необходимого мышления и составляет ту часть этого мышления, благодаря которой мы объясняем себе опре¬деленную совокупность признаков вместе с их данными в опыте изменениями посредством предположения определенных субстанций или по меньшей мере определенных отноше¬ний среди субстанций, впрочем нам, конечно, неизвестных (стр. 285-286).
627
§ 155. Продолжение однажды начатых рядов процессов при¬роды после объяснений, которые можно этому дать, больше не кажется удивительным ни во внутреннем содержании души, ни во внешнем мире, ни в органическом царстве, ни на небе.
Столь же мало удивительно начало какого-либо ряда событий в целом, оно должно возникать из первоначальных движений ….
Но в высшей степени удивительным есть и остается начина-ние (Beginnen) целесообразного процесса природы.
Это удивление исчезает, если придать душу внутреннему разуму, разум — ряду первоначальных максим и предположить, что душа сама вносит свою собственную идею целесообраз¬ности в понимание природы. Последовательному идеализму не остается ничего, кроме вопроса, по каким законам нашего мыш¬ления мы представляем себе природу как целесообразное це¬лое. …
Предположение, что целесообразное не просто стремится к цели, а исходит из цели, которая до того мыслилась, желалась и разрабатывалась неким действующим духом, можно все-таки назвать в совокупности строгих спекуляций гипотезой в отличие от демонстрации. Но насколько эта гипотеза может поддержать веру, неоспоримо доказывает другое ее применение. Откуда мы знаем, что нас окружают люди, а не просто человеческие образы? Мы объясняем себе их целесообразные действия из предполагаемого мышления, воления и действия. Никто не может сказать, воспринимал ли он это предполагаемое, никто не может отрицать, что он это мысленно добавляет, привносит в восприятие.
Но конечно, не во всякое восприятие человеческих образов мысленно добавляется подобное. Мы отличаем помешан¬ного от вполне разумного и обоих от ребенка; мы оцениваем меру и вид разума ? о действиям. Таким образом, данное действительно является основой этого вида представлений, и идеализму никогда, даже для вида, не удается объяснить это посредством законов нашего мышления (попытку чего сделал Фихте).
Таким образом, твердо установлено, что предшествует про-явлениям человеческого действия и намерения, человеческого знания и воления; точно так же должно быть позволено обосно-вывать телеологическим рассмотрением природы религиозную веру, которая, впрочем, гораздо старше и имеет гораздо более глубокие корни в человеческом духе, чем все фшшсофии.
Конечно, этим способом нельзя создать систематизирован-ное научное здание естественной теологии, которое, взятое в качестве познания, сравнится с тем, что натурфилософия и пси-хология могут достигнуть посредством своего’ фактически про-стирающегося в бесконечность возможного прогресса. Однако притязания на такую систему, которая говорит о боге как о зна-комом, описанном в точных понятиях объекте, э*о отнюдь не те крылья, благодаря которым можно подняться к тому знанию, для которого нам сейчас не хватает данных, и поэтому эти притязания, вероятно, мудро отвергнуты (стр. 289-^292).
628
ТРЕНДЕЛЕНБУРГ
Фридрих Адольф Тренделенбург (1802—1872) сыграл замет¬ную роль в истории философии XIX в. своей критикой системы и метода* Гегеля. Эту критику он развил в процессе преподава¬ния в Берлинском университете и изложил затем в «Логиче¬ских исследованиях» (1840 г.) и других работах.
Оценка результатов этой деятельности А. Тренделенбурга не может быть однозначной. С одной стороны, он не скрывает своего очень скептического отношения к диалектике, противо¬поставляет Гегелю Аристотеля, «примиряемого» им с Платоном. Трактовка Тренделенбургом философских категорий носит те-ологически-аристотелианский характер, причем он считает, что категории должны составлять единство на базе категории «дви¬жения» и «органического» мировоззрения. Гибкости диалектиче¬ских связей Тренделенбург противополагает четкость и устой¬чивость связей формальнологических. Тем самым А. Тренделен¬бург по сути дела ратовал за отказ от диалектического метода. Но с другой стороны, он подметил действительные слабости идеалистической системы Гегеля и нанес чувствительный удар по спекулятивным устремлениям объективного идеализма, раз¬веяв мираж гегелевской «науки наук». Тренделенбург наиболее удачно критикует диалектику Гегеля именно в тех ее звеньях, в которых идеалистический принцип тождества бытия и мышле¬ния и недооценка Гегелем всеобщности действия формальнологи¬ческих законов в познании деформировали рациональное ее содер¬жание. Некоторое влияние на Тренделенбурга оказал Гербарт.
В переводе А. С. Богомолова впервые на русском языке пуб-ликуются извлечения из «Истории учения о категориях» по изда¬нию: A. T^endelenburg. Geschichte der Kategorienlehre. Zwei Abhandlungen. Berlin, 1846.
