иметь место при столь сложном движении, когда оно всецело предоставлено самому себе. Беспрерывное осуществле¬ние этого необходимого вмешательства составляет главную задачу политики. Но правильное представление о нем может дать только философия, которая постоянно совершенствует его общее опре¬деление.
Для выполнения этого своего основного и общего назначения философия должна заботиться о согласовании всех частей чело¬веческого существования, чтобы привести его теоретическое поня¬тие к полному единству. Это единство может быть действительным лишь постольку, поскольку оно точно представляет совокупность естественных отношений; таким образом, тщательное изучение последних становится предварительным условием этого по¬строения.
Если бы философия пыталась влиять на действительную жизнь не посредством этой систематизации, а каким-либо иным путем, она несправедливо присвоила бы себе существенную роль политики, являющейся единственной законной руководительницей всей практики эволюции.
Эти две главные функции великого организма — постоянное связывание и нормальное разделение — одновременно направляют систематическую мораль, которая, естественно, является харак-
580
терным применением философии и общим путеводителем поли» тики. Я впоследствии объясню, каким образом самопроизвольная мораль, т. е, совокупность вдохновляющих ее чувств, должна всегда господствовать в исследованиях философии и в предприя¬тиях политики, как я это уже указал в своем основном труде («Курсе позитивной философии»).
Эта общая систематизация, характеризующая социальную функцию философии, может быть действительной и прочной лишь в том случае, когда она охватывает все три области человеческой деятельности: мышление, чувство и действие. Ввиду естественных отношений, тесно связывающих между собой эти три рода явле¬ний, всякая частичная систематизация неизбежно оказалась бы бессмысленной и недостаточной. Поэтому только в настоящее время философия, достигнув, наконец, позитивного состояния, может с надлежащей полнотой достойно выполнить свое основное назначение (2, стр. 54—55).
2. ПОЗИТИВИЗМ ПРОТИВ МАТЕРИАЛИЗМА И АТЕИЗМА
Охарактеризовав достаточно общий дух позитивизма, я дол¬жен теперь дать по этому предмету несколько дополнительных разъяснений, предназначенных частью для предупреждения, частью для исправления грубых ошибок, которые встречаются слишком часто и слишком опасны, чтобы я мог обходить их мол¬чанием; но я отнюдь не намереваюсь возражать на недобросовест¬ные нападки.
Так как полное освобождение нашего миросозерцания от влияния теологии должно в настоящее время составить необходи¬мую подготовительную работу к наступлению вполне позитивного образа мыслей, то это предварительное условие заставляет многих поверхностных наблюдателей искренно смешивать этот оконча-тельный метод мышления с чисто отрицательным направлением, которое даже в последнее столетие имело истинно прогрессивный характер, но которое теперь в руках лиц, считающих его неиз¬менным, обратилось в серьезное препятствие для всякого социаль¬ного и даже умственного преобразования. Хотя я уже давно тор¬жественно отверг всякую солидарность, как догматическую, так и историческую, между истинным позитивизмом и тем, что назы¬вают атеизмом, я тем не менее считаю необходимым дать здесь по поводу этого ложного мнения еще несколько кратких, но прямых разъяснений.
Даже в интеллектуальном отношении атеизм составляет только чрезвычайно неполное освобождение, так как он стремится бесконечно удлинить метафизическое состояние, беспрерывно ища новых решений теологических проблем, вместо того чтобы раз навсегда отказаться от всех недоступных исследований как совер¬шенно бесполезных. Истинный позитивный дух состоит преиму¬щественно в замене изучения первых или конечных причин явлений изучением их непреложных законов, другими сло¬вами — в замене слова почему словом как. Он поэтому несо¬вместим с горделивыми мечтаниями туманного атеизма о создании Вселенной, о происхождении животных и т. д. В своей общей
581
оценке наших различных умственных состояний • позитивизм не колеблясь ставит эти ученые химеры, даже в отношении рацио-нальности, значительно ниже самопроизвольных верований челове¬чества. Ибо теологический принцип, состоящий в объяснении всего хотениями, может быть вполне изгнан только тогда, когда, признав недоступным всякое исследование причин, мы ограничиваемся познанием законов. Пока же мы упрямо стре¬мимся разрешать вопросы, свойственные нашему младенчеству, у нас имеется слишком мало оснований отбросить наивный метод, который к ним применяло наше воображение и который на самом деле один только и соответствует их природе.
