вторжения чужеземцев и от неспра¬ведливостей, причиняемых друг другу, и, таким обра¬зом, доставить им ту безопасность, при которой они могли бы кормиться от трудов рук своих и от плодов земли и жить в довольстве, может быть воздвигнута только одним путем, а именно путем сосредоточения всей власти и силы в одном человеке или в собрании людей, которое большинством голосов могло бы свести все воли граждан в единую волю. Иначе говоря, для установления общей власти необходимо, чтобы люди назначили одного человека или собрание людей, кото¬рые явились бы их представителями; чтобы каждый че-
337
ловек считал себя доверителем в отношении всего, что носитель общего лица будет делать сам или заставит делать других в целях сохранения общего мира и без¬опасности, и признал себя ответственным за это; чтобы каждый подчинил свою волю и суждение воле и сужде¬нию носителя общего лица. Это больше, чем согласие или единодушие. Это реальное единство, воплощенное в одном лице посредством соглашения, заключенного каждым человеком с каждым другим таким образом, как если бы каждый человек сказал каждому другому: я уполномочиваю этого человека или это собрание лиц и передаю ему мое право управлять собой при том условии, что ты таким же образом передашь ему свое право и санкционируешь все его действия. Если это совершилось, то множество людей, объединенное таким образом в одном лице, называется государством, по-ла-тыни — civitas. Таково рождение того великого Левиа¬фана, или, вернее (выражаясь более почтительно), того смертного бога, которому мы под владычеством бес¬смертного бога обязаны своим миром и своей защитой. Ибо благодаря полномочиям, данным им каждым от¬дельным человеком в государстве, указанный человек или собрание лиц пользуется такой огромной сосредо¬точенной в нем силой и властью, что внушаемый этой силой и властью страх делают этого человека или это собрание лиц способным направлять волю всех людей к внутреннему миру и к взаимной помощи против внеш¬них врагов. В этом человеке или собрании лиц состоит сущность государства, которая нуждается в следующем определении: государство есть единое лицо, ответст¬венным за действия которого сделало себя путем взаим¬ного договора между собой огромное множество людей, с тем чтобы это лицо могло использовать силу и сред¬ства всех их так, как сочтет необходимым для их мира и общей защиты.
Тот, кто является носителем этого лица, называется сувереном, и о нем говорят, что он обладает верховной властью, а всякий другой является его подданным (И, стр. 196-197).
33$
ГЛАВА XXI О СВОБОДЕ ПОДДАННЫХ
Свобода и необходимость совместимы. Вода реки, например, имеет не только свободу, но и необходимость течь по своему руслу. Такое же совмещение мы имеем в действиях, совершаемых людьми добровольно. В са¬мом деле, так как добровольные действия проистекают из воли людей, то они проистекают из свободы, но так как всякий акт человеческой воли, всякое желание и склонность проистекают из какой-нибудь причины, а эта причина — из другой в непрерывной цепи (первое звено которой находится в руках бога — первейшей из всех причин), то они проистекают из необходимости. Таким образом, всякому, кто мог бы видеть связь этих причин, была бы очевидна необходимость всех произ¬вольных человеческих действий. И поэтому бог, кото¬рый видит все и располагает всем, видит также, что, когда человек делает то, что он хочет, его свобода со¬провождается необходимостью делать не больше и не меньше того, что желает бог. Ибо хотя люди могут де¬лать многое, что бог не велел делать и за что он по¬этому не является ответственным, однако люди не мо¬гут иметь ни страстей, ни расположения к чему-либо, причиной которых не была бы воля божья. И если воля божья не обеспечила необходимости человеческой воли и, следовательно, всего того, что от этой воли зависит, человеческая свобода противоречила и препятствовала бы всемогуществу и свободе бога. Этим довольно ска¬зано (для нашей цели) о той естественной свободе, ко¬торая только одна понимается под свободой в собствен¬ном смысле (II, стр. 233).
ГЛАВА XXXI О ЦАРСТВЕ БОГА ПРИ ПОСРЕДСТВЕ ПРИРОДЫ
Для того чтобы мы могли знать, какого рода по¬клонение богу диктует нам естественный разум, я нач¬ну с его атрибутов. Прежде всего очевидно, что мы дол¬жны приписать богу существование, ибо никто не мо¬жет иметь намерение воздавать почести тому, что он считает несуществующим.
339
Во-вторых, недостойно говорили о боге и отрицали его существование те философы, которые утверждали, что мир или душа мира есть бог. Ибо под богом мы по¬нимаем причину мира, а сказать, что мир есть бог,— значит сказать, что мир не имеет причины, т. е. что бога нет.
В-третьих, сказать, что мир не был создан, а суще¬ствует извечно, — значит отрицать существование бога (ибо то, что извечно, не имеет причины).
В-четвертых, те, кто приписывает богу покой, отри¬цают за ним заботу о человеческом роде и этим лишают его уважения, ибо такой взгляд отнимает у бога чело¬веческую любовь к нему и страх перед ним, являю¬щиеся корнем уважения.
Сказать, что мы представляем себе бога или имеем о нем идею в нашем уме, также есть неуважение к нему, ибо все, что мы себе представляем, конечно. Нельзя также приписывать богу страсти (разве лишь метафорически, разумея не самые страсти, а их эффект).
