владении (стр. 1).
Всякое государство либо происходит от семьи, которая постепенно размножается, либо сразу учреждается посредством собирания народа воедино, либо образуется из колонии, проис¬шедшей от другого государства подобно новому пчелиному рою или подобно ветви, отделенной от дерева и посаженной в поч¬ву, ветви, которая, пустив корни, более способна плодоносить, чем саженец, выросший из семени. Но и те и другие государ-
144
ства учреждаются по принуждению сильнейших или же в ре-зультате согласия одних людей добровольно передать в под-чинение других людей всю свою свободу целиком, с тем, чтобы эти последние ею распоряжались, опираясь на суверенную власть, либо без всяких законов, либо на основе определенных законов и на определенных условиях (стр. 350). Государство должно обладать достаточной территорией и местностью, при¬годной для жителей, достаточно обильным плодородием страны, множеством скота для пропитания и одежды подданных, а что¬бы сохранять их здоровье — мягкостью ‘климата, температу¬ры воздуха, доброкачественной водой, а для защиты народа и пристанища для него — материалами, пригодными для строи¬тельства домов и крепостей, если местность сама по себе не является достаточно укрытой и естественно приспособленной к защите. Это — первые вещи, которым больше всего уделяется забот во всяком государстве. А уж затем ищут удобств, как лекарства, металлы, краски. А поскольку желания людей чаще всего ненасытны, они хотят иметь в изобилии не только вещи полезные и необходимые, но и приятные бесполезные вещи. И точно так же, как не помышляют об обучении ре-бенка, пока он не подрос, не воспитан и не способен еще к рассуждениям, так и государства до той поры, пока они не снабжены тем, в чем они нуждаются, не проявляют большой заботы ни о моральных добродетелях, ни об искусствах и еще менее того о созерцании естественных и божественных пред¬метов. Они довольствуются заурядным благоразумием, необ-ходимым, чтобы укрепить свое положение на случай нападе-ний чужеземцев и чтобы оберегать подданных от обид, нано-симых друг другу, или чтобы возместить обиду тому, кто ей подвергся (стр. 4—5). Но поскольку правители и государи ни-когда не могли прийти к согласию по этому вопросу, так как каждый измеряет свое благо своими радостями и удовольст-виями, и поскольку те, которые придерживаются одинакового мнения о высшем благе частного лица, не всегда согласны ни с тем, что добродетельный человек — то же самое, что хороший гражданин, ни с тем, что благоденствие отдельного человека совпадает с благоденствием государства, всегда имеется раз-нообразие законов, обычаев и целей сообразно нравам и стра¬стям государей и правителей. Тем не менее, так как мудрый человек есть мера справедливости и• истины и так как люди, почитаемые мудрейшими, согласны между собой в том, что высшее благо частного лица то же, что высшее благо государ¬ства, и не делают никакого различия между добродетельным человеком и хорошим гражданином, то мы так и определим истинную вершину благоденствия и главную цель, к которой должно быть направлено справедливое управление государ¬ством (стр. 4).
Народ или властители государства могут без каких-либо условий отдать суверенную и вечную власть какому-нибудь лицу, с тем чтобы он по своему усмотрению распоряжался имуществом [государства], лицами и всем государством, а за-
145
тем передал все это кому захочет совершенно так же, как собственник может без всяких условий отдать свое имущество единственно лишь по причине своей щедрости, что представ¬ляет собой подлинный дар, который не обставлен никакими условиями, будучи однажды совершен и завершен, принимая во внимание, что все прочие дары, сопряженные с обязатель¬ствами и условиями, не являются истинными дарами. Так и суверенитет, данный государю на каких-то условиях и нала¬гающий на него какие-то обязательства, не является собствен¬но ни суверенитетом, ни абсолютной властью, если только то и другое при установлении власти государя не происходят от закона бога или природы (стр. 89). Что касается законов боже¬ских и естественных, то им подчинены все государи земли, и не в их власти нарушать эти законы, если они не хотят ока¬заться повинными в оскорблении божественного величества, объявив войну богу, перед величием которого все монархи ми¬ра должны быть рабами и склонять голову в страхе и почте¬нии. Следовательно, абсолютная власть государей и суверенных властителей никоим образом не распространяется на законы бога и природы (стр. 92). Если мы скажем, что абсолютной властью обладает тот, кто не подчиняется законам, то на всем свете не найдется суверенного государя, так как все государи на земле подчинены законам бога и природы и многим чело¬веческим законам, общим всем народам. Однако необхо¬димо, чтобы суверены не подчинялись повелениям других лю¬дей и чтобы они могли давать законы подданным и отменять, лишать силы бесполезные законы, заменяя их другими, чего не может совершать тот, кто подчинен законам и людям, которые имеют право ему повелевать (стр. 91). Не следует удивляться тому, что существует так мало добродетельных государей. Ведь поскольку добродетельных людей вообще мало, а из этого не¬большого числа добродетельных лиц государи обычно не изби¬раются, то если среди множества государей находится один в высшей степени хороший человек, это великое диво. А когда он оказывается вознесенным так высоко, что, кроме бога, не видит ничего более великого, чем он сам, когда его со всех сторон осаждают все соблазны, ведущие к падению самых стойких, и он все же сохраняет свою добродетель, это — чудо (стр. 358). Каким бы способом ни были разделены земли, не может быть сделано так, чтобы все имущество вплоть до женщин и детей стало общим, как хотел в своем первом проекте госу¬дарства сделать Платон с целью изгнать из своего города слова твое и мое, которые, по его мнению, являются причиной всех зол, происходящих в государствах, и гибели последних. Но он не учел, что, если бы этот его проект был осуществлен, был бы утрачен единственный признак государства: если нет ни¬чего, принадлежащего каждому, то нет и ничего, принадлежа¬щего всем; если нет ничего частного, то нет и ничего об¬щего. Насколько же было бы такое устройство государства прямо направлено против закона бога и природы, против за¬кона, которому ненавистны не только кровосмешение, прелю-
146
бодеяние, отцеубийство, неизбежные при общности жен, но и всякая попытка похитить что-либо, принадлежащее другим, и даже зариться на чужое добро, откуда явствует с очевид-ностью, что государства устроены богом также и для того, чтобы предоставить государству то, что является обществен-ным, а каждому — то, что является его собственностью. Кроме того, подобная общность всего имущества невозможна и не¬совместима с семейным правом. Ведь если семья и город, соб¬ственное и общее, частное и общественное смешиваются, то нет ни государства, ни семьи (стр. 10—11). Достаточно из¬вестно, что общее достояние всех не может вызывать чувства привязанности и что общность влечет за собой ненависть и раздоры. Еще больше обманываются те, кто полагает, что благодаря общим делам и общности имущества им будет уде¬ляться больше забот. Ведь обычно наблюдается, что каждый пренебрегает общими делами, если из них нельзя извлечь вы¬годы лично для себя (стр. 12).
