в этом вопросе я целиком на стороне картезианцев, за исключением того, что я распространяю это и на жи¬вотных и думаю, что они обладают ощущением и нема¬териальными (в строгом смысле слова) душами, столь же нетленными, как атомы у Демокрита и Гассенди. Между тем картезианцы, без оснований испугавшись трудностей в вопросе о душах животных и не зная, что с ними сделать, если они сохраняются, так как они не обратили внимания на сохранение живого существа в уменьшенном виде, были вынуждены отрицать у жи¬вотных даже ощущение вопреки всякой очевидности и вопреки мнению всего света. Но если бы кто-нибудь сказал, что бог может во всяком случае наделить спо¬собностью мышления приспособленную к этому ма¬шину, то я бы ответил, что если бы это произошло и бог наделил бы материю этой способностью, не придав ей в то же время субстанции в качестве субъекта, ко¬торому присуща эта способность, как я это понимаю, т. е. не присоединив к ней нематериальной души, то оставалось бы допустить, что материя чудесным обра¬зом превознесена, чтобы получить свойство, на которое она не способна естественным образом, подобно тому как некоторые схоластики утверждают, что бог превоз¬носит огонь, чтобы сообщить ему способность непосред¬ственно сжигать отделенных от тел духов, что является настоящим чудом. Достаточно того, что невозможно утверждать, что материя мыслит, не вкладывая в нее нетленной души и не допуская чуда; таким образом, бессмертие наших душ следует из того, что естествен¬но, так как защищать тезис об их исчезновении можно, лишь прибегая к чуду, будь то посредством превозне¬сения материи или посредством уничтожения души, ибо мы отлично знаем, что всемогущество божье могло бы сделать наши души — при всей их нематериально¬сти (или бессмертии на основании одного только есте¬ства) — смертными, потому что оно может их уничто¬жить.
Это утверждение о нематериальности души имеет, без сомнения, большое значение, так как для религии и нравственности, особенно в наше время (когда так
479

много людей, относящихся без всякого уважения к од¬ному откровению и чудесам), .несравненно выгоднее показать, что души бессмертны естественным образом и что было бы чудом, если бы они не были бессмерт¬ными, чем утверждать, что наши души должны уми¬рать естественным образом, но они не умирают только в силу чудесной благодати, основанной на одном лишь обещании бога. Ведь давно уже известно, что те, кото¬рые желали уничтожить естественную религию и све¬сти все к религии откровения, — как будто разум тут ничему не может научить — считались, и не всегда без основания, людьми подозрительными. Но наш автор не относится к их числу. Он признает возможность дока¬зательства бытия божьего и приписывает нематериаль¬ности души высшую степень вероятности, которую можно поэтому принять за моральную достоверность. Поэтому я думаю, что при его чистосердечии и прони-цательности он мог бы согласиться с изложенным мною учением, имеющим первостепенное значение для вся¬кой разумной философии. В противном случае я не ви¬жу, как можно уберечься, чтобы не стать жертвой либо фанатической философии, какова, например, моисеева философия Флэдда, спасающая все явления тем, что приписывает их непосредственно богу при помощи чуда, либо варварской философии некоторых философов и врачей прошлого, которая носила еще на себе печать варварства того времени и которую теперь презирают с полным основанием, философии, которая спасала яв¬ления тем, что выдумывала для них специально скры¬тые качества или способности, считавшиеся похожими на небольших демонов или домовых, способных выпол¬нять беспрекословно все то, что от них требуют, — вроде того, как если бы карманные часы указывали время благодаря некоторой часопоказывающей способ¬ности, не нуждаясь ни в каких колесиках, или как если. бы мельницы мололи зерна благодаря некоторой раз-малывающей способности, не нуждаясь в таких вещах, как жернова. Что касается указания на трудность для некоторых народов представить себе нематериальную субстанцию, то ее все-таки легко устранить (в значи¬тельной мере), перестав говорить о субстанциях, отде-
480

ленных от материи, которых, по моему мнению, нигде и не существует естественным образом среди сотворен¬ных существ (стр. 61—64).
КНИГА ВТОРАЯ ОБ ИДЕЯХ
ГЛАВА I
В КОТОРОЙ РАССМАТРИВАЮТСЯ ИДЕИ ВООБЩЕ
И ИССЛЕДУЕТСЯ ПОПУТНО, ПОСТОЯННО ЛИ МЫСЛИТ
ДУША ЧЕЛОВЕКА
§ 1. Филалет. После исследования вопроса о том, врождены ли идеи, перейдем к рассмотрению их при¬роды и их различий. Не правда ли, что идея есть объ¬ект мышления?
Теофил. Я готов согласиться с этим, если мы будем помнить, что это непосредственный внутренний объект и что объект есть выражение природы или качества ве¬щей. Если бы идея была формой мышления, то она возникала и исчезала бы вместе с соответствующими ей актуальными мыслями; но, будучи объектом мыш¬ления, она может и предшествовать мысли и следовать за ней. Внешние чувственные объекты опосредство¬ваны, поскольку они не могут действовать непосредст-венно на душу. Один только бог есть непосредственный внешний объект. Можно было бы сказать, что сама душа есть свой непосредственный внутренний’ объект, но лишь постольку, поскольку она содержит в себе идеи или то, что соответствует вещам, ибо душа есть некий мирокосм, в котором отчетливые идеи являются пред¬ставлением бога, а неотчетливые — представлением Все¬ленной.
§ 2. Филалет, Мои единомышленники, предполагаю¬щие, что первоначально душа представляет чистую дос¬ку, без всяких знаков и без всяких идей, спрашивают, каким образом она может получать идеи и каким об¬разом она приобретает их в таком огромном количестве. На это они отвечают в двух словах: путем опыта.
Теофил. Эта чистая доска, о которой столько гово¬рят, представляет, по-моему, лишь фикцию, не суще¬ствующую вовсе в природе и имеющую своим источ¬ником несовершенные понятия философов подобно
481

