более тонкая и потому более драгоценная шерсть; знатные аристократы и даже некоторые аббаты, люди святые, не довольствуются теми ежегодными доходами и процентами, которые обычно нарастали от имений у их предков; не удовлетворяются тем, что их празд¬ная и роскошная жизнь не приносит никакой пользы обществу, а пожалуй, даже и вредит ему. Так вот, в своих имениях они не оставляют ничего для пашни, отводят все под пастбища, сносят дома, разрушают го¬рода, оставляя храмы только для свиных стойл. Эти милые люди обращают в пустыню все поселения и каж¬дую пядь возделанной земли, как будто и без того у вас мало ее теряется под загонами для дичи и зверинцами (стр. 56-57).
По моему мнению, совершенно несправедливо отнимать жизнь у человека за отнятие денег. Я счи-таю, что человеческую жизнь по ее ценности нельзя уравновесить всеми благами мира. А если мне говорят, что это наказание есть возмездие не за деньги, а за попрание справедливости, за нарушение законов, то по¬чему тогда не назвать с полным основанием это выс¬шее право высшею несправедливостью? Бог запре¬тил убивать кого бы то ни было, а мы так легко уби¬ваем за отнятие ничтожной суммы денег (стр. 62—63).
4• . 99
Впрочем, друг Мор, если сказать тебе по правде мое мнение, так, по-моему, где только есть частная собст¬венность, где все меряют на деньги, там вряд ли когда-либо возможно правильное и успешное течение госу¬дарственных дел; иначе придется считать правильным то, что все лучшее достается самым дурным, или удач¬ным то, что все разделено очень немногим, да и те со-держаз;ся отнюдь не достаточно, остальные же реши¬тельно бедствуют.
Поэтому я, с одной стороны, обсуждаю сам с собою мудрейшие и святейшие учреждения утопийцев, у ко¬торых государство управляется при помощи столь не¬многих законов, но так успешно, что и добродетель встречает надлежащую оценку, и, несмотря на равен¬ство имущества, во всем замечается всеобщее бла¬годенствие. С другой стороны, наоборот, я сравниваю с их нравами нравы стольких других наций, которые Постоянно создают у себя порядок, -но никогда ни одна из них не достигает его; всякий называет там своей собственностью то, что ему попало; каждый день из-даются там многочисленные законы, но они бессильны обеспечить достижение, или охрану, или отграничение от других того, что каждый, в свою очередь, именует своей собственностью, а это легко доказывают беско¬нечные и постоянно возникающие, а с другой стороны, никогда не оканчивающиеся процессы. Так вот, повто¬ряю, когда я сам с собою размышляю об этом, я де¬лаюсь более справедливым к Платону . Этот мудрец легко усмотрел, что один-единственный путь к благо¬получию общества заключается в объявлении имуще¬ственного равенства, а вряд ли это когда-либо можно выполнить там, где у каждого есть своя собственность. Именно если каждый на определенных законных осно¬ваниях старается присвоить себе сколько может, то, каково бы ни было имущественное изобилие, все оно попадает немногим; а они, разделив его между собою, оставляют прочим одну нужду, и обычно бывает так, что одни вполне заслуживают жребия других: именно первые хищны, бесчестны и никуда не годны, а вторые, наоборот, люди скромные и простые и повседневным
. • ???
трудом приносят больше пользы обществу, чем себе
лично.
Поэтому я твердо убежден в том, что распределение средств равномерным и справедливым способом и бла¬гополучие в ходе людских дел возможны только с со-‘ вершенным уничтожением частной собзтвенности; но если она останется, то у наибольшей и наилучшей ча¬сти человечества навсегда останется горькое и неизбеж¬ное бремя скорбей. Я, правда, допускаю, что оно может быть до известной степени облегчено, но категориче¬ски утверждаю, что его нельзя совершенно уничто¬жить.
«А мне. кажется наоборот, — возражаю я, — никогда нельзя жить богато там, где все общее. Каким образом может получиться изобилие продуктов, если каждый будет уклоняться от работы, так как его не вынуждает к ней расчет на личную прибыль, а с другой стороны, твердая надежда на чужой труд дает возможность ле¬ниться? А когда людей будет подстрекать недостаток в продуктах и никакой закон не сможет охранять как личную собственность приобретенное каждым, то не будут ли тогда люди по необходимости страдать от по¬стоянных кровопролитий и беспорядков? И это осуще¬ствится тем более, что исчезнет всякое уважение и по¬чтение к властям; я не могу даже представить, какое место найдется для них у таких людей, между кото¬рыми «нет никакого различия»». — «Я не удивляюсь, — ответил 1?афаил, — этому твоему мнению, так как ты совершенно не можешь вообразить такого положения или представляешь его ложно. А вот есди бы ты побыл со мною в Утопии и сам посмотрел на их нравы и за¬коны, как это сделал я, который прожил там пять лет и никогда не уехал бы оттуда, если бы не руководился желанием поведать об этом новом мире, ты бы вполне признал, что нигде в другом месте ты не видал народа с более правильным устройством, чем там» (стр. 90— 94).
Утоп, чье победоносное имя носит остров, довел грубый и дикий народ до такой степени культуры и образованности, что теперь он почти превосходит вэтмг отношении прочих смертных (стр. 102).
