истинной индукции.
XV. В понятиях нет ничего здравого, ни в логике, ни в физике. Субстанция, качество, действие, страда-ние, даже бытие не являются хорошими понятиями’. Еще менее того — понятия тяжелого, легкого, густого, разреженного, влажного, сухого, порождения, разло¬жения, притяжения, отталкивания, элемента, материи, формы и прочее такого же рода. Все они вымышлены и плохо определены.
194
XVI. Понятия низших видов — человек, собака, го¬лубь — и непосредственных восприятий чувства — жар, холод, белое, черное — не обманывают нас заметно, но и они иногда становятся спутанными из-за текучести материи и смешения вещей. Остальные же понятия, которыми люди до сих пор пользуются, суть уклоне¬ния, должным методом не отвлеченные от вещей и не выведенные из них.
XVIII. То, что до сих пор открыто науками, лежит почти у самой поверхности обычных понятий. Для того чтобы проникнуть в глубь и в даль природы, необ¬ходимо более верным и осторожным путем отвлекать от вещей как понятия, так и аксиомы, и вообще необ¬ходима лучшая и более надежная работа разума.
XIX. Два пути существуют и могут существовать для отыскания и открытия истины. Один воспаряет от ощущений и частностей к наиболее общим аксиомам и, идя от этих оснований и их непоколебимой истин¬ности, обсуждает и открывает средние аксиомы. Этим путем и пользуются ныне. Другой же путь выво¬дит аксиомы из ощущений и частностей, поднимаясь непрерывно и постепенно, пока наконец не приходит к наиболее общим аксиомам. Это путь истинный, но не испытанный.
XXII. Оба этих пути исходят из ощущений и част-ностей и завершаются в высших общностях. Но раз-личие их неизмеримо. Ибо один лишь бегло касается опыта и частностей, другой надлежащим образом за-держивается на них. Один сразу же устанавливает не¬кие общности, отвлеченные и бесполезные, другой по¬степенно поднимается к тому, что действительно более близко природе.
XXIV. Никоим образом не может быть, чтобы акси¬омы, установленные рассуждением, были пригодны для открытия новых дел, ибо тонкость природы во много раз превосходит тонкость рассуждений. Но аксиомы, отвлеченные должным образом из частностей, в свою очередь легко указывают и определяют новые частно¬сти и таким путем делают науки действенными.
XXV. Аксиомы, которыми ныне пользуются, проис¬текали из скудного и простого опыта ц немногих
7* 195
частностей, которые обычно встречаются, и созданы примерно по их объему и протяжению. Поэтому нечего удивляться, если эти аксиомы не ведут к новым част¬ностям.
XXVI. Познание, которое мы обычно применяем в изучении природы, мы будем для целей обучения на¬зывать предвосхищением природы, потому что оно по¬спешно и незрело. Познание же, которое должным об¬разом извлекаем из вещей, мы будем называть истол¬кованием природы.
XXXVII. Рассуждения тех, кто проповедовал ака-талепсию, и наш путь в истоках своих некоторым об¬разом соответствуют друг другу. Однако в завершении они бесконечно разъединяются и противополагаются одно другому. Те просто утверждают, что ничто не мо¬жет быть познано. Мы же утверждаем, что в природе тем путем, которым ныне пользуются, немного может быть познано. Те в дальнейшем рушат достоверность разума и чувств, мы же отыскиваем и доставляем им средства помощи.
XXXIX. Есть четыре вида призраков, которые оса¬ждают умы людей. Для того чтобы изучить их, мы дали им названия. Назовем первый вид призраков призраками рода, второй — призраками пещеры, тре¬тий — призраками рынка и четвертый — призраками театра.
XL. Построение понятий и аксиом через истинную индукцию есть, несомненно, недлинное средство для того, чтобы отвратить и удалить призраки. Но и пере¬числение призраков многому служит. Учение о при¬зраках представляет собой то же для истолкования природы, что и учение об опровержении софизмов — для общепринятой логики.
XLI. Призраки рода находят основание в самой природе человека. Ибо ложно утверждать, что чувст¬во человека есть мера вещей. Наоборот, все восприя¬тия как чувства, так и ума относятся к человеку, а не к миру. Ум человека уподобляется неровному зер-калу, которое, примешивая к природе вещей свою природу, отражает вещи в искривленном и обезображен¬ном виде,
196
XLII. Призраки пещеры суть заблуждения отдель-ного человека. Ведь у каждого помимо ошибок, свой¬ственных роду человеческому, есть своя особая пе¬щера, которая разбивает и искажает свет природы. Происходит это или от особых прирожденных свойств каждого, или от воспитания и бесед с другими, или от чтения книг и от авторитетов, перед какими кто пре¬клоняется, или вследствие разницы во впечатлениях, зависящей от того, получают ли их души предраспо¬ложенные или души уравновешенные и спокойные; или по другим причинам… Вот почему Гераклит пра¬вильно сказал, что люди ищут знаний в малых мирах, а не в большом или общем мире.
XLIII. Существуют еще призраки, которые проис-текают как бы из взаимной связанности и сообщества людей. Эти призраки мы называем, имея в виду по¬рождающее их общение и сотоварищество людей, при¬зраками рынка. Люди объединяются речью. Слова же устанавливаются сообразно разумению толпы. Поэто¬му плохое и нелепое установление слов удивительным образом осаждает разум. Определения и разъяснения, которыми привыкли вооружаться и охранять себя уче¬ные люди, никоим образом не помогают делу. Слова прямо насилуют разум, смешивают все и ведут людей к пустым и бесчисленным спорам и толкованиям.
