собор объявил псевдоевангель¬скими, как и те, которые он назвал евангельскими. Поскольку эти псевдоевангелисты претендовали на [бого]вдохновение, как и другие, ты будешь судить об их притязаниях своим собст-венным разумом, а не разумом этих церковников.
ПЕЙН
Томас Пейн (1737—1809) — американский политический дея-тель и мыслитель. Родился в Англии в семье ремесленника, сменил ряд трудовых профессий. По совету Франклина и с его материальной помощью в 1774 г. переехал в Америку. С нача¬лом войны за независимость Пейн включился в активную политическую деятельность. В январе 1776 г. он опубликовал (анонимно) памфлет «Здравый смысл», который, по выраже¬нию Франклина, «значительно продвинул революцию». В нем Пейн, как и в дальнейших памфлетах («Американские кризи¬сы»), пропагандировал республиканизм, отмену монархии, при¬зывал бороться против Англии. Во время войны Пейн служил в армии, стал видным государственным деятелем — секрета¬рем комитета конгресса по иностранным делам. Когда нача¬лась французская революция, Пейн прибыл в Париж. Здесь в 1792 г. он написал в защиту революции труд «Права человека», бросив в нем вызов европейским монархиям. В Англии за этот труд Пейн был поставлен вне закона. В том же году он полу¬чил французское гражданство и был избран депутатом Конвен¬та. В конце 1793 г. за его связь с жирондистами Пейн был арестован якобинцами. Б заключении он закончил свою знаме¬нитую антирелигиозную книгу «Век разума» (две его части были опубликованы в 1794—1795 гг.). После своего освобожде¬ния в 1794 г. из тюрьмы Пейн до 1802 г. прожил во Франции, где опубликовал ряд трудов. Вернувшись в США, Пейн про¬должил публицистическую деятельность, но подвергся гоне¬ниям за критику Библии, а также за критику господствовав¬ших бружуазно-плантаторских кругов.
Публикуемые ниже отрывки даются по изданию: Т. Пейн. Избранные сочинения. М., 1959.
703

ЗДРАВЫЙ СМЫСЛ
Некоторые авторы на¬столько смешали [понятия] «общество» и «правительство», что между ними не осталось никакого или почти никакого различия; между тем это ве-щи не только разные, но и разного происхождения. Об-щество создается нашими по¬требностями, а правительст¬во — нашими пороками; пер¬вое способствует нашему сча¬стью положительно, объединяя наши благие порывы, второе же — отрицательно, обуздывая наши пороки; одно поощряет сближение, другое порождает рознь. Первое — это защит¬ник, второе — каратель.
Общество в любом своем состоянии есть благо, правитель¬ство же и самое лучшее есть лишь необходимое зло, а в худ¬шем случае — зло нестерпимое; ибо, когда мы страдаем или сносим от правительства те же невзгоды, какие можно было бы ожидать в стране без правительства, несчастья наши усу¬губляются сознанием того, что причины наших страданий созданы нами. Правительство, подобно одеждам, означает утра¬ченное целомудрие: царские дворцы воздвигнуты на развали¬нах райских беседок. Ведь если бы веления совести были ясны, определенны и беспрекословно исполнялись, то человек не нуждался бы ни в каком ином законодателе; но раз это не так, человек вынужден отказаться от части своей собственности, чтобы обеспечить средства защиты остального, и сделать это он вынужден из того же благоразумия, которое во всех других случаях подсказывает ему выбирать из двух зол наи¬меньшее. И так как безопасность является подлинным назна¬чением и целью правительственной власти, то отсюда неопро¬вержимо следует, что, какой бы ни была его форма, предпочти¬тельнее всех та, которая всего вернее обеспечит нам эту безо-пасность, с наименьшими затратами и с наибольшей пользой (стр. 21-22).
Поскольку все люди от природы равны по происхождению, равенство это могло быть нарушено лишь впоследствии, разли¬чия между богатыми и бедными вполне можно понять и не прибегая к таким неприятным и неблагозвучным словам, как угнетение и алчность. Угнетение часто является следст¬вием, но редко или почти никогда — средством достиже¬ния богатства. И хотя скупость предохраняет человека от нужды, она обычно делает его слишком робким, чтобы стать богатым.
704

Но существует другое, и более значительное, различие, для которого нельзя подыскать ни естественной, ни религиоз¬ной причины: это разделение людей на монархов и подданных. Мужской и женский род — это природное различие, добрый и злой — это различия, идущие с небес, но как появился на земле человеческий род, столь превознесенный над всеми остальными и выделяемый подобно некоему новому виду [животных], — этим стоит заняться и выяснить, способствуют ли эти люди счастью или бедствиям человечества (стр. 26).
Слова Писания ясны и понятны. Они не допускают ника¬ких двусмысленных толкований. Воистину всемогущий выра¬зил здесь свой протест против монархического правления, или же Писание лживо. И есть полное основание полагать, что ко¬ролевская власть не менее духовенства повинна в утаивании Писания от народа в католических странах, ибо всякая монар¬хия есть не что иное, как политическое папство.
Зло монархии мы дополнили злом престолонаследия, и если первое есть ущерб и унижение для нас самих, то второе, будучи возведенным в закон, есть оскорбление и обман потом¬ства. Ибо все люди по происхождению равны и ни у кого не может быть прирожденного права давать своей семье преиму¬щество перед всеми другими, и хотя сам человек мог заслу¬жить известную долю почестей от своих современников, однако его потомки могут быть вовсе недостойны наследовать их. Од¬ним из самых сильных естественных доказательств нелепости прав престолонаследия является то, что их не одобряет при¬рода, иначе она так часто не обращала бы их в насмешку, преподнося человечеству осла вместо льва (стр. 29—30).
Чем ближе форма правления к республике, тем меньше дела у короля. Довольно трудно найти подходящее имя для английской формы правления. Ведь это республиканскую, но не монархическую часть Конституции Англии прославляют англичане, а именно свободу выбора палаты общин из своей среды. И нетрудно увидеть, что с падением республиканских добродетелей наступает рабство. Потому-то и несостоятельна Конституция Англии, что монархия отравила республику, а корона поглотила палату общин.
В Англии король только и делает, что воюет и раздает должности; иначе говоря, разоряет нацию и сеет в ней ссоры. Хорошенькое занятие для человека, получающего в год восемь¬сот тысяч фунтов стерлингов и вдобавок боготворимого! Один честный человек дороже для общества и для господа, чем все коронованные негодяи, когда-либо жившие на земле (стр. 33).
Я навсегда отверг жестокого и мрачного фараона Англии и презираю негодяя, который, притязая на звание отца сво¬его народа, может безучастно слушать, как этот народ ре¬жут, и спокойно спать, имея на совести его кровь (стр. 42).
Но где же, говорят некоторые, король Америки? Я скажу тебе, друг, он царствует над нами, но не сеет гибель среди людей, подобно коронованному зверю Великобритании. Впро¬чем, чтобы нам не иметь недостатка даже в земных почестях,
‘/j23 Антология, т, 2 705

