всемирного тяготения, объединяющий движение земных и небесных тел в единую картину.
Открытия Ньютона, Галилея и других ученых рассматри¬ваемого столетия явились результатом применения чрезвычай¬но плодотворного метода анализа, т. е. раечленения сложных явлений природы на их максимально простые составные части, поддающиеся исчерпывающему объяснению. Такими частями, сторонами единой природы стали для Ньютона сама по себе инертная материя (масса тела), сила, воздействующая на нее, мировое пространство как пустое вместилище тел (в этом пункте Ньютон воспроизводил идею Демокрита — Эпикура, де¬лая ее составным элементом своей механистической картины мира) и время как мера их движения. Сформулировав эти основоположные понятия механистического естествознания, Ньютон, как и большинство ученых и философов не только XVII, но и XVIII в., оперировал ими как абстракциями, ото-рванными друг от друга, а иногда и противопоставленными друг другу. Такая односторонне аналитическая установка, при¬ведшая к огромным достижениям естественнонаучную мысль, будучи распространена на философию, привела к тому, что Энгельс назвал метафизическим периодом в развитии материа¬лизма нового времени.
Метафизический материализм XVII—XVIII вв. можно оп¬ределить и как механистический материализм. Эта новая фор¬ма материализма отличалась как от первоначального материа¬лизма древности, так и от натурфилософского материализма эпохи Возрождения, которые во многом походили друг на дру¬га. И античный материализм, основывавшийся на простом со¬зерцании природы и человека как ее порождении, и натур¬философский материализм XVI в., неразрывно связанный с идеями тождества микро- и макрокосма, а также пантеизма, не. зная еще многих частностей природы, стремились нарисо¬вать ее целостную картину. Материализм же XVII в., исходив¬ший в своих размышлениях о природе из данных нового есте¬ствознания, и прежде всего из механики, не мог уже удовле¬творяться созерцанием только общей картины природы, а хотел ответить на все увеличивающееся число частных вопро¬сов, выяснение которых имело принципиальное значение для прогресса философского знания. Отсюда его интерес к анали¬тическим методам исследования, выработанным естественно¬научной мыслью той эпохи. Он позволил углубить понимание
26
природы и человека и одновременно породил ряд односторон-ностей, которые Ф. Энгельс и определил как метафизические.
Пантеистическо-гилозоистический материализм эпохи Воз¬рождения рассматривал природу не только как одушевленную, живую, но и как многокачественную, многокрасочную. Все чувственные качества — цвет, запах, звук и т. п. — считались ренессансными философами вполне объективными, принадле¬жащими самой природе вещей. Совсем другое воззрение раз¬вивали механистические материалисты XVII в. С их точки зрения, последние элементы природы представляют собой нечто совершенно неживое, бескачественное, познаваемое пу¬тем механико-математического анализа. Все же чувственные качества с той же точки зрения возникают лишь в сознании человека, будучи порождены этими подлинными качествами геометрическо-механического характера. Это воззрение, четко наметившееся в античности у Демокрига, было в начале этого столетия заново сформулировано Галилеем, а затем развива¬лось Декартом, Гоббсом, Спинозой, Локком и другими мысли¬телями. Последний определил объективные качества как пер¬вичные, а субъективные — как вторичные.
Рассмотренная особенность механистическо-метафизиче-ского материализма XVII в., вытекавшая из его аналитической установки, состояла, таким образом, в стремлении сводить бо¬лее сложное к возможно более простому и видеть в таком све¬дении цель всякого объяснения. Все качественные особенности предметов и явлений сводились здесь к количественным ха¬рактеристикам в соответствии с установками математического естествознания.
Другая определяющая идея механистического материализ¬ма XVII в.— это идея детерминизма, всеобщей причинной об-условленности явлении и прроцессов природы. Наметившееся уже у Бэкона значение материальных и действующих причин как раскрываемых в опыте было развито Декартом, Гоббсом и в особенности Спинозой (называвшими эти причины ближай¬шими причинами, поскольку они непосредственно устанавли-ваются в опыте) в концепцию универсального детерминизма, распространяющегося на всю сферу природно-человеческой действительности. А эта концепция вытекала также из понятия научного закона природы, которое принадлежит к числу важ¬нейших достижений естественнонаучной мысли, заимствован¬ных и обобщенных передовой философией.
