соответствующими, часто незаметными дейст-виями.
Наш ученый автор, по-видимому, убежден, что в нас нет ничего потенциального и даже нет ничего та-кого, чего бы мы всегда не сознавали актуально. Но он не может строго придерживаться этого, не впадая в парадоксальность. В самом деле, приобретенные при¬вычки и накопленные в памяти впечатления не всегда
468

сознаются нами и даже не всегда являются нам на по-мощь при нужде, хотя часто они легко приходят нам в голову по какому-нибудь ничтожному поводу, вызы¬вающему их в памяти, подобно тому как для нас до¬статочно начала песни, чтобы вспомнить ее продолже¬ние. В других местах он также ограничивает свой тезис, утверждая, что в нас нет ничего такого, чего бы мы не сознавали, по крайней мере когда-либо прежде. Но независимо от того, что никто не может сказать на основании одного только разума, как далеко может простираться наше прошлое сознание, о котором мы могли забыть, особенно если следовать учению плато¬ников о воспоминании, которое при всей своей фанта-стичности вовсе не противоречит, хотя бы отчасти, чис¬тому разуму, — независимо от этого, говорю я, почему мы должны приобретать все лишь с помощью восприя¬тий внешних вещей и не можем добыть ничего в са¬мих себе? Неужели наша душа сама по себе столь пуста, что без заимствованных извне образов она не представляет ровно ничего? Не думаю, чтобы наш рас¬судительный автор мог одобрить подобный взгляд. И где мы найдем доску, которая сама по себе не пред¬ставляла бы некоторого разнообразия? Никто никогда не видел совершенно однородной и однообразной плос¬кости. Почему же и мы не могли бы добыть себе ка¬ких-нибудь объектов мышления из своего собственно¬го существа, если захотели бы углубиться в него? Поэтому я склонен думать, что по существу взгляд нашего автора на этот вопрос не отличается от моих взглядов или, вернее, от общепринятых взглядов, коль скоро он признает два источника наших знаний — чув¬ства и рефлексию.
Не знаю, так ли легко будет примирить с нашими взглядами и со взглядами картезианцев утверждение этого автора, что дух не всегда мыслит и, в частности, что он лишен восприятий во сне без сновидений. Он говорит, что раз тела могут быть без движения, то и души могут быть без мыслей. На это я даю несколько необычный ответ. Я утверждаю, что ни одна субстан¬ция не может естественным образом быть в бездей¬ствии, что тела также никогда не могут быть без
469

движения. Уже опыт говорит в мою пользу, и достаточно обратиться к книге знаменитого Бойля против учения об абсолютном покое, чтобы убедиться в этом. Но я думаю, что на моей стороне и разум, и это один из мо¬их аргументов против атомистики.
Впрочем, есть тысячи признаков, говорящих за то, что в каждый момент в нас имеется бесконечное мно-жество восприятий, но без сознания и рефлексии, т. е. имеются в самой душе изменения, которых мы не со-знаем, так как эти впечатления или слишком слабы и многочисленны, или слишком однородны, так что в них нет ничего, отличающего их друг от друга; но в соеди¬нении с другими восприятиями они оказывают свое действие и ощущаются — по крайней мере неотчетли¬во — в своей совокупности. Всякое внимание тре¬бует памяти, и если мы не получаем, так сказать, пре¬дупреждения обратить внимание на некоторые из наших наличных восприятий, то мы их часто пропускаем, не задумываясь над ними и даже не замечая их; но если кто-нибудь немедленно укажет нам на них и обратит, например, наше внимание на только что раздавшийся шум, то мы вспоминаем об этом и сознаем, что испы-тали перед тем некоторое ощущение. Таким образом, то были восприятия, которых мы не сознали немед-ленно; сознание их появилось лишь тогда, когда на них обратили наше внимание через некоторый, пусть совсем ничтожный, промежуток времени. Чтобы еще лучше пояснить мою мысль о малых восприятиях, ко¬торых мы не можем различить в массе, я обычно поль¬зуюсь примером шума морского прибоя, который мы слышим, находясь на берегу. Шум этот можно услы¬шать, лишь услыхав составляющие это целое части, т. е. услыхав шум каждой волны, хотя каждый из этих малых шумов воспринимается лишь неотчетливо в со¬вокупности всех прочих шумов,.т. е. в самом этом ро¬коте, и хотя каждый из них не был бы замечен, если бы издающая его волна была одна .
Таким образом, действие этих малых восприятий гораздо более значительно, чем это думают. Именно они образуют те не поддающиеся определению вкусы, те образы чувственных качеств, ясных в совокупности,
470