Эти самопроизвольные верования могли окончательно исчез¬нуть только по мере того, как человечество, лучше просвещенное о своих средствах и потребностях, безвозвратно изменяло общее направление своих постоянных исследований. Когда мы хотим проникнуть в неразрешимую тайну сущности происхождения явлений, то мы не можем придумать ничего более удовлетвори¬тельного, как приписать их внутренним или внешним хотениям, уподобляя их, таким образом, повседневным проявлениям волную¬щих нас страстей. Только метафизическая или научная гордость древних или современных атеистов могла их убедить в том, что их смутные гипотезы об этом предмете действительно стоят выше того непосредственного уподобления, которое должно было исклю¬чительно удовлетворять наш ум, пока не были признаны полное ничтожество и совершенная бесполезность всякого искания абсо¬лютного.
Хотя естественный порядок во всех отношениях чрезвычайно несовершенен, его возникновение тем не менее гораздо лучше согласуется с предположением разумной воли, чем с теорией сле¬пого механического мироздания. Поэтому закоренелых атеистов можно рассматривать как самых непоследовательных теологов, так как они занимаются теми же вопросами, отбросив единственно годный для них метод.
Впрочем, чистый атеизм наблюдается даже теперь весьма редко. Чаще всего под этим названием разумеют вид пантеизма, который в сущности представляет собой не что иное, как научное попятное движение к смутному и отвлеченному идолопоклонству, откуда могут возродиться в новых формах все богословские со¬стояния, когда дается полный простор метафизическим заблуж¬дениям.
Такой образ мыслей, сверх того, показывает, что лица, счи-тающие его окончательным, слишком преувеличенно или даже несправедливо оценивают интеллектуальные потребности и имеют весьма несовершенное понятие о моральных и социальных потреб¬ностях. Чаще всего он сочетается с опасными утопиями о мнимом царстве разума. В области нравственности его догматы как бы освящают неблагородные софизмы современной метафизики об абсолютном господстве эгоизма. В политике он прямо стремится удлинить до бесконечности революционное состояние благодаря слепой ненависти ко всему прошлому, которую он внушает, пре-пятствуя всякой истинно позитивной оценке прошедшего, способ¬ной открыть нам будущее человечества. Поэтому в борьбе с позитивизмом атеизм может теперь рассчитывать только на тех лиц, у которых он является лишь временным состоянием, послед-
582
ним и наименее продолжительным из всех метафизических состояний. Так как наблюдаемое ныне широкое распространение научного направления значительно облегчает этот последний переход, то лица, не совершившие его произвольно до достижения ими зрелого возраста, обнаруживают своего рода умственное бес¬силие, часто связанное с моральным убожеством и весьма плохо согласимое с позитивизмом.
Ввиду того что чисто отрицательные связи всегда слабы и недолговечны, современная философия не может более доволь-ствоваться непризнанием единобожия, многобожия или идоло-поклонства, — непризнанием, которое никто не станет считать достаточным, чтобы им мотивировать сближение с другим уче-нием. Подобное подготовлеиие в сущности имело значение только для тех, которые должны были взять на себя почин в коренном обновлении человечества. Оно уже более не необходимо, так как дряхлость старого миропонимания не оставляет никакого сомне¬ния в необходимости преобразования. Стойкое анархическое направление, по преимуществу характеризуемое атеизмом, отныне более неблагоприятно для преобладания органического духа, чем могло бы быть искреннее сохранение старых обычаев. Ибо это по¬следнее уже более не мешает правильному и прямому пониманию основного вопроса и даже способствует ему, обязывая новую философию нападать на отсталые верования лишь постольку, поскольку она способна лучше удовлетворить все моральные и социальные потребности. Вместо этого спасительного соревно-вания позитивизм встречает теперь лишь бесплодное противо-действие со стороны атеизма, исповедуемого многими метафизи-ками и учеными, антитеологические настроения которых приводят их только к безусловному стремлению препятствовать преобразо¬ванию, которое они в известных отношениях подготовили в прошлом веке.
