счи¬тают очень убедительными (стр. 244—246).
3. Разделение на субстанцию и акциденцию неправомерно
(стр. 249).
4. Сама субстанция справедливо может жаловаться, что ее делают бесплодной; это приложимо и к другим категориям, которым не дают развиваться (стр. 251).
5. Большинство вопросов относительно вещей не может быть охвачено обычными категориями (стр. 254).
301
7. Легкомысленно представлять себе категории как некие казематы, куда ничто не может войти без ущерба для сво¬боды (стр. 258).
8. Бесконечность божества не подвержена никакому су¬жению и ограничению (стр. 261).
9. Богу может соответствовать понятие, которое приложи-мо к его творениям и им аналогично (стр. 264).
10. Сущность количества есть внешняя протяженность (стр. 266).
12. Отношение есть не более чем внешнее обозначение
(стр. 271).
Влез Паскаль (1623—1662) — французский математик, фи¬зик, писатель и религиозный философ. Один из видных пред¬ставителей нового математического естествознания, создавший в юношеские годы основополагающие работы по исчислению вероятностей и гидростатике. Затем проникся религиозными идеями янсенизма, поселился в аббатстве Пор-Роялъ, заставляя себя отказаться от научной деятельности. Посмертно изданные «Мысли» Паскаля (1669 г., на французском языке) представ¬ляют набросок оставшегося незаконченным философского тру¬да. Провозглашая здесь физическую, познавательную и нравст¬венную ничтожность человека, Паскаль видел в христианстве единственное средство постижения человеком тайн бытия и спасения его от отчаяния. Крайний пессимизм и иррациона¬лизм, сочетающиеся с религиозным мистицизмом, позволяют характеризовать Паскаля как отдаленного предшественника религиозного экзистенциализма. Отрывки из Паскаля публи¬куются по изданию: В. Паскаль. «Мысли» (М., 1902), пере¬вод с французского О. Долгова. Подбор произведен В. П. Кузне¬цовым.
МЫСЛИ
Весь этот видимый мир есть лишь незаметная, черта в обширном лоне природы. Никакая мысль не обнимет ее. Сколь¬ко бы мы ни тщеславились нашим проникновением за преде¬лы мыслимых пространств, мы воспроизведем лишь атомы в сравнении с действительным бытием. Это бесконечная сфера, центр коей везде, а окружность нигде’.
Но чтобы увидать другое столь же удивительное чудо, пусть он исследует один из мельчайших известных ему пред¬метов. Я нарисую ему не только видимую Вселенную, но мыслимую необъятность природы в рамке этого атомистиче¬ского ракурса. Он увидит бесчисленное множество миров, каж¬дый со своим особым небом, планетами, землею таких же раз¬меров, как и наш видимый мир; на этой земле он увидит животных и, наконец, тех же насекомых и в них опять то же,
802
что нашел в первом; встречая еще в других существах то же самое, без конца, без останов¬ки, он должен потеряться в этих чудесах, столь же изу-мительных по своей малости, сколько другие по их громад¬ности. Кто посмотрит на себя с этой точки зрения, ис¬пугается за себя самого. Видя себя в природе помещенным как бы между двумя безднами, бесконечностью и ничтожест¬вом, он содрогнется при виде этих чудес. Я полагаю, что его любопытство превратится в изумление и он будет более расположен созерцать эти чу¬деса в молчании, чем исследо¬вать их с высокомерием.
Да и что же такое наконец человек в природе? Ничто в сравнении с бесконечным, все в сравнении с ничтожеством, средина между ничем и всем. От него, как бесконечно далекого от постижения крайностей, конец вещей и их начало, бесспор¬но, скрыты в непроницаемой тайне; он одинаково не способен видеть и ничтожество, из которого извлечен, и бесконечность, которая его поглощает.
Убедившись в невозможности познать когда-либо начало и конец вещей, он может остановиться только на наружном познании середины между тем и другим. Все сущее, начинаясь в ничтожестве, простирается в бесконечность. Кто может про¬следить этот изумительный ход? Только виновник этих чудес постигает их; никто другой понять их не может (стр. 14—15). В довершение нашей неспособности к познанию вещей является то обстоятельство, что они сами по себе просты, а мы состоим из ‘двух разнородных и противоположных натур: души и тела. Ведь невозможно же допустить, чтобы рассуж¬дающая часть нашей природы была недуховна. Если бы нам считать себя только телесными, то пришлось бы еще скорее отказать себе в познании вещей, так как немыслимее всего утверждать, будто материя может иметь сознание. Да мы и представить себе не можем, каким бы образом она себя со¬знавала.
Следовательно, если мы только материальны, то совсем не можем познавать что-либо; если же состоим из духа и ма¬терии, то не можем вполне сознавать простые вещи, т. е. исключительно духовные и исключительно материальные.
Ввиду нашей наклонности придавать всем вещам свойства духа и тела казалось бы естественным предположить, что для нас весьма постижим способ слияния этих двух начал. На
303
деле же это именно и оказывается для нас всего непостижи¬мее. Человек сам по себе самый дивный предмет природы, так как, не будучи в состоянии познать, что такое тело, он еще менее может постигнуть сущность духа; всего же непостижи¬мее для него — каким образом тело может соединяться с духом. Это самая непреоборимая для него трудность, несмотря на то что в этом сочетании и заключается особенность его при¬роды .
