на¬стоящем томе публикуются отрывки из «Разговора Даламбера и Дидро», «Сна Даламбера» и «Философских оснований материи и движения». Они подобраны В. Н. Кузнецовым по «Набран¬ным философским произведениям» Дидро (М., 1941).
РАЗГОВОР ДАЛАМБЕРА И ДИДРО
Даламбер. Я признаю, что трудно допустить сущест¬во, которое находится где-то и не соответствует ни од¬ной точке пространства; существо непротяженное, ко¬торое, однако, занимает пространство и в полном своем
649

составе пребывает в каждой части этого пространства; которое по существу отличается от материи и вместе с тем с ней связано; которое за ней следует и приводит ее в движение, само, однако, оставаясь неподвижным; которое на нее воздействует и подвержено всем ее сменам; существо, о котором я не имею ни малейшего представления и обладающее столь противоречивой природой. Но тех, кто отрицает его, ждут новые за-труднения: ведь если вы на его место ставите чувстви¬тельность как общее и существенное свойство материи, то из:этого следует, что и камень чувствует.
Дидро. А почему нет?
Даламбер. Этому трудно поверить.
Дидро. Тому, кто его режет, точит, дробит и не слы¬шит его крика.
Даламбер. Мне было бы очень интересно, если бы вы мне сказали, в чем, по-вашему, заключается разница между человеком и статуей, между мрамором и те¬лом.
Дидро. Разница небольшая. Мрамор делается из те¬ла, тело — из мрамора.
Даламбер. Но это не то же самое.
Дидро. Точно так же, как то, что вы называете жи¬вой силой, не есть мертвая сила.
Даламбер. Я вас не понимаю.
Дидро. Я объяснюсь. Перемещение тела из одного места в другое не есть движение, а только результат. Движение имеется одинаково и в движущемся теле и в теле неподвижном.
Даламбер. Это совсем новый взгляд на вещи.
Дидро. От этого он не оказывается ложным. Устра¬ните препятствия, которые мешают пространственному перемещению неподвижного тела, и оно передвинется. Внезапно разредив воздух, создайте безвоздушное про¬странство вокруг ствола этого громадного дуба, и содер¬жащаяся в нем вода, внезапно расширившись, разор¬вет его на сотни тысяч частей. То же самое можно сказать о вашем теле.
Даламбер. Пусть так, но какая связь между дви-жением и чувствительностью? Неужели вы признаете, пассивную и активную чувствительность, подобно жи-
650

вой и мертвой силе? Живая сила обнаруживается в пе¬редвижении, мертвая сила проявляется в давлении. Так и активная чувствительность характеризуется из¬вестными действиями, которые мы замечаем у живот¬ного и, пожалуй, у растений, а в пассивной чувстви¬тельности мы убеждаемся при переходе к состоянию активной чувствительности.
Дидро. Прекрасно. Теперь вы раскрыли эту связь.
Даламбер. Таким образом, у статуи лишь пассивная чувствительность; человек же, животное, быть может, даже растение одарены активной чувствительностью.
Дидро. Несомненно такова разница между глыбой мрамора и телесной тканью, но вы хорошо понимаете, что дело не сводится к одному этому.
Даламбер. Конечно. Каково бы ни было сходство между внешней формой человека и формой статуи, нет никакой связи в их внутренней организации. Резец самого ловкого скульптора не может создать малейшего кожного покрова. Но при помощи очень простого про¬цесса можно создать переход от мертвой силы к живой силе; этот опыт повторяется перед нашими глазами сотни- раз ежедневно, между тем как я не очень вижу, каким образом тело из состояния пассивной чувстви¬тельности может перейти в состояние чувствительности активной.
Дидро. Вы просто не хотите этого заметить. Это то¬же весьма обычное явление.
Даламбер. Скажите, пожалуйста, каково же это столь обычное явление?
Дидро. Я вам его укажу, раз вы хотите, чтобы вам стало стыдно. Это явление происходит всякий раз, когда вы едите.
Даламбер. Всякий раз, как я ем?
Дидро. Разумеется; ведь в то время, как вы едите, что вы делаете? Вы устраняете препятствия, мешаю-щие активной чувствительности пищи. Вы ассимили¬руете ее с самим собой; вы из нее создаете тело, вы ее одухотворяете, вы делаете ее чувствительной; и то, что вы производите с пищей, то я сделаю с мрамором, когда мне это вздумается.
Даламбер. Каким же это образом?
651

