менее объект есть одно, а воображаемый образ или при¬зрак — нечто другое. Таким образом, ощущение во всех случаях есть по своему происхождению лишь призрак, вызванный (как я сказал) давлением, т. е. движением находящихся вне нас объектов, на наши глаза, уши и другие предназначенные для этого органы.
Однако во всех университетах христианского мира философы-схоласты, основываясь на некоторых текстах Аристотеля, учат другой доктрине. В отношении при¬чины зрения они говорят, что видимая вещь посылает во все стороны visible-species, что по-английски озна¬чает призрак, аспект или видимое видение, проникно¬вение которого в глаз есть зрение. А в отношении при¬чины слуха они говорят, что слышимая вещь посылает audible species, т. е. слышимый аспект, или слышимое видение, проникновение которого в ухо производит слух. Более того, в отношении причины понимания они также говорят, что понимаемая вещь посылает intelli¬gible species, т. е. умственное видение, проникнове¬ние которого в рассудок производит наше понима¬ние.
310
ГЛАВА II О ПРЕДСТАВЛЕНИИ
Никто не сомневается в той истине, что вещь, нахо¬дящаяся в состоянии покоя, навсегда останется в этом состоянии, если ничто другое не будет двигать ее; но не так легко соглашаются с тем, что вещь, находящаяся в состоянии движения, всегда будет в движении, если ничто другое не остановит ее, хотя основание в первом и во втором случае одно и то же (а именно что ни одна вещь не может сама менять свое состояние). Объяс¬няется это тем, что люди судят по себе не только о дру¬гих людях, но и о всех других вещах, и так как после движения они чувствуют боль и усталость, то полагают, что всякая вещь устает от движения и ищет по собст-венному влечению отдых; при этом рассуждающие так не спрашивают себя, не есть ли само это желание по¬коя, которое они в себе находят, лишь другое движе¬ние. Исходя из только что указанных соображений, схо¬ласты говорят, что тяжелые тела падают вниз из стрем¬ления к покою и из желания сохранить свою природу в таком месте, которое наиболее пригодно для них, и, таким образом, бессмысленно приписывают неодушев¬ленным вещам стремление и знание того, что пригодно для их сохранения (познание большее, чем то, которым обладает человек).
Раз тело находится в движении, оно будет двигать¬ся (если что-нибудь не помешает этому) вечно, и, что бы ни препятствовало этому движению, оно прекратит его не мгновенно, а лишь в определенный промежуток времени и постепенно. Подобно тому как мы наблю¬даем в воде, что волны продолжают еще катиться дол¬гое время, хотя ветер уже стих, то же самое бывает с тем движением, которое производится во внутренних частях человека, когда он видит, когда ему снится и т. д. Ибо, после того как объект удален или глаза за-крыты, мы все еще удерживаем образ виденной вещи, хотя и более смутно, чем когда мы ее видим. Именно это римляне называют imagination [воображение] от об¬раза, полученного при зрении, применяя это слово, хотя и неправильно, ко всем другим ощущениям. Но греки
311
называют это фантазией, что означает призрак и что применима как к одному, так и к другому ощущению. Воображение есть поэтому лишь ослабленное ощуще¬ние и присуще людям и многим другим живым суще¬ствам как во сне, так и наяву.
Подобно тому как предметы, видимые нами на боль¬шом расстоянии, представляются нам тусклыми и без выделения мелких деталей, а слышимые голоса стано¬вятся слабыми и нерасчлененными, точно так же после большого промежутка времени слабеет наш образ прош¬лого и мы забываем (например) у виденных нами го¬родов отдельные улицы, а от событий — многие отдель¬ные обстоятельства. Это ослабленное ощущение, как я сказал, мы называем представлением, когда желаем обозначить саму вещь (я разумею вообразить саму ее). Но когда мы желаем выразить факт ослабления и обо¬значить, что ощущение поблекло, устарело и отошло в прошлое, мы называем его памятью.
Таким образом, представление и память обозначают одну и ту же вещь, которая лишь в зависимости от раз¬личного ее рассмотрения имеет разные названия.
Воспоминания, или память о многих вещах, назы¬ваются опытом.
Представления спящих мы называем сновидениями. Эти последние также (как все другие представления) были раньше целиком и частями в ощущении. Но мозг и нервы, эти необходимые органы ощущения, слишком скованы сном и с трудом могут быть движимы дейст¬вием внешних объектов, чтобы испытывать ощущения. Поэтому сновидения могут иметь место лишь постольку, поскольку они проистекают из возбуждения внутрен¬них частей человеческого тела.
Так как мы видим, что сновидения порождаются раздражением некоторых внутренних частей тела, то разные раздражения необходимо должны вызвать раз¬личные сны.
Труднее всего отличить сновидения человека от его мыслей наяву, когда мы по какой-нибудь случайности не замечаем, что спали.
