смысл общепринятым на¬званиям (которые наиболее подходят к обозначению вещи). Таким образом, исследование форм, которые (по смыслу и по их закону) вечны и неподвижны, со¬ставляет метафизику, а исследование действующего на¬чала и материи и скрытого схематизма (все это ка¬сается обычного хода природы, а не основных и веч¬ных законов) составляет физику. Им подчиняются две практики: физике — механика и метафизике — магия (в очищенном смысле слова), ради ее широких дорог и большей власти над природой.

X. Естественная же и опытная история столь раз-нообразна и рассеяна, что приведет разум в замеша-тельство и расстройство, если не будет установлена и предложена в должном порядке. Итак, должно образо¬вать таблицы и сопоставления примеров таким спосо¬бом и порядком, чтобы разум мог по ним действо¬вать.

XVI. Итак, следует совершать разложение и раз-деление природы, конечно, не огнем, но разумом, кото¬рый есть как бы божественный огонь. Поэтому первая работа истинного наведения (в отношении к откры¬тию форм) есть отбрасывание или исключение отдель¬ных природ, которые не встречаются в каком-либо при¬мере, где присутствует данная природа, или встречаются в каком-либо примере, где отсутствует данная при¬рода, или встречаются растущими в каком-либо приме¬ре, где данная природа убывает, или убывают,, когда данная природа растет. Тогда после отбрасывания и исключения, сделанного должным образом (когда все легкомысленные мнения обратятся в дым), на втором месте (как бы на дне) останется положительная фор¬ма, твердая, истинная и хорошо определенная. Ска¬зать это недолго, но путь к этому извилист и труден. Мы же постараемся не оставить без внимания ничего, что способствует этому.

217

XVII. Опять-таки пусть не отнесут наши слова (да¬же применительно к простым природам) к отвлечен¬ным формам и идеям, или вовсе не определенным в материи, или плохо определенным. Ибо когда мы го¬ворим о формах, то мы понимаем под этим не что иное, как те законы и определения чистого действия, которые создают какую-либо простую природу, как, например, теплоту, свет, вес во всевозможных мате¬риях и воспринимающих их предметах. Итак, одно и то же есть форма тепла или форма света и закон теп¬ла или закон света.

LII. Должно запомнить, что мы в этом нашем Ор-ганоне говорим о логике, а не о философии. Но так как наша логика учит и наставляет разум к тому, что¬бы он не старался тонкими ухищрениями уловлять отвлеченности вещей (как это делает обычно логика), но действительно рассекал бы природу и открывал свойства и действия тел и их определенные в материи законы; так как, следовательно, эта наука исходит не только из природы ума, но и из природы вещей, то не удивительно, если она будет всюду усыпана и освещена созерцаниями природы и опытами по образцу нашего исследования (стр. 108—366).

О ПРИНЦИПАХ И НАЧАЛАХ

Сказания древних о Купидоне, или Амуре . Мифы гово¬

рят, что этот Амур является наиболее древним из всех богов

и, следовательно, из всего существующего, за исключением

Хаоса, который одних лет с ним. .

f…] Этот Хаос, который был сверстником Купидона, обозна¬чал нерасчлененную массу, или кучу материи. Сама же мате¬рия, а также ее сила и природа — словом, принципы вещей были символически изображены в образе самого Купидона. Эта первичная материя и ее специфические силы и действие не могут иметь никакой естественной причины (бога мы всегда исключаем), ибо до них ничего не было. Поэтому не было ни¬какой производящей их причины и ничего более первичного в природе. Следовательно, ни рода, ни формы. Вот почему, что бы ни представляли собой эта материя и ее силы и действие, она является чем-то данным и необъяснимым и должна быть взята так, как мы ее находим, и мы не должны судить о ней на основании предвзятого понятия. Ибо, хотя мы можем по¬знать вид и способ действия этой материи, мы, однако, не мо¬жем это познать через познание ее причины, так как непо-

218

средственно после бога она сама является причиной всех при-чин, не будучи сама обусловлена никакой причиной. Дело в том, что цепь причин в природе имеет несомненный и опре-деленный предел и исследовать или воображать себе какую-нибудь причину там, где мы дошли до последней силы и поло-жительного закона природы, является в такой же мере нера-зумной и поверхностной философией, как не искать причины •в подчиненных явлениях. Вот почему Купидон представлен древними мудрецами иносказательно как не имеющий родите-лей, т. е. как не имеющий причины, — идея, имеющая немало-важное значение, едва ли не величайшая из всех когда-либо высказанных. Ибо ничто так не способствовало искажению фи¬лософии, как эти поиски родителей Купидона, т. е. как то об¬стоятельство, что философы не брали принципы вещей так, как они находятся в природе, воспринимая их как положительное учение, основанное на опыте, а скорее выводили их из законов спора, из диалектических и математических умозаключений, из общих понятий и подобных заскоков ума за пределы при¬роды. Вот почему философ, для того чтобы его разум не блуж¬дал в дебрях фикций, должен неустанно напоминать себе, что Купидон не имеет родителей, ибо человеческий разум не знает удержу в этих общих понятиях, искажает природу вещей и себя самого, и, стремясь к далекому, он всякий раз оказывается где-нибудь поблизости (стр. 11—14).