Поэтому когда мы приписываем богу волю, то это не следует понимать по аналогии с человеческой волей как разумную склонность, а лишь как силу, способную произвести все.
Всякий, кто хочет приписать богу лишь то, что оправдывается естественным разумом, должен употреб¬лять или такие негативные атрибуты, как бесконечный, вечный, непостижимый, или превосходную степень, как высочайший, величайший и т. п., или неопределенные слова, как благостный, справедливый, святой, созда¬тель, причем употреблять их не в том смысле, чтобы объявить этим, каков бог (ибо это значило бы ограни¬чить его рамками нашей фантазии), а лишь в том смысле, чтобы выразить свое благоговение перед ним и свою готовность повиноваться ему, что является зна¬ком смирения и желания почитать его так, как только мы можем. Ибо для обозначения нашего понятия о его природе существует лишь одно имя, именно аз есмь, а для обозначения его отношения к нам — лишь имя бог, в котором содержатся понятия отец, царь и гос-подь (II, стр. 371-373).
340
ЧЕЛОВЕЧЕСКАЯ ПРИРОДА
[ПОСВЯЩЕНИЕ ГРАФУ ВИЛЬЯМУ НЬЮ-КЭСТЛЬСКОМУ]
Высокочтимый лорд!
Основные элементы нашей природы, разум и страсть, вы¬звали к жизни два рода познания — математическое и догма¬тическое. Первое свободно от споров и разногласий, ибо сво¬дится к сравнению фигур и движений, а в этих вопросах истина не сталкивается с интересами людей. В рбласти же по¬знания второго рода все вызывает споры, ибо этот род позна¬ния занимается сравнением людей, затрагивает их права и выгоды, а в этих вопросах человек будет восставать против разума всякий раз, когда разум выскажется против него. Этим и объясняется то, что люди, писавшие о справедливости и о политике вообще, очень часто впадали в противоречие как с самими собой, так и друг с другом. Свести это учение к без¬ошибочным правилам разума можно лишь одним способом: не-обходимо прежде всего положить в его основу такие принципы, которые не могла бы пытаться пошатнуть страсть, а затем постепенно возводить на этом прочном фундаменте и делать непоколебимыми почерпнутые из законов природы истины, ко¬торые висели до сих пор в воздухе (I, стр. 439).
Глава 1. 1. Для правильного и вразумительного объяснения элементов естественного права и политики необходимо знать, какова человеческая природа, что представляет собой полити¬ческий организм и что мы понимаем под законом. Все, что было написано до сих пор по этим вопросам начиная с древнейших времен, послужило лишь к умножению сомнений и споров в этой области. Но так как истинное знание должно порождать не сомнения и споры, а уверенность, то факт существования споров с очевидностью доказывает, что те, кто об этом писал, не понимали своего предмета.
4. Природа человека есть сумма его природных способно¬стей и сил, таких, как способность питаться, двигаться, размно¬жаться, чувство, разум и т. д. Эти способности мы единодушно называем природными, и.они содержатся в определении чело¬века как одаренного разумом животного.
5. Соответственно двум основным частям, из которых со¬стоит человек, я различаю в нем два вида способностей — фи¬зические и духовные.
6. Так как задача настоящего труда не предполагает необ¬ходимости вдаваться в детальные анатомические исследования физических способностей, то я ограничусь тем, что сведу их к трем следующим: к способности питаться, способности дви¬гаться и способности размножаться.
7. Что касается духовных способностей, то такнх сущест¬вует две: способность познания, воображения, или представ¬ления, и способность к волевым движениям. Начнем со способ¬ностей познания.
341
8. Для уразумения того, что я понимаю под способностью! познания, необходимо вспомнить и признать, что в нашем уме! всегда имеются известные образы, или идеи, вещей, существую-! щих вне нас, в силу чего, если бы какой-либо человек остался! жить, а весь остальной мир был уничтожен, этот человек тем^ не менее сохранил бы образ мира и всех тех вещей, которые] он некогда видел и воспринял в мире. Всякий из собственного опыта знает, что отсутствие или уничтожение вещей, раз вос¬принятых нами, не влечет за собой отсутствия или уничтоже¬ния соответствующих образов. Такие образы, или изображения, качеств вещей, существующих вне нас, составляют то, что мы называем нашим представлением и образом воображения, идеей, понятием или знанием этих вещей. Способность же, или сила, при помощи которой мы приобретаем это знание, есть: то, что я здесь называю способностью познания, или представ-ления (I, стр. 441—442).
I
[ВОЗРАЖЕНИЯ НА «РАЗМЫШЛЕНИЯ» ДЕКАРТА…] < ВТОРОЕ ВОЗРАЖЕНИЕ (КО ВТОРОМУ РАЗМЫШЛЕНИЮ: \ О ПРИРОДЕ ЧЕЛОВЕЧЕСКОГО ДУХА) } «Я — мыслящая вещь». Это верно; именно из того факта,| что я мыслю или — будь то наяву или во сне — воображаю, сле^ дует, что я нечто мыслящее, ведь предложения я мыслю и я — мыслящая вещь означают одно и то же. Из того, что я нечто; мыслящее, вытекает, что я существую, ибо то, что мыслит, не есть ничто. Однако, когда Декарт продолжает т. е. дух, или, душа, или ум, или разум, у меня возникают сомнения. Ибо вряд ли можно считать правильным такое
