Opus de vero fal-soque bono (Koln, 1509), пред-ставлявшего собой переработ¬ку трактата «О наслаждении». Подбор и перевод Н. В. Ревя-киной.
О НАСЛАЖДЕНИИ
КНИГА I
ГЛАВА XVIII
Но вернусь к делу. Ты, Катон, считаешь, что следует стремиться к добродетели, я призываю к наслаждению. Оба этих понятия сами по себе противоположны, и между ними нет никакой связи. Лукан говорит: как удалены от земли звезды и огонь от моря, так полезное от справедливого. Полезное — то же самое, что вызывающее наслаждение, справедливое — то же, что и добродетельное. Однако некоторые отличают полезное от вызывающего наслаждение; их невежество настолько явно, что они не нуждаются в опровержении. Как же назовется полез¬ным то, что не будет ни добродетельным, ни вызывающим наслаждение? Ничто не является полезным, что не ощущалось бы; то же, что ощущается, приятно или неприятно. Вернее ли [рассуждают] те, кто разделил всякое благо на справедливое и вызывающее наслаждение (т.-е. заключающее в себе пользу)? С самого начала следует заявить, что стремиться к той и дру¬гой цели блага обеим одновременно нельзя (ибо не могут быть одна и та же цель и один результат у таких противополож¬ных вещей, как здоровье и болезнь, влажность и сухость, лег¬кое и тяжелое, свет и мрак, мир и война), если не встать на ту позицию, что -добродетельные качества являются не ча¬стями высшей добродетели, а служат для получения наслаж¬дения. Так здраво полагает Эпикур, с которым согласен и я.
78

ГЛАВА XIX ОПРЕДЕЛЕНИЕ НАСЛАЖДЕНИЯ И ДОБРОДЕТЕЛИ
Прежде всего нельзя допустить, чтобы мы обошли молча-нием определение того предмета, о котором идет речь. Это не¬обходимо делать в начале любого диспута (как обычно делали ученейшие мужи и как предписывает у Цицерона М. Антоний) с той целью, чтобы объяснить, что является предметом спора, и чтобы не вынуждать речь блуждать и ошибаться, если про¬тивники не будут понимать под тем, о чем они спорят, одно и то же. Итак, наслаждение — это благо, к которому повсюду стремятся и которое заключается в удовольствии души и тела, что греки называли «гедонэ». Едва ли не так думал Эпикур. Как говорит Цицерон, никаким словом нельзя более убедитель¬но выразить это понятие, звучащее по-гречески «гедонэ», чем словом voluptas; этому слову все, знающие латинский язык, придают два значения: радость в душе от сладостного возбуж¬дения и удовольствие тела. Высшая добродетель есть благо, смысл которого заключается в добродетельных качествах и к которому следует стремиться ради него самого, а не ради чего-то другого. В этом сходятся Сенека и прочие стоики. Ци¬церон, к примеру, говорит: под добродетельным мы понимаем то, что похвально само по себе, отвлекаясь от всякой пользы, от каких-либо результатов и наград. Honestum греки называют calonl. Я полагаю, что к этому определению ты, Катон, не мо-жешь ничего добавить. Каждый из нас называет свое благо не только высшим, но и единственным, ты, привлекая Зенона, я — Аристиппа, который, как я считаю, думал об этом правильнее всех.
ГЛАВА XLII ЧТО СОСТАВЛЯЕТ ЦЕЛЬ ДОБРОДЕТЕЛИ
Те четыре качества, которые вы пятнаете именем доброде¬тели и которых требуете от себя с обычным высокомерием, не достигают ничего другого, как этой же самой цели [наслажде¬ния]. Благоразумие — я скажу об этой очевидной вещи очень кратко — заключается в том, чтобы уметь предвидеть вы¬годное для себя и избегать невыгодного. Известно, что говорит Энний: ни один мудрец не является мудрым, если не может сам себе быть полезным. Умеренность состоит в воздержании от какого-либо одного удовольствия, с тем чтобы наслаждаться многими и большими. Справедливость — в приобретении у людей расположения и выгод, [в снискании] благодарности.
ГЛАВА XLIII
О ТОМ, ЧТО ДОБРОДЕТЕЛИ — СЛУЖАНКИ НАСЛАЖДЕНИЯ
Перед вами истинное и краткое определение добретелей, среди которых наслаждение будет подобно не блуднице среди
79