В предшествующем томе «Антологии» мы видели, что идея естественной необходимости родилась почти одновременно с философией. Однако в древности понятия, выражавшие ее, были наполнены главным образом морально-юридическим со¬держанием. Будучи преимущественно антропоморфными и социоморфными, эти понятия заключали в себе и более или менее значительное мифологическое содержание, что и ??-служило на исходе античности одним из важнейших основа¬нии их перетолкования в идеалистическо-теологическом духе. В рассматриваемую же эпоху благодаря открытиям Галилея,
27
Кеплера, Декарта, Ньютона и других естествоиспытателей было достигнуто чисто физическое понимание законов природы, не¬редко допускавшее математическую формулировку.
Опираясь на эти законы, метафизические материалисты рассматриваемого столетия смогли дать естественное объясне¬ние многим особенностям природы. Но они абсолютизировали эти законы и, как правило, были не способны подняться до идеи развития природно-человеческого мира, становились в ту¬пик при попытке выяснить происхождение его важнейших особенностей. Отсюда весьма нередкое обращение передовых мыслителей рассматриваемого столетия к божественному все¬могуществу. Оно присуще не только Галилею, Декарту или Ньютону, но даже такому материалисту, каким был Томас Гоббс в его истолковании бытия как совокупности только фи¬зических тел. Другой английский материалист, писавший уже в начале следующего XVIII столетия, Джон Толанд, убеди¬тельно раскритиковал в своих «Письмах к Серене» Спинозу за то, что тот лишил атрибута движения свою субстанцию и закрыл перед собой многие возможности естественного объяс¬нения природы. Наделяя теперь материю атрибутом движения и открывая на этом пути новые возможности материалистиче¬ского истолкования природы, Толанд вместе с тем не считал возможным дать естественное объяснение развития неживой и в особенности живой природы. Вопреки своим материалистиче¬ским установкам он считал необходимым обратиться к поня¬тию бестелесного божественного духа, вмешательство которого якобы только и может объяснить такое развитие.
Таким образом, перед нами здесь выступает своего рода теологическая ограниченность метафизического материализма, исторически и гносеологически неизбежная. Характеризуя эту ограниченность, Энгельс писал в «Диалектике природы», что в рассматриваемую эпоху «наука все еще глубоко увязает в теологии. Она повсюду ищет и находит в качестве последней причины толчок извне, необъяснимый из самой природы» *. Воззрения передовых мыслителей XVII—XVIII вв., пытав¬шихся связать новую картину мира, открывшуюся им благо¬даря успехам механики и астрономии, с гипотезой о существо¬вании внеприродного бога, получили уже в рассматриваемую эпоху латинское наименование деизма.
Существовало несколько разновидностей деизма. Общим же для них было то, что за богом, трактуемым абстрактно-рацио¬налистически, сохранялся тот минимум функций, который не поддавался объяснению с позиций механистической интерпре¬тации природы. Такое воззрение было совершенно неприемле¬мо для официальных религий, ибо оно освобождало природу от большей части божественной опеки. С точки зрения этих религий всемогущий бог является не только творцом природы, но и повседневным правителем ее, сверхъестественной лич-ностью, которая, постоянно вмешиваясь в дела природы и че-
* К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 20, стр. 349.
28
ловека, наполняет их множеством совершенно непонятных для человека чудес, не согласующихся с его представлениями о естественной причинности. С точки же зрения деистических материалистов существование бога как наиболее отдаленной причины природы не только не противоречит ее закономер¬ности, но и вполне согласуется с нею. Таким образом, из про¬тивника закономерности бог превращался у деистических ма¬териалистов в союзника и даже в гаранта ее. Наиболее оче¬видно это у Декарта. Вместе с тем такая установка выражала определенную ограниченность в их понимании и истолковании природы и человека, что хорошо выражено Спинозой, назвав¬шим бога «убежищем незнания». Впрочем, еще Цицерон вы¬сказал ту же мысль, о чем и вспоминает Толанд.