От этого-то незнания, как отличить сновидения и другие яркие фантастические образы от того, что мы
312
видим и ощущаем наяву, и возникло в прошлом боль-шинство религий язычников, поклонявшихся сатирам, фавнам, нимфам и т. п. В настоящее время это незна-ние является источником того, что невежественные люди думают о русалках, привидениях, домовых и мо¬гуществе ведьм. Ибо, что касается ведьм, я полагаю, что их колдовство не есть реальная сила, и тем не ме¬нее я думаю, что их справедливо наказывают за их ложную уверенность, будто они способны причинять подобное зло, — уверенность, соединенную с намере¬нием причинить это зло, будь они на то способны. Их колдовство ближе к религии, чем к искусству и науке. Что же касается русалок и бродячих привидений, то я полагаю, что такие взгляды распространялись или не опровергались с целью поддерживать веру в полезность заклинания бесов, крестов, святой воды и других подоб¬ных изобретений духовных лиц. Не приходится, конеч¬но, сомневаться в том, что бог может сотворить сверхъ-естественные явления. Но что бог это делает так часто, что люди должны бояться таких вещей больше, чем они боятся приостановки или изменения хода природы, который бог тоже может совершить, — это не является догматом христианской веры. Под тем предлогом, что бог может сотворить всякую вещь, дурные люди смело утверждают все, что угодно, если только это служит их целям, хотя бы они сами считали это неверным. Разум¬ный человек должен верить этим людям лишь постоль¬ку, поскольку правильное рассуждение заставляет счи¬тать правдоподобным то, что они говорят. Если бы эта суеверная боязнь духов была устранена, а вместе с ней и предсказания на основании снов, ложные пророче¬ства и другие связанные с этим вещи, при помощи ко¬торых хитрые и властолюбивые люди околпачивают простодушный народ, то люди были бы более склонны повиноваться гражданской власти, чем это имеет-место теперь.
Искоренение таких предрассудков должно было быть делом школьных учителей, но последние скорее питают такие доктрины. Ибо (не зная, что такое пред-ставление или ощущение) они учат по традиции: одни говорят, что представления возникают сами по себе и
313
не имеют никакой причины, другие — что они обычно порождаются волей и что добрые мысли вдуваются в че¬ловека (внушаются ему) богом, а злые мысли — дьяво¬лом; что добрые мысли влиты в человека богом, а злые — дьяволом.
Представление, которое вызывается в человеке (или в каком-нибудь другом существе, одаренном способно¬стью иметь представления) словами или другими про¬извольными знаками, есть то, что мы обычно называем пониманием, и оно обще и человеку, и животному. Ибо собака, как и многие другие животные, по привычке будет понимать зов или порицание своего хозяина. По¬нимание же, составляющее специфическую особенность человека, состоит в понимании не только воли другого человека, но и его идей и мыслей, поскольку последние выражены последовательным рядом имен вещей, соеди¬ненных в утверждения, отрицания и другие формы речи. О понимании этого рода я буду говорить ниже.
ГЛАВА III О ПОСЛЕДОВАТЕЛЬНОСТИ ИЛИ СВЯЗИ ПРЕДСТАВЛЕНИЙ
Под последовательностью или связью мыслей я по¬нимаю то следование мыслей друг за другом, которое называют (в отличие от речи, выраженной словами) мысленной речью.
Когда человек думает о какой-нибудь вещи, то непо¬средственно следующая за этим мысль не является со¬вершенно случайной, как это кажется. Не всякая мысль безразлично следует за всякой другой мыслью. Напро¬тив, подобно тому как мы не имеем никакого представ¬ления о том, чего не было когда-то целиком или час¬тично в нашем ощущении, точно так же мы не имеем перехода от одного представления к другому, если мы никогда раньше не имели подобного перехода в наших ощущениях. Это имеет следующее основание. Все пред¬ставления суть движения внутри нас, являющиеся ос¬татками движений, произведенных в ощущении. И те движения, которые непосредственно следуют друг за другом в ощущении, продолжают следовать в том же порядке и после исчезновения ощущения, так что если
314
предыдущее движение снова имеет место и является преобладающим, то последующее в силу связанности движимой материи следует за ним таким же образом, как вода на гладком столе следует в том направлении, в котором какая-либо капля ее водится пальцем. Но так как за одной и той же -воспринятой вещью в ощущении иногда следует одна вещь, а иногда другая, то с тече¬нием времени случается, что, представляя себе одну вещь, мы не можем сказать с уверенностью, каково бу¬дет наше ближайшее представление. Одно лишь можно уверенно сказать, а именно что это будет нечто следо¬вавшее за имеющимся у нас представлением в то или
Связь мыслей, или мысленная речь, бывает двоя-кого рода. Первого рода связь не упорядочена, не скреплена определенным намерением и не постоянна. В ней нет захватывающей мысли, которая владела бы следующими за ней мыслями и направляла бы их к себе как к желательной и страстной цели. В таком слу¬чае мысли, как говорят, блуждают и кажутся не под¬ходящими друг к другу, подобно тому как это бывает во сне. Однако и в этой беспорядочной скачке мыс¬лей часто можно открыть определенное направление и зависимость одной мысли от другой.
Второго рода связь более постоянна, так как она упо¬рядочивается каким-нибудь желанием или намерением. Так как цель благодаря силе произведенного ею впечатления часто приходит на ум, то, если мысли на¬чинают блуждать, они опять быстро приводятся в по¬рядок.
Упорядоченная связь мыслей бывает двоякого рода. Связь одного рода имеется тогда, когда мы от какого-нибудь воображаемого следствия ищем производящие его причины или средства; такая связь присуща как человеку, так и животному. Связь другого рода имеется тогда, когда, представляя какую-нибудь вещь, мы ищем все возможные следствия, которые могут быть произве¬дены ею, иначе говоря, представляем себе, что мы мо¬жем делать с ней, когда будем ею владеть. Признаков этого рода связи мыслей я никогда не наблюдал ни у кого другого, кроме как у человека, ибо такого рода
315
любопытство вряд ли присуще какому-нибудь живому существу, имеющему лишь чувственные страсти, ка¬ковы голод,