Дидро. Каким образом? Я сделаю его съедобным.
Даламбер. Сделать мрамор съедобным — это мне не кажется легким.
Дидро. Это мое дело указать вам, как это происхо¬дит. Я беру статуэтку, которую видите, кладу ее в ступ¬ку и [разбиваю] сильными ударами. Когда глыба мрамора превращена в незаметный на ощупь порошок, я примешиваю этот порошок к перегною или черно¬зему, хорошо смешиваю все это, поливая образовав¬шееся месиво, даю ему гнить в продолжение года, двух лет, целого века; время для меня ничего не значит. Я сею горох, бобы, капусту и другие овощи. Овощи питаются землей, а я питаюсь овощами.
Даламбер. Верно это или нет, но мне нравится этот переход от мрамора к перегною, от перегноя к расти¬тельному царству, а от растительного царства — к жи¬вотному царству, к телу.
Дидро. Итак, я из тела или из души делаю ак-тивно чувствительную материю; и если я не разрешаю выставленной вами проблемы, я во всяком случае близко к ней подхожу; ведь вы признаете, что между куском мрамора и чувствующим существом большая разница, чем между чувствующим существом и сущест¬вом мыслящим.
Даламбер. Согласен; при всем том чувствующее су¬щество еще не есть существо мыслящее.
Дидро. Тот, кто стал бы излагать в академии этапы развития при формировании человека или жи¬вотного, ссылался бы только на материальные силы, а результат в последовательном порядке проявился бы в виде пассивного существа, чувствующего существа, мыслящего существа, в виде существа, разрешающего проблему предварения равноденствий, существа высо¬чайшего, поразительного, существа стареющего, при-ходящего в упадок, умирающего, разложившегося и вернувшегося в плодотворную землю.
Даламбер. Следовательно, вы не верите в предсу-ществующие зародыши?
Дидро. Нет.
Дал, з:бер. Но возникновение первых животных необъяснимо без этих предсуществующих семян.
652

Дидро. Если вас смущает вопрос о том, что перво¬начальное — яйцо или курица, то, значит, вы предпо-| лагаете, что животные с самого начала были таковы, какими они являются сейчас. Какое безумие! Мы не знаем, ни чем они были, ни во что они обратятся.
Позвольте мне перенестись на несколько тыся¬челетий вперед?
Даламбер. Пожалуйста. Почему же нет? Время для природы не имеет значения.
Дидро. Итак, позволите ли вы мне загасить наше солнце?
Даламбер. С тем большей охотой, что ведь не оно первое потухнет.
Дидро. Если солнце потухнет, что произойдет? По¬гибнут растения, животные, земля станет одинокой и немой. Зажгите вновь это светило, и тотчас же вы восстановите необходимую причину бесконечного чис¬ла новых поколений, по отношению к которым я не решусь утверждать, что теперешние наши растения и животные возникнут вновь или нет, когда пройдут века.
Даламбер. Но почему, соединившись, те же самые рассеянные элементы не могут привести к тому же ре¬зультату?
Дидро. Ведь все подчинено законам природы, и тот, кто предполагает новое явление или вызывает его из прошлого, воссоздает новый мир.
Даламбер. Этого глубокий мыслитель не стал бы отрицать, но, возвращаясь к человеку, поскольку ход природы его вызвал, вспомните, что вы остановились на переходе существа чувствующего к существу мысля¬щему.
Дидро. Могли ли бы вы мне определить, в чем заключается бытие чувствующего существа в отноше¬нии к самому себе?
Даламбер. В том, что оно сознает самого себя, на¬чиная с первого момента сознания до настоящего вре¬мени.
Дидро. А на что опирается это сознание?
Даламбер. На память о своих действиях.
Дидро. А что было бы без этой памяти?
653