Итак, позитивизм не только не может рассчитывать на под-держку современных атеистов, но должен смотреть на них как на своих естественных противников; впрочем, недостаточная прочность их воззрений позволяет легко привлечь тех из их среды, у которых заблуждения не обусловлены преимущественно гордостью (2, стр. 80—83).
Основное согласование между порядком и прогрессом составляет еще более неотъемлемое преимущество пози¬тивизма. Ни одна доктрина даже не пыталась произвести это необходимое слияние, которое он самопроизвольно устанавливает, переходя сообразно своей энциклопедиче¬ской системе от малейших научных случаев до важней¬ших политических вопросов. Теоретически он сводит это согласование к необходимому соотношению между суще¬ствованием и движением, сперва разработанному относи¬тельно простейших неорганических явлений и затем
583
Дополненному биологическими понятиями. После этой двоякой подготовки, доставляющей этому сочетанию вну¬шительное научное основание, он определяет его оконча¬тельное назначение, распространяя его на здравые со¬циальные умозрения, откуда тотчас вытекает его практи¬ческое значение, присущее всей позитивной систематиза¬ции. Порядок становится тогда неизменным условием прогресса, между тем как прогресс составляет беспрерыв¬ную цель порядка.
Наконец, путем более глубокой оценки позитивизм прямо представляет человеческий прогресс как состоя-щий всегда в простом развитии основного порядка, ко-торый по необходимости содержит в себе зародыш всех возможных успехов. Здравая теория нашей индивидуаль¬ной или коллективной природы доказывает, что ход на¬ших превращений совершается эволюционно, без участия какого-либо творчества. Этот общий принцип вполне под¬тверждается историческим исследованием, всегда вскры¬вающим уходящие вглубь корни каждого совершившегося изменения вплоть до наиболее глубокого первоначального состояния, зародыша всех будущих усовершенствований.
В силу этого основного тождества прогресс в свою очередь становится показателем порядка. Поэтому анализ идеи прогресса может достаточно характеризовать двой¬ное понятие, на котором покоятся одновременно соци¬альные науки и искусство. Рассматриваемая таким обра¬зом эта оценка делается более доступной пониманию, в особенности в наше время, когда новизна и важность теории прогресса сильно занимают внимание публики, по-своему понимающей огромное значение подобной идеи как необходимое основание всякой здравой моральной и политической доктрины (2, стр. 122).
4. ПОЗИТИВИЗМ КАК СОЦИАЛЬНАЯ РЕЛИГИЯ
Любовь как принцип, порядок как основание и прогресс как цель — таков, согласно этому длинному вступительному рассуж¬дению, основной характер окончательного строя, который позити¬визм начинает устанавливать, приводя в систему все наше личное и социальное существование посредством неизменного сочетания чувства с рассудком и деятельностью. Эта окончательная систе¬матизация удовлетворяет лучше, чем это было когда-либо воз¬можно, всем главным условиям, необходимым как для специаль¬ного развития различных сторон нашей природы, так и для их общей связи. Первенствующее значение аффективной жизни
584
здесь лучше установлено, чем раньше, так как позитивизм при-водит к всеобщему преобладанию социального чувства, которое может непосредственно скрасить всякую мысль и всякое дей¬ствие.
Не будучи никогда стеснительным по отношению к разуму, это господство сердца освящает ум, посвящая его отныне беспре-рывному служению общественности, с тем чтобы он осветил эту деятельность и укрепил ее преобладающее значение. Таким образом, рассудок, надлежаще подчиненный чувству, приобретает авторитет, которого он до сих пор еще не мог получить, как единственно способный открывать основной порядок, необходимо управляющий всем нашим существованием согласно естественным законам различных явлений. Это объективное основание истин¬ной человеческой мудрости глубоко действует даже на наши страсти, которые находят в необходимости сообразоваться с ним источник устойчивости, способный удерживать прирожденное им непостоянство, и непосредственно пробуждать симпатические инстинкты. Призываемый к выполнению благородной роли, предо-храняющей его от всякого праздного блуждания, научный гений находит самую обильную пищу в оценке всех реальных законов, влияющих на нашу судьбу, и в особенности в