понятиям пустоты, атомов и покоя (абсолютного покоя или же относительного покоя двух частей некоторого це¬лого) или первоматерии, которую мыслят свободной от всякой формы. Однородные и лишенные всякого раз¬нообразия вещи, как, например, время, пространство и другие объекты чистой математики, являются всегда лишь абстракциями. Не существует тела, части кото¬рого находились бы в покое, и не существует субстан¬ции, которая не отличалась бы чем-нибудь от всякой ‘ другой субстанции. Человеческие души отличаются не только от Других душ, но и между собою, хотя отличие это не из тех, которые называются специфическими. Я мог бы, надеюсь, доказать, что всякая субстанциаль¬ная вещь — безразлично, душа или тело — имеет свое особенное отношение ко всякой другой субстанциаль-ной вещи и каждая из них должна отличаться от дру-гой некоторыми имманентными особенностями. Между тем мыслители, говорящие так много об этой чистой доске, не могут сказать, что же от нее остается, после того как ее лишили идей; они подобны схоластическим философам, которые ничего не оставляют у своей пер¬воматерии. Мне, быть может, ответят, что философы, говоря об этой чистой доске, имеют в виду, что душа обладает от природы и изначально лишь одними го¬лыми способностями. Но способности без всякой дея¬тельности, т. е. чистые потенции схоластической фило¬софии, представляют тоже только фикции, не сущест¬вующие вовсе в природе и получающиеся лишь путем абстракции. В самом деле, где можно найти такую спо¬собность, которая заключалась бы в одной потенции, не проявляя никакой деятельности? Всегда существует некоторое конкретное предрасположение к действию, и притом предпочтительно к такому действию, а не к иному. И кроме предрасположения существует изве¬стная тенденция к действию и даже одновременно бес¬конечное множество тенденций у каждого субъекта; и тенденции эти дают всегда некоторый результат. Ко¬нечно, для того чтобы определить душу к таким-то и таким-то мыслям и чтобы она обратила внимание на находящиеся в нас идеи, необходим опыт. Но каким образом опыт и чувства могут порождать идеи? Разве
482

у души есть окна, разве она похожа на доску, на воск? Ясно, что все те, кто представляет себе душу таким об¬разом, делают ее по существу телесной. Мне укажут на принятую среди философов аксиому, что нет ничего в душе, чего не было раньше в чувствах. Однако от¬сюда нужно исключить самое душу и ее свойства. Ni-hil est in intellectu, quod поп fierit in sensu, excipe: nisi ipse intellectus (нет ничего в разуме, чего не было раньше в чувствах, за исключением самого разума).Но душа заключает в себе бытие, субстанцию, единое, тож¬дественное, причину, восприятие, рассуждение и мно¬жество других понятий, которых не могут дать нам чувства. Это вполне согласуется со взглядами автора «Опыта», который находит, источник значительной ча¬сти идей в рефлексии духа о своей собственной природе (стр. 99-101).
О ПРИНЦИПЕ НЕПРЕРЫВНОСТИ. ПИСЬМО К ВАРИНЬЕНУ2
Не имея времени остановиться подробно на затро-нутых вами геометрических проблемах, я на этот раз ограничусь ответом лишь на ту часть вашего письма, в которой вы просите меня разъяснить мой принцип непрерывности. Я вполне убежден во всеобщности и ценности этого принципа не только для геометрии, но и для физики. Геометрия есть не что иное, как наука о границах и величине непрерывного, поэтому не уди-вительно, что этот закон наблюдается в ней повсюду, ибо откуда мог бы произойти перерыв в данном пред-мете, если он не допускает никакой прерывности? Как известно, в этой науке все взаимно в высшей степени связано, и невозможно привести ни одного примера, который показывал бы, что некоторое качество внезапно возникает или внезапно прерывается, и что поэтому нельзя заметить самого перехода от одного состояния к другому, т. е. точек перегиба и возврата, весьма суще¬ственных для объяснения изменения вообще. Поэтому, в действительности, единичное алгебраическое уравне-ние, точно выражающее одно определенное состояние данного предмета, выражает, в возможности, вместе
483

с тем все другие состояния, которые могут быть свой¬ственны этому же самому предмету.
Универсальность этого принципа в геометрии скоро убедила меня в том, что этот принцип имеет не меньше значения также и для физики. Мне стала ясной вся не¬обходимость постоянной гармонии между физикой и геометрией; ибо ведь этим самым обеспечиваются зако¬номерность и порядок природы, нарушаемые, напротив, всегда тем именно, что там, где геометрия требует не¬прерывности, физика допускает внезапные перерывы. По моему убеждению, в силу метафизических осно¬ваний все во Вселенной связано таким образом, что настоящее таит в себе в зародыше буду-щее, и всякое настоящее состояние естественным образом объяснимо только ввиду другого ему непосред¬ственно предшествующего состояния. Отрицать это — значит допускать в мире существование пустых про¬межутков, hiatus’oB, отвергающих великий принцип достаточного основания и заставляющих