матрон, как болтает позорнейший род людей — стоики, а гос¬поже среди служанок. Она приказывает им одной поспешить, другой возвратиться, третьей остаться, четвертой ожлдать, восседая сама и пользуясь их услугами.
ГЛАВА XLIV
О ТОМ, ЧТО ЖИТЬ БЕЗ НАСЛАЖДЕНИЯ НЕВОЗМОЖНО, А БЕЗ ДОБРОДЕТЕЛИ МОЖНО
Ты, [Катон], привел много примеров. Поскольку каж-дый из них в отдельности мне нет смысла опровергать, нужно сразу заметить следующее: что бы ни делали те, которых ты перечислил, они делали это ради одного наслаждения, и этого даже ты не смог бы опровергнуть. Чтобы укрепить эту основу, скажу, что роду живых существ ничего так не выделено при¬родой, как сохранять свою жизнь и тело и уклоняться от того, что покажется вредным. Ничто более не сохраняет жизнь, чем наслаждение с помощью органов вкуса, зрения, слуха, обоня¬ния, осязания, без чего мы не можем жить, без добродетели же можем. Так что, если кто-то жесток и несправедлив по отно¬шению к любому из чувств, он действует вопреки природе и вопреки своей пользе.
КНИГА 2-я
ГЛАВА I О ТОМ, ЧТО НАСЛАЖДЕНИЕ [ЯКОБЫ] НЕ ЯВЛЯЕТСЯ
ВЫСШИМ БЛАГОМ И К НЕМУ НЕ СТРЕМЯТСЯ САМОМУ ПО СЕБЕ, [И ПРЕЖДЕ ВСЕГО О МУЖЕСТВЕ]
Уже вначале, поскольку ты превозносил добродетель и с почтением и похвалой перечислял великих римлян и греков, скажи-ка, кого из всех их ты преимущественно хвалил и кем восхищался? Несомненно, ты восхищался теми, кто более всего сражался за добродетель. Кто же эти люди? Конечно, те, кото¬рые больше всего думали о родине. Ты и сам, кажется, отме¬тил это, указывая только имевших заслуги перед государством и среди них, названных тобой поименно или в общем, выделяя тех, которые больше всех думали о родине [,..]. Поговорим сна¬чала о мужестве, затем, если потребует дело, и о других доб¬родетелях. Ибо мужество, очевидно, дает более широкое поле стремлению к добродетели, являясь своего рода открытой борь¬бой против наслаждений. В нем, как мы знаем, кроме прочих, упражняли себя те, о которых мы упоминали. Этих людей, как я сказал уже, ты превозносишь до небес. Я же, клянусь, не вижу причины, на основании которой можно сказать, что они действовали во благо и стали добрым примером. Если я не отвергну трудностей, жертв, опасностей и даже смерти, какую награду или цель ты мне предложишь? Ты отвечаешь; неру-
80

шимость, достоинство и процветание родины. И это ты счи-таешь благом и достойной наградой, из-за надежды на это побуждаешь идти на смерть? А если я не повинуюсь, ты ска-жешь, что я совершил преступление перед государством? По-смотри, как велика твоя ошибка, если можно ее назвать скорее ошибкой, а не коварством. Ты выдвигаешь славные и блестя¬щие понятия — «спасение», «свобода», «величие» и не объяс¬няешь их смысла для меня после моей смерти. Только ведь, умирая, Я не получу обещанного; дадут ли мне то же самое, чего я лишусь, и оставляет ли что-то себе тот, кто идет на смерть? Но разве смерть этих людей, скажешь ты, не помогла родине и рвзве спасение родины не является благом? Я не признаю этого, если ты не разъяснишь. Но ведь государство, • освобожденное от опасности, наслаждается миром, свободой, спокойствием и изобилием. Хорошо! Ты говоришь верно, и я с тобой согласен. Но зачем тогда так проповедовать и возно¬сить к звездам добродетель, которая добывает то, из чего более всего состоит наслаждение? А те, кто действовал мужественно? [Ты скажешь], что родина была спасена и достигла процвета¬ния. Но помогли ли они спасению и процветанию родины, если сами исключены из наслаждения этими благами? О глупые кодры, курции, деции, регулы и прочие храбрейшие мужи! Благодаря вашей божественной добродетели вы только то и приобрели, что приняли смерть, лишив себя обманным путем того, что является наградой за мужество и труды; вы подобны змеям, которые рождают детей и дают им свет, себя же ли¬шают его, и гораздо лучше было бы для них не рождать вовсе. Так и вы добровольно стремитесь к смерти, чтобы не погибли другие, которые, оставленные вами для жизни, со своей сторо¬ны даже не считают должным для себя ради вашего достоин¬ства претерпеть трудности. Я не могу в достаточной степени понять, почему кто-то хочет умереть за родину. Ты умираешь, так как не желаешь, чтобы погибла родина, словно с твоей ги-белью не погибнет и она. Как лишенному зрения свет пред-ставляется мраком, так и для умирающего все гаснет вместе с ним. Ты боишься потерять родину, как будто нельзя жить в Другом месте, а не там, где родился. Иногда вообще полез-нее провести свою жизнь за пределами родины, что часто де-лали многие ученые люди . Поэтому продолжает сохранять свою силу славнейшее изречение «там для меня родина, где хорошо» . Оставим примеры, которых в нашу пользу очень много, и обратимся к разуму. Что ты называешь родиной? Очевидно, город и государство, т. е. людей. А кого из них в первую очередь? Конечно, людей, ибо город без граждан не более желательная вещь, чем труп. Далее, кто среди всех людей самые дорогие? Несомненно, родители, дети, супруги, братья и затем [все] остальные. И если за тех, которых я только что назвал, никакое человеческое соображение не вынудит меня принять смерть, почему я должен буду умирать за дру¬гих и предпочесть своему спасению спасение другого челове¬ка? Ты скажешь, что лучше благо многих, чем одного, так что
8?

я должен буду, как я полагаю, умереть и за 10 варваров. Я также предпочел бы спасти от смерти десять, чем одного, и если бы сделал по-другому (в том случае, когда все лица равны), то совершил бы ошибку. Но я скорее должен спасти себя, чем сто тысяч других. Для меня самого моя жизнь боль-шее благо, чем жизнь всех остальных . И вообще я сказал бы: что может быть выдумано более извращенное, чем счесть кого-то более дорогим тебе, чем ты сам. Не только в устране-нии опасностей для жизни, но и в стремлении к благам форту-ны никто не предпочтет чужое благо своему собственному. И если, предположим, мне дан