в тех немногих, которые постиг человеческий разум, я думаю, его познание по объективной достоверности равно божественному, ибо оно при¬ходит к пониманию их необходимости, а высшей степени до-стоверности не существует. Для лучшего разъяснения моей
229

мысли я скажу следующее. Истина, познание которой нам дают математические доказательства, та же самая, какую знает и божественная мудрость; но я охотно соглашаюсь с вами, что способ божественного познания бесконечно многих истин, лишь малое число которых мы знаем, в высшей степени превосходит наш; наш способ заключается в рассуждениях и переходах от заключения к заключению, тогда как его способ — простая интуиция; если мы, например, для приобретения знания неко¬торых из бесконечно многих свойств круга начинаем с одного из самых простых и, взяв его за определение, переходим путем рассуждения к другому свойству, от него — к третьему, а по¬том — к четвертому и так далее, то божественный разум про¬стым восприятием сущности круга охватывает без длящегося во времени рассуждения всю бесконечность его свойств; в действительности они уже заключаются потенциально в опре¬делениях всех вещей, и, в конце концов, так как их бесконечно много, может быть, они составляют одно-единственное свой¬ство в своей сущности и в божественном познании . Итак, те переходы, которые наш разум осуществляет во времени и, двигаясь шаг за шагом, божественный разум пробегает по¬добно свету, в одно мгновение; а это то же самое, что сказать: все эти переходы всегда имеются у него в наличии. Поэтому я делаю вывод: познание наше и по способу и по количеству познаваемых вещей бесконечно превзойдено божественным по¬знанием; во на этом основании я не принижаю, человеческий разум настолько, чтобы считать его абсолютным нулем; наобо¬рот, когда я принимаю во внимание, как много и каких уди¬вительных вещей было познано, исследовано и создано людь¬ми, я совершенно ясно сознаю и понимаю, что разум человека есть творение бога и притом одно из самых превосходных (стр. 201-202).
ДЕНЬ ВТОРОЙ
Симпличио. Я думаю и отчасти знаю, что на свете нет недостатка в весьма причудливых умах; однако вздорность их не должна была бы идти во вред Аристотелю, о котором, мне кажется, вы иногда говорите недостаточно уважительно. Казалось бы, одна древность его и тот авторитет, который Аристотель приобрел в глазах многих выдающихся людей, должны быть достаточными, чтобы сделать его достойным ува¬жения всех ученых .
Сальвиати. Разве вы сомневаетесь в том, что если бы Аристотель мог видеть все новости, открытые на небе, то он не задумался бы изменить свое мнение, исправить свои книги и приблизиться к наиболее согласному с чувством учению, про¬гнав от себя тех скудных разумом, которые трусливо стараются всеми силами поддержать каждое его слово, не понимая, что, будь Аристотель таким, каким они его себе воображают, он был бы тупоголовым упрямцем с варварской душой, с волей тирана, считающим всех других глупыми скотами, желающим
230

поставить свои предписания превыше чувств, превыше опыта, превыше самой природы? Именно последователи Аристотеля приписали ему авторитет, а не сам он его захватил или узур¬пировал; а так как гораздо легче прикрываться чужим щитом, чем сражаться с открытым забралом, то они боятся, не смеют отойти от него ни на шаг и скорее будут нагло отрицать то, что видно на настоящем небе, чем допустят малейшее измене¬ние на небе Аристотеля .
Симпличио. Но если мы оставим Аристотеля, то кто же будет служить нам проводником в философии? Назовите
какого-нибудь автора.
Сальвиати. Проводник нужен в странах неизвестных и диких, а на открытом и гладком месте поводырь необходим лишь слепому. А слепой хорошо сделает, если останется дома. Тот же, у кого есть глаза во лбу и разум, должен ими пользо¬ваться в качестве проводников. Однако я не говорю, что не следует слушать Аристотеля, наоборот, я хвалю тех, кто всма¬тривается в него и прилежно его изучает. Я порицаю только склонность настолько отдаваться во власть Аристотеля, чтобы вслепую подписываться под каждым его словом и, не надеясь найти других оснований, считать его слова нерушимым зако¬ном. Это — злоупотребление, и оно влечет за собой большое зло, заключающееся в том, что другие уже больше и не пы¬таются понять силу доказательств Аристотеля. А что может быть более постыдного, чем слушать на публичных диспутах, когда речь идет о заключениях, подлежащих доказательствам, ни с чем не связанное выступление с цитатой, часто написан¬ной совсем по другому поводу и приводимой единственно с целью заткнуть рот противнику? И, если вы все же хотите продолжать учиться таким образом, то откажитесь от звания философа и зовитесь лучше историками или докторами зуб-режки: ведь нехорошо, если тот, кто никогда не философст-вует, присваивает почетный титул философа (стр. 208—211).
ДЕКАРТ
Рене Декарт (1596—1650) — великий французский философ и ученый-естествоиспытатель. Родился в дворянской семье, учился в привилегированном учебном заведении — иезуитской коллегии Ла Флеш. По окончании ее служил в армии, при¬нимавшей участие в Тридцатилетней войне в Германии. После ухода с военной службы продолжал интенсивно заниматься математикой и осмыслением методологии научно-философского знания. Для успеха своей работы вскоре переселился в Нидер¬ланды, где с небольшими перерывами прожил двадцать лет, предаваясь уединенным научным занятиям. Здесь Декарт опуб¬ликовал свои главные произведения: «Рассуждение о мето¬де…» в 1637 г., «Размышления о первой философии…» на латин¬ском языке (французский перевод, просмотренный и исправ-
231