Ревнители господствующих религий объявляли многих деистов (как и пантеистов) натуралистами, т. е. мыслителями, стремящимися объяснять все явления природы, исходя из них самих (термина «материализм» XVII век почти не знал). Они считали их также атеистами, потому что развиваемые ими воз¬зрения разрушающе действовали на господствующие религии. С другой стороны, Маркс указывал, что для многих материа¬листов рассматриваемой эпохи деизм представлял собой «не более, как удобный и легкий способ отделаться от религии» *. Следовательно, деизм давал передовым мыслителям эпохи воз¬можность поддерживать «дипломатические отношения» с рели¬гией в условиях, когда, она представляла самую мощную идео-логическую силу, с которой невозможно было не считаться. Тем более что эти мыслители как представители господствую¬щих классов не видели возможности обойтись без религии, в которой они видели основную духовную пищу народных масс. В этой связи читателю должно быть ясно, почему Декарт или Спиноза обращаются в своих произведениях только к едино¬мышленникам и стремятся всячески отклонить от чтения их «толпу», которая может понять их только превратно (правда, под «толпой» они разумели не только народные массы). Гоббс же, один из наиболее последовательных антиклерикалов своего столетия, непримиримый враг церковников в их стремлениях вмешиваться в государственную жизнь и в научно-философ-ские дела, призывал относиться к догматам вероучения, как к горьким пилюлям врача: проглатывать их, не разжевывая.
При всем значении деизма для механистическо-метафизи-ческого материализма рассматриваемой эпохи он не представ¬лял собой единственной формы его выражения. Для XVII сто¬летия оставалась в силе и традиция натуралистического пан¬теизма, процветавшего в предшествующем веке. Правда, по¬скольку эта традиция была связана с гилозоизмом, в условиях господства механицизма и количественного подхода к природе она потеряла прежнее распространение. Но сторонники ее все же были, и они пытались сочетать эту традицию с принципами механико-математического истолкования природы.
* К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 2, стр. 144.
29
Самым значительным представителем ее в рассматривае-мом столетии был Бенедикт Спиноза. Он не примкнул к деи-стическим представлениям о боге, ибо при всей минимализа-ции в этих представлениях роли бога в его отношении к при-роде в них все же сохранялось его обособленное положение. Автор же «Этики» считал такие представления неприемлемы-ми. Рассматривая бога как актуально бесконечный абсолют, не как трансцендентную, а как имманентную причину всех яв¬лений, он объявил его субстанцией и отождествил с приро-дой, но не эмпирической природой конкретного многообразия вещей и явлений, воспринимаемых чувствами, а умозритель¬но, интуитивно постигаемой, единой, единственной, вечной и бесконечной сущностью, субстанцией, порождающей потен¬циально бесконечный мир единичных предметов и явлений эмпирической природы. Объявив понимаемую таким образом субстанцию причиной самой себя и последней причиной всех предметов и явлений эмпирической природы, Спиноза по сравнению со всеми другими метафизическими материалиста¬ми своего столетия дальше всех отошел от креационистских установок монотеистических религий (христианской, иудейской и мусульманской). Деистические материалисты все же приспо-сабливались — хотя бы и внешне — к официальной точке зре¬ния и делали оговорки о том, что внеприродный бог некогда создал природу и человека, хотя с научной точки зрения это представить невозможно (подобная позиция особенно харак¬терна для Декарта). Пантеистический же материализм Спинозы, ликвидировавший надприродное существование бога, в сущ¬ности полностью отказался от идеи творения. Это и создало ему славу самого ужасного атеиста рассматриваемого столетия, и эта слава надолго закрепилась за Спинозой.
Один из главных результатов борьбы за секуляризацию общественной мысли, о которой говорилось выше, стала эман¬сипация философии от теологии. Эта эмансипация нашла свое выражение в усилении философского рационализма, понимае¬мого в самом широком смысле этого термина — как уверен¬ность в познаваемости мира с помощью логических средств че¬ловеческого разумения. Особенно большую роль в углублении рационализма сыграла математика как высший образец