XLIV. Существуют наконец призраки, которые все-лились в души людей из разных догматов философии, а также из превратных законов доказательств. Их мы называем призраками театра, ибо мы считаем, что, сколько есть принятых и изобретенных философских систем, столько поставлено и сыграно комедий, пред¬ставляющих вымышленные и искусственные миры . При этом мы разумеем здесь не только общие фило¬софские учения, но и многочисленные начала и акси¬омы наук, которые получили силу вследствие преда¬ния, веры, небрежения.
XLV. Человеческий разум по своей склонности легко предполагает в вещах больше порядка и едино-образия, чем их находит. И в то время как мно¬гое в природе единично и совершенно не имеет себе подобия, он придумывает параллели, соответствия и
197
ч
отношения, которых нет. Отсюда выдумка о том, что в небесах все движется по совершенным кругам.
XLVI. Разум человека все привлекает для поддер-жки и согласия с тем, что он однажды принял, — потому ли, что это предмет общей веры, или потому, что это ему нравится. Какова бы ни была сила и число обстоятельств, свидетельствующих о противном, разум или не замечает их, или пренебрегает ими. Правильно ответил тот, который, когда ему показали повешенные в храме изображения спасшихся прине¬сением обета от опасного кораблекрушения и при этом добивались ответа, признает ли теперь он могущество богов, спросил в свою очередь: «А где изображения тех, кто погиб после того, как принес обет?»2 Уму человеческому постоянно свойственно то заблуждение, что он более поддается положительным доводам, чем отрицательным, тогда как по справедливости он дол¬жен был бы одинаково относиться к тем и другим; даже более того: в построении всех истинных аксиом большая сила — у отрицательного довода.
XLVIII. Жаден разум человеческий. Он не может ни’остановиться, ни пребывать в покое, а порывается все дальше. Но тщетно. Поэтому мысль не в состоянии охватить предел и конец мира, но всегда как бы по необходимости представляет что-либо существующим еще далее. Невозможно также мыслить, как вечность дошла до сегодняшнего дня. И вот, стремясь к тому, что дальше, он падает к тому, что ближе к нему, а именно к конечным причинам, которые имеют своим источником скорее природу человека, нежели природу Вселенной, и исходя из этого источника удивительным образом исказили философию.
XLIX. Человеческий разум не холодный свет, его питают воля и чувства; а это порождает желательное каждому в науке. Человек скорее верит в истинность того, что предпочитает. Бесконечным числом спо¬собов, иногда незаметных, чувство пятнает и портит разум.
L. Но в наибольшей степени помехи и ошибки че-ловеческого ума происходят от косности, несостоятель¬ности и обмана чувств, ибо то, что возбуждает чувст-
198
ва, предпочитается тому, что сразу чувства не возбуж¬дает, хотя бы это последнее и было лучше. Поэтому созерцание прекращается, когда прекращается взгляд, так что наблюдение невидимых вещей оказывает¬ся недостаточным или отсутствует вовсе. Поэтому все движение духов, заключенных в осязаемых телах, ос¬тается скрытым и недоступным людям. Подобным же образом остаются скрытыми более тонкие перемеще¬ния частиц в твердых телах — то, что принято обычно называть изменением, тогда как это на самом деле движение мельчайших частиц. Всего вернее истол¬кование природы достигается посредством наблюде¬ний и соответствующих, целесообразно поставленных опытов. Здесь чувство судит об опыте, опыт судит о природе и о самой вещи.
LI. Человеческий ум по природе своей устремляет¬ся к отвлеченному и текучее мыслит как постоянное. Лучше рассекать природу на части, чем отвлекаться от нее. Это и делала школа Демокрита, которая боль¬ше, чем другие, проникла в природу. Следует больше изучать материю, ее внутреннее состояние и измене¬ние состояния, чистое действие и закон действия или движения, ибо формы суть выдумки человеческой души, если только не называть формами эти законы действия.
LVI. Одни умы склонны к почитанию древности, другие охвачены любовью к восприятию нового. Но немногие могут соблюсти такую меру, чтобы и не отбрасывать то, что правильно положено древними, и не пренебречь тем, что правильно принесено новыми. Это приносит большой ущерб философии и наукам, ибо это скорее следствие увлечения древним и новым, а не суждения о них. Истину же надо искать не в удач¬ливости какого-либо времени, которая непостоянна, а в свете опыта природы, который вечен.
LIX. Но тягостнее всех — призраки рынка, которые проникали в разум вследствие помощи слов и имен. Люди верят, что их разум повелевает словами. Но бы¬вает и так, что слова обращают свою силу против ра¬зума. Это сделало науки и философию софистически¬ми и бездейственными. Большая же часть слов имеет
199
своим источником обычное мнение и разделяет вещи-по линиям, наиболее очевидным для разума толпы. Когда же более острый разум и более прилежное на¬блюдение хотят пересмотреть эти линии, чтобы они более соответствовали природе, слова становятся поме¬хой. Отсюда и получается, что громкие и торжествен¬ные диспуты ученых часто превращаются в споры относительно слов и имен, а благоразумнее было бы (согласно обычаю и мудрости математиков) с них и начать, для того чтобы посредством определений при¬вести их в порядок.
LX. Призраки, которые навязываются разуму сло-вами, бывают двух родов. Одни суть названия несуще¬ствующих вещей (ведь подобно тому, как бывают вещи, у которых нет названия, потому что их не заме¬чают, так бывают и названия, которые лишены вещей, потому что выражают вымысел); другие суть назва¬ния существующих вещей, но неясные, плохо опреде¬ленные и необдуманно и не объективно отвлеченные от вещей. Понятия первого рода суть судьба, первое движение, круги планет, элемент огня и другие вы¬думки такого же рода, которые проистекают из пустых и ложных теорий. Этот род призраков отбрасывается легче, ибо для их искоренения достаточно постоянного опровержения и устаревания теорий.
Но другой