неотчетливых в своих частях, те впечатления, которые производят на нас окружающие нас тела и которые заключают в себе бесконечность,— ту связь, в которой находится каждое существо со всей остальной Вселен¬ной. Можно даже сказать, что в силу этих малых вос¬приятий настоящее чревато будущим и обременено прошедшим, что все находится во взаимном согласии и что в ничтожнейшей из субстанций взор, столь же проницательный, как взор божества, мог бы прочесть всю историю Вселенной — quae sint, quae fuerint, quae mox futura trahantur (что есть, что было, что вскоре
будет).
Эти же незаметные восприятия отмечают и состав-ляют тождество индивида, характеризуемое следами, которые сохраняются благодаря им от предыдущих со¬стояний этого индивида, связывая их, таким образом, с его теперешним состоянием. Какой-нибудь высший дух мог бы познать их, хотя бы даже сам индивид их не ощущал, т. е. хотя бы и не было определенного вос¬поминания о них. Они дают даже возможность восста¬новить при нужде это воспоминание путем периодиче¬ских развитии, могущих некогда произойти. Благодаря этим восприятиям смерть может быть лишь сном и не может всегда оставаться им, так как восприятия пере¬стают только быть достаточно отчетливыми, а у живот¬ных переходят в смутное состояние, не допускающее сознания, но такое состояние не может длиться по¬стоянно, не говоря уже о человеке, который в этом от¬ношении должен обладать большими преимуществами, чтобы сохранить свою индивидуальность.
При помощи этих же незаметных восприятий я объ¬ясняю изумительную предустановленную гармонию души и тела и даже всех монад или простых субстан¬ций — учение, которое заменяет несостоятельную тео¬рию о их взаимодействии и которое, по мнению авто¬ра лучшего из «Словарей», превозносит величие бо¬жественных совершенств выше всего, что люди когда-нибудь себе представляли. После этого я вряд ли скажу что-либо новое, добавив, что эти же малые вос¬приятия определяют наши поступки во многих случаях без нашего размышления, обманывая толпу мнимым
471

равновесием безразличия, как будто, например, для нас| совершенно безразлично пойти ли направо или нале-! во .
‘ Одним словом, незаметные восприятия имеют такое
же большое значение в пневматике, какое незаметные
корпускулы имеют в физике, и одинаково неразумно
отвергать как те, так и другие под тем предлогом, что’|
они недоступны нашим чувствам. Ничто не происходит
сразу, и одно из моих основных и наиболее достовер¬
ных положений это то, что природа никогда не делает
скачков. Я назвал это законом непрерывности, когда я
писал об этом некогда в «Nouvelles de la republique des
lettres» («Новостях из республики ученых»). Значение
этого закона в физике очень велико. В силу этого за¬
кона всякий переход от малого к большому и наоборот
совершается через промежуточные величины как по
отношению к степеням, так и по отношению к частям.
Точно так же никогда движение не возникает непосред¬
ственно из покоя, и оно переходит в состояние покоя
лишь путем меньшего движения, подобно.тому как ни¬
когда нельзя пройти некоторой линии или длины, не
пройдя предварительно меньшей линии. Между тем до
сих пор те, которые устанавливали законы движения,
не считались с этим законом, полагая, что известное
тело может мгновенно приобрести движение, противо¬
положное предшествующему. Все это заставляет ду¬
мать, что заметные восприятия также получаются по¬
степенно из восприятий, слишком малых, чтобы быть
замеченными. Придерживаться другого взгляда — зна¬
чит не понимать безграничной тонкости вещей, заклю¬
чающей в себе всегда и повсюду актуальную бесконеч¬
ность, j
Я указал, далее, что в силу незаметных различий две индивидуальные вещи не могут быть совершенно тождественными и что они должны всегда отличаться друг от друга не только нумерически. Эта теория нис¬провергает учение о душе — чистой доске, душе без мышления, субстанции без деятельности, о пустом про-странстве, об атомах и даже учение о неразделенных актуально частицах материи, об абсолютном покое, о полном единообразии какой-нибудь части времени,
472

места или материи, о совершенных шарах второго эле¬мента, возникших из изначальных совершенных кубов, и тысячи других выдумок философов, вытекающих из их несовершенных понятий. Природа вещей не допус¬кает этого, и только вследствие нашего невежества и невнимательного отношения к незаметному могут воз¬никать подобные учения, которые совершенно неприем¬лемы, если только не заявляют определенно, что это не более как умственные абстракции, вовсе не отрицаю¬щие того, что оставляют в стороне и что не считают не-обходимым принимать в соображение в том или ином случае. Если же мы примем все это за чистую монету и станем думать, что вещи, которых мы не сознаем, не находятся в душе или в теле, то мы совершим такую же ошибку в философии, какую делают в политике, пренебрегая незаметным прогрессом; между тем абстракция сама по себе не является ошибкой, лишь бы только помнили, что то, от чего отвлекаются, все же существует. Так поступают математики, когда они говорят о совершенных линиях или описывают нам рав¬номерные движения и другие подчиняющиеся пра¬вилам действия, хотя материя (т. е. смесь действий окружающей нас бесконечности) всегда обнаруживает какое-нибудь исключение. Так поступают, чтобы разгра¬ничить проблемы, чтобы свести действия к их основа¬ниям, насколько мы это можем, и предвидеть некото¬рые их последствия; действительно, чем мы вниматель¬нее, не пренебрегая ничем в методическом рассмотре¬нии, тем более практика соответствует теории. Но только высший разум, от которого ничто не ускользает, способен отчетливо понять всю бесконечность, все осно¬вания и все следствия. Все, на что мы способны по от¬ношению к бесконечностям, — это неотчетливое позна¬ние их, а отчетливо мы знаем по крайней мере, что они существуют; в противном