Даламбер. Без этой памяти человек не обладал бы самим собой, так как, испытывая свое бытие только в непосредственном восприятии, он не имел бы никакой истории своей жизни. Для него жизнь была бы лишь прерывной последовательностью ощущений, ничем не связанных.
Дидро. Превосходно. А что такое память? Каково ее происхождение?
Даламбер. Она связана с известной организацией, возрастающей, слабеющей и иногда полностью поги¬бающей.
Дидро. Таким образом, существо чувствующее и об-ладающее этой организацией, пригодной для памя¬ти, связывает получаемые впечатления, созидает этой связью историю, составляющую историю его жизни, и доходит до самосознания; тогда оно может отрицать, утверждать, умозаключать, мыслить.
Даламбер. Все это так. Для меня остается лишь одно затруднение.
Дидро. Вы ошибаетесь. Их остается гораздо больше.
Даламбер. Но одно затруднение главное, а имен-но: мне кажется, что одновременно мы можем думать только об одном каком-нибудь предмете, между тем, не говоря уже о бесконечной цепи рассуждений, охва¬тывающей тысячи понятий, чтобы образовать простое суждение, мы сказали бы, что нужно иметь по мень¬шей мере два элемента: объект, который кажется не¬изменно пребывающим перед взором ума, в то время как ум занят свойством, им утверждаемым или отри¬цаемым.
Дидро. Я думаю, что это так. Это в иных случа¬ях позволяло мне сравнивать нервные волокна наших органов с чувствительными, вибрирующими струнами. Чувствительная, вибрирующая. струна приходит в ко¬лебание и звучит еще долго спустя после удара. Вот это-то дрожание, этот своеобразный и необходимый резонанс не позволяет объекту исчезать в то время, как ум занят соответствующим свойством. Но у дро-жащих струн еще одна особенность, заключающаяся в том, что струна заставляет дрожать соседние; таким образом, одно представление вызывает другое; эти оба
654

представления — третье; все три представления — чет-вертое и так далее без того, чтобы можно было опре-делить границу идей, которые возникают и связывают¬ся у философа, погруженного в думы или занятого | размышлениями в тиши и темноте. Этому инструмен¬ту свойственны удивительные скачки, и порой возник¬шее представление вызывает созвучное представление, отделенное от первого непостижимым расстоянием. Если мы можем наблюдать это явление у звучащих струн, инертных и друг от друга отделенных, то это явление непременно встретится среди животных и свя¬занных точек, среди непрерывных и чувствительных нервных волокон.
Даламбер. Если это и неверно, то во всяком случае очень остроумно. Но пришлось бы предположить, что вы незаметно впадаете в затруднение, которого хотели избежать.
Дидро. Какое же?
Даламбер. Вы против различения двух субстанций?
Дидро. Я этого не скрываю.
Даламбер. Если присмотреться поближе, вы из ра¬зума философа создаете существо, отличное от инстру-мента, создаете своеобразного музыканта, прислуши-вающегося к звучащим струнам и высказывающегося по поводу их консонанса или диссонанса.
Дидро. Возможно, что я дал повод к этому возра¬жению, которое, быть может, вы бы мне сделали, если бы вы учли разницу между инструментом в лице фи¬лософа и между инструментом, представляющим собою фортепиано; инструмент-философ одарен чувствитель¬ностью, он одновременно и музыкант и инструмент. Будучи чувствительным, он обладает мгновенным со-знанием вызываемого звука; как животное существо, он обладает памятью. Эта органическая способность, связывая в нем звуки, созидает и сохраняет мелодию. Предположите, что фортепиано обладает способно¬стью ощущения и памятью, и скажите, разве бы оно не стало тогда само повторять тех арий, которые вы исполнили бы на его клавишах? Мы — инструменты, одаренные способностью ощущать и памятью. Наши чувства — клавиши, по которым ударяет окружающая
655

нас природа и которые часто сами по себе ударяют; вот, по моему мнению, все, что происходит в фортепи¬ано, организованном подобно вам и мне. Пусть дано впечатление, причина которого находится внутри