ленный автором, вышел в 1647 г. под названием «Ме¬тафизические размышления»), «Начала философии» (1644 s.) на латинском языке (фран¬цузский перевод, тоже автори¬зованный Декартом и частич¬но переведенный им самим, появился в 1647 г.), «Стра¬сти души» — этико-психоло¬гическое сочинение Декарта (1649 г.). После смерти Де-карта (в Стокгольме) в тече¬ние нескольких десятилетий были изданы и другие его про¬изведения, не оконченные ав¬тором при жизни и не издан¬ные тогда. Среди этих произ¬ведений особенно важны «Пра¬вила для руководства ума» (на латинском языке) — едва ли не наиболее раннее произведение философа, писавшееся, по всей вероятности, еще до переезда его в Нидерланды в 1629 г. В основу настоящей подборки положены «Начала филосо¬фии», в которых в сжатом виде сформулированы идеи всех предшествующих произведений Декарта. Затем публикуются отрывки из «Правил для руководства ума», содержащих осо¬бенно четкие формулировки рационалистической методологии Декарта. Они дополнены некоторыми отрывками из «Рассуж¬дения о методе» и «Метафизических размышлений».
Все эти отрывки воспроизводятся по изданию «Избранных произведений» Декарта (М., 1950). В некоторых случаях произ¬ведено уточнение терминологии по сравнению с этим изданием.
НАЧАЛА ФИЛОСОФИИ
ПИСЬМО АВТОРА
К ФРАНЦУЗСКОМУ ПЕРЕВОДЧИКУ «НАЧАЛ ФИЛОСОФИИ», УМЕСТНОЕ ЗДЕСЬ КАК ПРЕДИСЛОВИЕ
Прежде всего я хотел бы выяснить, что такое философия, сделав почин с наиболее обычного, с того, например, что слово «философия» обозначает занятие мудростью и что под мудростью понимается не только благоразумие в делах, но также и совершенное знание всего того, что может познать человек; это же знание, которое направляет самую жизнь, служит сохранению
232

здоровья, а также открытиям во всех науках. А что¬бы философия стала такой, она необходимо должна быть выведена из первых причин так, чтобы тот, кто старается овладеть ею (что и значит, собственно, фи-лософствовать), начинал с исследования этих первых причин, именуемых началами. Для этих начал суще-ствует два требования. Во-первых, они должны быть столь ясны и самоочевидны, чтобы при внимательном рассмотрении человеческий ум не мог усомниться в их истинности; во-вторых, познание всего остального должно зависеть от них так, что хотя начала и могли бы быть познаны помимо познания прочих вещей, од¬нако, обратно, эти последние не могли бы быть позна¬ны без знания начал. При этом необходимо понять, что здесь познание вещей из начал, от которых они зави¬сят, выводится таким образом, что во всем ряду выво¬дов нет ничего, что не было бы совершенно ясным. Вполне мудр в действительности один бог, ибо ему свойственно совершенное знание всего; но и люди мо¬гут быть названы более или менее мудрыми сообразно тому, как много или как мало они знают истин о важ¬нейших предметах.
Философия (поскольку она распространяется на все доступное для человеческого познания) одна толь¬ко отличает нас от дикарей и варваров и каждый народ тем более гражданственен и образован, чем луч¬ше в нем философствуют; поэтому нет для государст¬ва большего блага, как иметь истинных философов. Действительно, те, кто проводит жизнь без изуче¬ния философии, совершенно сомкнули глаза и не за¬ботятся открыть их; между тем удовольствие, которое мы получаем при созерцании вещей, видимых нашему глазу, отнюдь не сравнимо с тем удовольствием, ка¬кое доставляет нам познание того, что мы находим с помощью философии. К тому же для наших нравов и для жизненного уклада эта наука более необходима, чем пользование глазами для направления наших ша¬гов. Неразумные животные, которые должны заботить¬ся только о своем теле, непрерывно и заняты лишь поисками пищи для него; для человека же, главною частью которого является ум, на первом месте долж-
233

на стоять забота о снискании его истинной пищи — мудрости. Нет такого самого последнего человека, который был бы так привязан к объектам чувств, что когда-нибудь но обратился бы от них к чему-то луч¬шему, хотя бы часто и не знал, в чем последнее со¬стоит. Те, к кому судьба наиболее благосклонна, кто в избытке обладает здоровьем, почетом ? богатством, не более других свободны от такого желания; я даже убежден, что они сильнее прочих тоскуют по благам более значительным и совершенным, чем те, какими они обладают. А такое высшее благо, как показывает даже и помимо света веры один прттрслчый Г>ЙГ:УМ, ость не что иное, как познание истины по ее пирвоири’ш-нам, то есть мудрос’и,; зашпие последнею и есть фи¬лософия. Так как все это вполне верно, то нетрудно в том убедп».’л, лпг-ть бы правильно все было выве¬дено. Но поскольку этому убеждению противоречит опыт, показывающий, что л^дл, .»»L. .• всего занимаю¬щиеся философией, часто менее мудры и не столь правильно пользуются своим рассудком, как те, кто ни¬когда не посвящал себя этому занятию, я желал бы здесь кратко изложить, из чего состоят те науки, кото¬рыми мы теперь обладаем, и какой ступени мудрости эти науки достигают. Первая ступень содержит только те понятия, которые благодаря собственному свету на¬столько ясны, что могут быть приобретены и без раз¬мышления. Вторая ступень охватывает все то, что дает нам чувственный опыт. Третья — то, чему учит об¬щение с другими людьми.