Ш
У всех мужчин и женщин есть одно общее заня-тие — земледелие, от которого никто не избавлен. Ему учатся все с детства, отчасти в школе путем усвоения теории, отчасти же на ближайших к городу полях, куда детей выводят как бы для игры, между тем как там они не только смотрят, но под предлогом физического упражнения также и работает.
Кроме земледелия каждый изучает какое-либо одно ремесло, как специальное. По большей части каждый вырастает, учась отцовскому ремеслу: к нему большинство питает склонность от природы. Но если кто имеет влечение к другому занятию, то такого чело¬века путем усыновления переводят в какое-либо семей¬ство, к ремеслу которого он питает любовь .
Главное и почти исключительное занятие сифогран-тов состоит в заботе и наблюдении, чтобы никто не си¬дел праздно, а чтобы каждый усердно занимался своим ремеслом, но не с раннего утра и до поздней ночи и не утомлялся подобно скоту. Такой тяжелый труд превос¬ходит даже долю рабов, но подобную жизнь и ведут рабочие почти повсюду, кроме утопийцев. А они делят день на двадцать четыре равных часа, причисляя сюда и ночь, и отводят для работы только шесть . Все время, остающееся между часами работы, сна и при¬нятия пищи, предоставляется личному усмотрению каждого, но не для того, чтобы злоупотреблять им в из¬лишествах или лености, а чтобы на свободе от своего ремесла, по лучшему уразумению, удачно применить эти часы на какое-либо другое занятие. Эти проме¬жутки большинство уделяет наукам. Они имеют обык¬новение устраивать ежедневно в предрассветные часы публичные лекции; участвовать в них обязаны только те, кто специально отобран для занятий науками.
Если только шесть часов уходит на работу, то отсюда можно, пожалуй,-вывести предположение, что следствием этого является известный недостаток в пред¬метах первой необходимости. Но в действительности этого отнюдь нет; мало того, такое количество времени не только вполне достаточно для запаса всем необхо¬димым для жизни и ее удобств, но дает даже извест¬ный остаток. Это будет понятно и вам, если только вы
102
поглубже вдумаетесь, какая огромная часть населения у других народов живет без дела. Возьмем всех тех лиц, которые заняты теперь бесполезными ремеслами, и вдобавок всю эту изнывающую от безделья и празд¬ности массу людей, каждый из которых потребляет столько продуктов, производимых трудами других, сколько нужно их для двух изготовителей этих продук¬тов; так вот, повторяю, если всю совокупность этих лиц поставить на работу, и притом полезную, то можно лег¬ко заметить, как немного времени нужно было бы для приготовления в достаточном количестве и даже с из¬бытком всего того, что требуют принципы пользы или удобства (прибавь также — и удовольствия, но только настоящего и естественного).
Очевидность этого подтверждается в Утопии самой действительностью. Именно там в целом городе с при¬легающим к нему округом из всех мужчин и женщин, годных для работы по своему возрасту и силам, осво¬бождение от нее дается едва пятистам лицам. В числе их сифогранты, которые хотя имеют по закону право не работать, однако не избавляют себя от труда, желая своим примером побудить остальных охотнее браться за труд. Той же льготой наслаждаются те, кому народ под влиянием рекомендации духовенства и по тайному голосованию сифогрантов дарует навсегда это освобож¬дение для основательного прохождения наук. Если кто из этих лиц обманет возложенную на него надежду, то его удаляют обратно к ремесленникам. И наоборот, не¬редко бывает, что какой-нибудь рабочий так усердно занимается науками в упомянутые выше свободные часы и отличается таким большим прилежанием, что освобождается от своего ремесла и продвигается в раз¬ряд ученых.
Из этого сословия ученых выбирают послов, духо¬венство, траниборов и, наконец, самого главу государ¬ства (стр. 111—117).
Так как все они заняты полезным делом и для выполнения его им достаточно лишь небольшого коли¬чества труда, то в итоге у них получается изобилие во всем (стр. 119—120).
103
Утопийцы едят и пьют в скудельных сосудах из глины и стекла, правда, всегда изящных, но все же де-шевых, а из золота и серебра повсюду, не только в об-щественных дворцах, но и в частных жилищах, они де¬лают ночные горшки и всю подобную посуду для самых грязных надобностей. Сверх того из тех же металлов они вырабатывают цепи и массивные кандалы, кото¬рыми сковывают рабов. Наконец, у всех опозоривших себя каким-либо преступлением в ушах висят золотые кольца, золото обвивает пальцы, шею опоясывает золо¬тая цепь и, наконец, голова окружена золотым обручем. Таким образом, утопийцы всячески стараются о том, чтобы золото и серебро были у них в позоре (стр. 434). Удивительно для утопийцев также-и то, как Ж)лото, по своей природе столь бесполезное, теперь повсюду на земле ценится так, что сам человек, через которого и на пользу которого оно получило такую стоимость, це¬нится гораздо дешевле, чем само золото; и дело дохо¬дит до того, что какой-нибудь медный лоб, у которого ума не больше, чем у пня, и который столько же бес¬стыден, как и глуп, имеет у себя в рабстве многих ум¬ных и хороших людей исключительно по той причине, что ему досталась большая куча золотых монет . До нашего прибытия они даже и не слыхивали о всех тех философах, имена которых знамениты в на¬стоящем