Если случится, что суверенный государь, вместо того что-бы играть роль высшего судьи, создаст себе партию, он будет лишь главой партии. Он подвергнется опасности потерять жизнь также и тогда, когда причина мятежей коренится не в государстве, как это происходит вот уже пятьдесят лет во всей Европе, где войны ведутся из-за вопросов религии (стр. 454). Несомненно, что государь, проявляющий благо¬склонность к одной секте и презирающий другую, уничтожит последнюю без применения силы, принуждения или какого бы то ни было насилия, если только бог ее не сохранит. Ибо дух решительных людей становится тем упорнее, чем больше с ним борются, а не встречая сопротивления, уступает. Кроме того, нет ничего более опасного для государя, чем попытка пустить в ход против своих подданных силу, когда нет уве-ренности в том, что это приведет к цели (стр. 347). Я здесь не говорю о том, какая религия наилучшая (хотя существует лишь одна религия, одна истина, один божественный закон, оглашенный устами бога), но если государь, обладающий определенной уверенностью в том, какая религия истинна, хо¬чет привлечь на сторону этой религии своих• подданных, разде-ленных на секты и партии, то, по моему мнению, не нужно, чтобы он для этого применял силу, ибо, чем больше подвер-гается насилию воля людей, тем более она неуступчива. Поступая так, государь не только избегнет народных волнений, смут и гражданских войн, но и откроет путь к вратам спасе¬ния заблудшим подданным (стр. 455).
ПАТРИЦИ
Франческа Патрици (1529—1597) — видный итальянский натур¬философ, уроженец Далмации, преподавал платоновскую фи¬лософию в Ферраре, а в последние годы своей жизни — в Риме,
147
Главное произведение — «Новая философия Вселенной». От¬рывки из нее впервые публикуются на русском языке в пер. А. X. Горфункеля по первому изданию этого произведения: F. Patrizi. Nova de universis philosophia. Ferrara, 1591.
НОВАЯ ФИЛОСОФИЯ ВСЕЛЕННОЙ
[О СВЕТЕ]
Франческо Патрици, желая основать новую, истинную и здравую философию Вселенной, осмелился провозгласить как истиннейшие следующие положения. А провозгласив их и рас¬положив в должном порядке, подтвердил их божественными прорицаниями, геометрической необходимостью, философскими доводами и очевидными опытными данными.
Прежде первого — ничто.
После первого — все.
От начала — все.
От единого — все.
От блага — все.
От триединого бога — все.
Бог, благо, единое, начало, первое — тождественны.
От единого — изначальное единство.
От изначального единства — все единства.
От единств — сущности.
От сущностей — жизни.
От жизней — разумы.
От разумов — души.
От душ — природы.
От природ — качества.
От качеств — формы.
От форм — тела.
Все это — в пространстве.
Все это — в свете.
Все это — в тепле.
Через них приуготовляется возвращение к богу.
Он да будет подлинным пределом и целью этой нашей фи¬лософии.
Эти, быть может, от века неслыханные аксиомы и пара-доксы опираются, как мы докажем, на прочнейшие основания, и мы будем философствовать о них следующим образом.
Философия есть исследование мудрости. Мудрость есть познание всеобщности вещей. Всеобщность вещей заключена в порядке. Порядок состоит из начал и следствий. Если кто начнет философствовать, исходя из следствий, — замутит по¬рядок вещей и скроет его от себя во мраке. Следовательно, нам должно приступить к философствованию, исходя из начал.
148
Но от известных начал или же от неизвестных? Если мы нач-нем с неизвестного, то неизвестными будут и следствия. На неизвестном нельзя основать никакую, философию. Следова-тельно, начинать надо с известного. Всякое познание берет начало от разума и исходит от чувств. Среди чувств и по благородству природы, и по превосходству сил, и по достоин¬ству действий первое место принадлежит зрению. Первое же, что воспринимает зрение, — это свет и сияние. Благодаря их силе и действию
