют нам вещи, действующие на наши чувства в данный мо¬мент; интеллектуальные идеи представляют нам пред¬меты, исчезнувшие после того, как они произвели свое впечатление. Эти идеи отличаются друг от друга так, как воспоминание отличается от ощущения.
Чем обширнее наша память, тем мы способнее при¬обретать интеллектуальные идеи. Эти идеи составляют фонд наших познаний, подобно тому как чувственные идеи представляют источник их.
Этот фонд становится предметом наших размышле¬ний. По временам мы можем заниматься только им, не пользуясь вовсе нашими чувствами. Вот почему начи¬нает казаться, будто этот фонд всегда существовал, будто он предшествовал всем решительно ощущени¬ям, и вот почему мы оказываемся бессильными перед
641

вопросом о его происхождении. Здесь берет начало оши¬бочная теория о врожденных идеях.
Если мы хорошо освоились с интеллектуальными идеями, то они появляются в нашей душе почти вся¬кий раз, когда мы этого хотим. Благодаря им мы ока¬зываемся в состоянии правильнее судить о встречаю¬щихся нам предметах. Мы непрерывно сравниваем их с чувственными идеями, и благодаря им мы открываем отношения, представляющие новые интеллектуальные идеи, которые обогащают фонд наших познаний.
Рассматривая .отношения сходства, мы относим к одному и тому же классу все особи, у которых мы замечаем одни и те же качества; рассматривая отно-шения различия, мы увеличиваем число классов, мы подчиняем их друг другу или отличаем друг от друга во всех отношениях. Это дает начало видам, родам, абстрактным и общим идеям.
Но у нас нет такой общей идеи, которая не была бы раньше частной идеей. Какой-нибудь первый пред¬мет, который мы случайно заметили, становится образ¬цом, к которому мы относим все, что похоже на него; и идея эта, бывшая первоначально частной идеей, ста¬новится тем более общей, чем менее развита наша способность различения. Таким образом мы переходим сразу от частных идей к очень общим идеям, и мы спускаемся к подчиненным идеям лишь в той мере, в какой мы учитываем различия вещей.
Все эти идеи образуют одну цепь. Чувственные идеи связываются с понятием протяженности, и таким образом все тела начинают казаться нам лишь различ¬ным образом модифицированной протяженностью. Ин¬теллектуальные идеи связываются с чувственными, в которых они берут свое начало, и поэтому они часто всплывают в душе по поводу самого легкого впечат¬ления, испытываемого чувствами. Потребность, поро-дившая их в нас, ярляется принципом их повторных появлений; и если они непрерывно проходят перед на¬шим духом, то потому, что наши потребности непре¬рывно повторяются и сменяют друг друга.
Такова в общем система наших идей. Чтобы при-дать ей эту простоту и эту ясность, пришлось проана-
642

лизировать операции органов чувств. Философы не сде¬лали этого анализа, и вот почему они плохо рассуж¬дали в этом вопросе (стр. 61—65).
ЧЕТВЕРТАЯ ЧАСТЬ
О ПОТРЕБНОСТЯХ, ЛОВКОСТИ И ИДЕЯХ
ИЗОЛИРОВАННОГО ЧЕЛОВЕКА, ПОЛЬЗУЮЩЕГОСЯ
ВСЕМИ СВОИМИ ЧУВСТВАМИ
ГЛАВА VIII
О ЧЕЛОВЕКЕ, КОТОРЫЙ ВСПОМНИЛ БЫ, ЧТО ОН СТАЛ ПОСЛЕДОВАТЕЛЬНО ПОЛЬЗОВАТЬСЯ СВОИМИ ЧУВСТВАМИ
Если предположить, что наша статуя помнит, в ка¬ком порядке она стала пользоваться своими чувствами, то достаточно было бы заставить ее поразмыслить над самой собою, чтобы выяснить доказанные нами глав¬ные истины.
Что я такое, сказала бы она, и чем я была? Что такое эти звуки, запахи, вкусы, цвета, которые я при-нимала последовательно за свои собственные модифи¬кации и которые, как это кажется мне теперь, перехо¬дят от меня к предметам? Что такое это протяжение, которое я открываю в себе и далее себя без всяких границ? Неужели все это различные способы ощущать себя? До того, как я получила зрение, я не знала небесного пространства; до того, как я научилась поль¬зоваться своими членами, я не знала, что вне меня существует нечто. Мало того, я не знала, что я протя¬женна; я была лишь точкой, когда я сводилась к ка¬кому-то однообразному ощущению. Что же представ¬ляет собой этот последовательный ряд ощущений, сделавший меня тем, что я есть, и создавший, может быть, то, чем является по отношению ко мне все окру¬жающее меня?
Я ощущаю лишь себя, и именно то, что я ощущаю в себе, я вижу вовне или, правильнее, я не вижу вовне, но я составила себе привычку из некоторых суждений, переносящих мои ощущения туда, где они вовсе не на¬ходятся.
21• 643

В первый момент своего существования я не знала вовсе того, что происходит во мне, я не разбирала еще здесь ничего, я не имела никакого самосознания; я су¬ществовала, но без всяких желаний, не испытывая ни¬какого страха; я едва наслаждалась собой, и если бы я продолжала