Древние представляли себе первичную материю (такую, которая может быть принципом всех вещей) как имеющую форму и качества, а не как абстрактную, возможную и бесфор¬менную. И конечно, такая лишенная всяких качеств и форм и пассивная материя является, по-видимому, совершеннейшей фикцией человеческого разума, обусловленной склонностью этого разума считать наиболее реальным то, что он сам наибо¬лее охотно впитывает в себя и чем он чаще всего афицируется. Из этой склонности проистекает то представление, что формы (как их обычно называют) есть нечто более реальное, чем ма¬терия или действие, так как материя скрыта, а действие измен¬чиво, материя не оказывает сильного воздействия на разум, действие же есть нечто преходящее. Формы же, напротив, пред-ставляются явными и постоянными. Отсюда возникает пред-ставление, будто первичная и всеобщая материя есть лишь придаток в виде опоры к форме, а действие, какого бы харак-тера оно ни было, есть лишь эманация формы, и, таким обра-зом, первое место было отведено формам. Отсюда, по-видимому, возникло представление о сущем как о царстве форм и идей с прибавлением (так сказать) некоторого рода фантастической материи. Всякий, не зараженный предрассудками, легко может видеть, насколько противоречит разуму принять за прин-цип абстрактную материю. Ибо реальное существование само¬стоятельных, не связанных с материей форм признавалось мно¬гими, реальное же существование самостоятельной материи не признавалось никем, не исключая даже тех, которые принимали такую материю за принцип. Почти все древние мыслители,

219

как Эмпедокл, Анаксагор, Анаксимен, Гераклит и Демокрит,’ хотя и расходились между собой во многих других пунктах,: касающихся первичной материи, тем не менее сходились в том, что все они определяли материю как активную, как имеющую некоторую форму, как наделяющую этой формой образованные из нее предметы и как заключающую в себе принцип движения. Да и никто не может мыслить себе иначе, если он не желает совершенно покинуть почву опыта. Поэтому.: все указанные мыслители подчинили свой разум природе ве¬щей, между тем как Платон подчинил мир мыслям, а Аристо¬тель подчинил мысли словам . Эта абстрактная материя есть материя дискуссий, а не материя Вселенной. Но тому, кто пра¬вильно и систематически философствует, следует анализиро¬вать природу, а не абстрагировать ее (те же, которые не же¬лают анализировать, вынуждены абстрагировать), и первичную материю следует вообще рассматривать как неразрывно связан¬ную с первичной формой и с первичным принципом движения, как мы это находим. Что первичная материя имеет некото¬рую форму, демонстрируется в мифе тем, что он делает Купи¬дона лицом, однако этот же миф говорит о том, что материя как целое, или масса материи, была некогда без формы, ибо хаос лишен .формы. И это согласуется с тем, что говорится в Священном писании, ибо там не сказано, что бог вначале сотворил материю, а лишь что он сотворил небо и землю. В том же месте Священного писания дается некоторое описание состояния Вселенной до акта творения в течение шести дней, и в этом описании имеется ясное упоминание о земле и воде, которые являются названиями форм, однако в целом масса материи была еще бесформенной (стр. 20—24).

Эти древние философы, [Фалес, Анаксимен, Гераклит], прл исследовании следовали не очень совершенной системе. Они лишь выискивали среди видимых и явных тел то, которое им казалось наиболее превосходным, и это они провозглашали принципом всех вещей, и провозглашали его таким как бы по праву его превосходства, а не потому, что оно на самом деле и действительно таково. Ибо они полагали, что такое тело является единственным, о котором можно сказать, что оно есть то, чем оно кажется; другие тела, как они полагали, имеют ту же природу, хотя это не согласуется с их внешним видом. Таким образом, они, по-видимому, или выражались иносказа¬тельно, или говорили под влиянием ослепления: более сильное впечатление покрыло собой все остальное.

Они наталкиваются на те же трудности, в которые по-падают сторонники абстрактной материи, ибо если последние вводят совершенно потенциальную и фантастическую материю, то отчасти делают то же и первые. Больше того, они делают ма¬терию оформленной и актуальной в отношении одной вещи (именно в отношении своего принципа), но потенциальной в отношении всего другого. [•••] Однако факт таков, что в это время не началось еще царство «категорий», где этот абстракт¬ный принцип мог бы укрыться под покровительством и защи-

220

той категорий субстанции, и поэтому никто не осмелился из-мыслить совершенно воображаемую материю, а за принцип принималось нечто, что может быть воспринято чувством, не¬что реально существующее, и лишь способ действия этого прин¬ципа оставался воображаемым (ибо в этом отношении они себе позволили большую вольность). Мы наблюдаем в мире огромную массу противоположностей, как противоположность плотного и редкого, горячего и холодного, света и тьмы, оду¬шевленного и неодушевленного, противоположности, которые враждебно сталкиваются и попеременно разрушают друг друга; и если предположить, что эти противоположности проистекают как из своего источника из одной материальной субстанции, и при этом не показать, каким образом это может совершиться, есть очевидное проявление путаной мысли и отсутствия иссле¬дования (стр. 33—35).

Среди древних философов Парменид принимал два принципа вещей — огонь и землю или небо и землю. Ибо он утверждал, что солнце и звезды представляют собой реальный огонь,