пусть будет торжественно назначен день для провозглашения хартии; пусть она будет вынесена и установлена на божествен¬ном законе, на слове божьем; пусть на нее возложат корону, по которой мир мог бы узнать, насколько мы одобряем монар¬хию, — королем в Америке является закон. Ибо как в абсолю¬тистских государствах король является законом, так и в сво¬бодных странах закон должен быть королем и не должно быть никакого другого. Но чтобы впоследствии не возникло каких-либо злоупотреблений, пусть в заключение церемонии корона будет разбита вдребезги и рассеяна среди народа, которому она принадлежит по праву.
Нам -принадлежит неотъемлемое право иметь собственное правительство, и всякий, кто всерьез поразмыслит над непроч¬ностью человеческих дел, придет к убеждению, что куда ра¬зумнее и безопаснее хладнокровно и обдуманно выработать собственную конституцию, пока это в нашей власти, нежели доверить столь значительное дело времени и случаю (стр.46).
ВЕК РАЗУМА
Уже в течение нескольких лет я намеревался опубли-ковать мои мысли о религии. Я хорошо сознаю трудности, связанные с предметом, и из этих соображений отложил его осуществление до более позднего периода моей жизни. Я пред¬полагал, что этот труд будет моим последним приношением согражданам всех наций, причем в такое время, когда чистота мотивов, побудивших меня к этому, не возбудит сомнения даже у тех, кто, может быть, не одобрит самый труд. События, которые произошли сейчас во Франции и привели к уничто¬жению всего национального института духовенства и всего от¬носящегося к принудительным системам религии и атрибутам веры, не только поторопили меня в моем замысле, но и сде¬лали работу такого рода необходимой для того, чтобы при об- , щем крушении предрассудков, ложных систем правительства и ложной теологии мы не потеряли из виду нравственности, человечности и той теологии, которая истинна.
Несколько моих коллег и сограждан во Франции подали мне пример, изложив избранное ими индивидуальное испове-дание веры, и я сделаю то же самое; я сделаю это с той иск-ренностью и откровенностью, с какою разум человека может сообщаться только с самим собою.
Я верю в единого бога и надеюсь на счастье за пределами земной жизни.
Я верю в равенство людей и полагаю, что религиозные обязанности состоят в справедливости поступков, милосердии и стремлении сделать наших собратьев счастливыми.
Я не верю в религии, исповедуемые церковью еврейской, римской, греческой, турецкой, протестантской или какой-либо другой известной мне церковью. Мой собственный ум— моя церковь.
706

Все национальные церковные учреждения, будь то еврей-ские, христианские или турецкие, представляются мне не чем иным, как человеческим изобретением, предназначенным для того, чтобы запугивать и порабощать человечество, монополи¬зировать власть и доходы.
Заявляя это, я не думаю осуждать тех, кто верует иначе. Они имеют такое же право на свою веру, как я на свою. Однако для счастья человека необходимо, чтобы он был мыс-ленно честен перед собою. Безверие не состоит в веровании лли неверовании, оно состоит в том, что человек притворяется верующим в то, во что он на самом деле не верит.
Невозможно учесть то нравственное зло, если можно так выразиться, которое мысленная ложь произвела в обществе. Когда человек настолько развратил и проституировал чистоту своего ума, что заявляет о своей вере в такие вещи, в какие он на деле не верит, он готов уже совершить любое другое преступление. Он берется за ремесло священника ради на¬живы и, для того чтобы быть годным к этому ремеслу, начи¬нает с вероломства. Можно ли представить себе что-либо бо¬лее разрушительное для нравственности?
Вскоре после того, как я опубликовал в Америке памфлет «Здравый смысл», я понял чрезвычайную вероятность того, что за революцией в системе правительства последует револю¬ция в системе религии. Преступная связь церкви и государ¬ства, где бы она ни имела место, у евреев, христиан или турок, так эффективно запретила, под угрозой различных кар и взысканий, всякую дискуссию по установленным веровани¬ям и основным принципам религии, что до тех пор, пока не будет изменена система правления, эти вопросы не смогут быть честно и открыто поставлены перед миром. Но когда это будет сделано, последует революция в системе религии. Человече¬ские вымыслы и поповский обман будут уничтожены, и чело¬век вернется