• Вот часть причин недомыслия человека в отношении при¬роды. Она двояко бесконечна, а он конечен и ограничен; она продолжается и существует без перерыва, а он преходящ и смертен; вещи, в частности, погибают и изменяются ежеми¬нутно, и он видит их только мельком; они имеют свое начало и свой конец, а он не знает ни того ни другого; они просты, а он состоит из двух различных натур (стр. 19—20).
Человек — самая ничтожная былинка в природе, но былинка мыслящая. Не нужно вооружаться всей Вселенной, чтобы раздавить ее. Для ее умерщвления достаточно небольшо¬го испарения, одной капли воды. Но пусть Вселенная разда-вит его, человек станет еще выше и благороднее своего убий¬цы, потому что он сознает свою смерть. Вселенная же не ведает своего превосходства над человеком.
Таким образом, все наше достоинство заключается в мыс¬ли. Вот чем должны мы возвышаться, а не пространством и продолжительностью, которых Нам не наполнить. Будем же стараться хорошо мыслить: вот начало нравственности (стр. 25). Без благодати человек полон врожденного и непоправи¬мого заблуждения. Ничто не указывает ему истины; напротив, все вводит его в обман. Оба проводника истины, разум и чув¬ства, помимо присущего обоим недостатка правдивости, еще злоупотребляют друг другом. Чувства обманывают рассудок ложными признаками. Разум тоже не остается в долгу: душев¬ные страсти помрачают чувства и сообщают им ложные впе¬чатления. Таким образом, оба источника для познания истины только затемняют друг друга (стр. 35).
Что же человек за химера? Какое невиданное хаотиче¬ское существо, какой предмет противоречий, какое чудо? Судья всех вещей, несмысленный червь земной, хранитель правды, смесь неуверенности и заблуждения, слава и отброс Вселенной. Кто разберется в этом хаосе? Природа смущает пиррони-стов2, а разум путает догматистов. Что же будет из тебя, о, человек, который ищешь определить свое действительное по¬ложение своим природным рассудком? Тебе нельзя ни избе-жать одной из этих сект, ни оставаться в какой-либо из них. Познай же, гордец, какой пародокс ты сам для себя пред¬ставляешь. Смирись, немощный ум, умолкни, несмысленная природа; познай, что человек — существо, бесконечно непо¬нятное для человека, и вопроси у твоего владыки о неведомом тебе истинном твоем состоянии. Послушай бога.
Мы познаем истину не одним разумом, но и сердцем; этим-то последним путем мы постигаем первые начала, и на-
304
прасно старается оспаривать их разум, который тут совсем не у места. Напрасен стремящийся только к этому труд пирро-нистов. Мы знаем только, что мы совсем не грезим, как бы ни бессилен был ум наш доказать это; это бессилие свидетель-ствует лишь о слабости нашего разума, а не о сомнительности всех наших познаний, как они утверждают. Знание первых на¬чал, как, например, что существует пространство, время, дви¬жение, число, прочно как ни одно из знаний, получаемых нами путем рассуждения. На эти-то знания сердца и инстинкта дол¬жен опираться разум и на них строить свои рассуждения. Сердцем мы чувствуем, что есть три измерения в пространстве и что числа бесконечны, а разум потом доказывает, что нет двух квадратных чисел, из коих одно было бы удвоением дру¬гого. Начала чувствуются, а суждения выводятся, то и другое с уверенностью, хотя и различными путями. Смешно со сторо¬ны разума требовать у сердца доказательств его основных на¬чал, чтобы согласиться с ними, как одинаково смешно было бы сердцу требовать у разума чувствования всех делаемых им заключений, чтобы принять их.
Следовательно, это бессилие должно служить только к смирению разума, которому хотелось бы судить обо всем; а не к опровержению нашей уверенности, как если бы только один разум был способен руководить нами. Дай бог, чтобы, напротив, мы никогда не имели нужды в разуме, а познавали все вещи инстинктом и чувством. Но природа отказала нам в этом благе, сообщив нам лишь весьма немногие понятия такого рода; все другие приобретаются только путем рассуждения (стр. 52—54). » Если бог есть, то он окончательно непостижим, так как, не имея ни частей, ни пределов, он не имеет никакого соотно¬шения с нами. Поэтому мы не способны познать ни что он, ни есть ли он. Раз это так, кто осмелится взять на себя решение этого вопроса? Только не мы, не имеющие с ним никакого
соотношения.
Как же после этого порицать христиан, что они не могут дать отчета в своем веровании, когда они сами признают, что их религия не такова, чтобы можно было давать в ней отчет? Они заявляют, что «в мирском смысле это безумие. А вы жа-луетесь, что они вам не доказывают ее! -Если бы стали дока-зывать, то не сдержали бы слова: именно это отсутствие с их стороны доказательств и говорит в пользу их разумности.
«Да, но если это извиняет тех, кто говорит, что религия недоказываема, и снимает с них упрек в непредставлении доказательств, то это самое не оправдывает принимающих ее».
Исследуем этот пункт и скажем: бог есть или бога нет. Но на которую сторону мы склонимся? Разум тут ничего решить не может. Нас разделяет бесконечный хаос. На краю этого бесконечного расстояния разыгрывается игра, исход которой не известен. На что вы будете ставить? Разум здесь не при чем, он не может указать вам выбора. Поэтому не