ИСТОРИЯ УЧЕНИЯ О КАТЕГОРИЯХ
… Важный результат состоит в том, что не может быть чи-стой мысли в гегелевском смысле — чистой мысли в противопо-ложность созерцанию. Если чистая мысль должна иметь смысл, то она должна заключать в себе принцип творческого созерца-ния. В противном случае, точно и честно говоря, между мышле-нием и бытием разверзается пропасть, через которую легкомыс-ленно и тщетно пытаются перескочить с помощью нескольких диалектических скачков. Вопреки монизму замысла в изложении Гегеля господствует дуализм и метода, и материала (стр. 362).
Если мышление не должно запутываться в своих собствен-ных образах, то оно должно иметь доступ к бытию вообще; следовательно, оно должно иметь возможность нести в себе некоторую общность с вещами. Это может быть понятно из него самого лишь постольку, поскольку мышление разделяет с бытием некоторую основную деятельность. Без такой общей и опосредующей деятельности в мышлении не может быть ни-какого познания вещей, ибо тогда вещи были бы отгорожены от мышления, а мышление от вещей. Лишь поскольку некото¬рая деятельность охватывает и мышление, и вещи, познание
629
становится возможным. Нами доказано …, что такой деятель-ностью, которая в одинаковой степени определяет мышление и бытие, является конструктивное движение. Посредством освобо¬дившегося в духе движения, которое является источником мате¬матического мира, становится возможным перейти к движению, которое лежит в основе возникновения вещей. Это конструктив¬ное движение есть общее условие мышления, и, поскольку оно производит из себя пространство и время, фигуру и число, оно само по себе продуктивно. Поэтому продукты этой опосредующей деятельности, постигнутые в понятии, могут быть определены как категории, как всеобщие основные понятия.
Конструктивное движение представляет собой духовное дей¬ствие, которое не только не зависит от опыта, но и делает его возможным. Поэтому чистая мысль, если мы хотим ее так обо¬значить, уже не является более безобразной (bildlos), но стано¬вится принципом всякого содержания. И поскольку основные по¬нятия основываются на ней, сами они становятся наглядными; и потому нет нужды ни в каком схематизме для того, чтобы сделать рассудочные понятия применимыми к опыту.
Так как конструктивное движение создает фигуру и число, в этой творящей деятельности заложена категория причинности, и как раз потому, что без этого движения нет никакого мышле-ния, причинность получает свое всеобщее оправдание.
Когда же посредством этого конструктивного движения, как в случае фигуры и числа, выделяется и завершается некоторое целое, такое относительно самостоятельное целое содержит в себе основное понятие субстанции.
Процесс или способ осуществления этого производства до-ставляет то, что в широком смысле именуется категорией формы, которая объемлет материю. Поскольку она определяет субстан¬ции и связана со специальными движениями, так что она ответ¬ственна за соответствующую причинную связь, через это основ¬ное отношение достигается качество в широком смысле. Непо¬средственно из устойчивого движения следует количество и из того же источника — размерность, мера. Присущность (Inharenz) я взаимодействие получаются, поскольку качества частью форми¬руются субстанцией, частью же образуют субстанцию в ее внеш¬нем проявлении.
То, о чем мы здесь говорим, подробно изложено в «Логиче-ских исследованиях». Мы рассматриваем категории как понятия об основных отношениях, возникшие посредством конструктивно¬го движения, и они суть не что иное, как эти фиксированные основные отношения. Поэтому они ясны сами по себе, ибо если предположено, что конструктивное движение представляет собой основную деятельность мышления, то категории молчаливо пред¬полагаются находящимися во всяком внешнем проявлении мыш¬ления.
Чистая математика, предметы которой, будучи достижением духа, не даны ни в каком опыте, причем эмпирический их про-тивообраз не соответствует более понятию …, представляет собой вещественное доказательство этих априорных категорий конструктивного Движения. Она специфическим образом осу¬ществляет в особенном то, что выражено в основных понятиях в голой всеобщности. Тем самым достигается чистое основание
630
категорий. Мы назовем эту ступень реальных категорий матема¬тической.
Но движение лежит — и отсюда следует исходить в трактов¬ке искомого опосредования — в основе вещей как некоторая ос¬новная деятельность. Подобно тому как она конструктивно осу¬ществляется в мышлении, она и в материи является творящей. Наши представления о материи реализуются через движения, в которых она проявляется вовне. Чувства, объектом которых яв¬ляется материя, воспринимают не что иное, как специфицирован¬ные движения. Те чувственные качества, которые считаются простыми, разрешаются физическим исследованием в движения различного характера. И если перед нами стоит задача постичь протяженную в пространстве материю в ее внутренних возмож¬ностях, то это осуществляется посредством притягательного и отталкивательного движения …. Движение простирается на-столько, насколько простирается природа вообще.
Согласно этому, движение обще мышлению и вещам. По-добно тому как оно творит образ в мысли, творит оно в вещах форму и свойства. Если же движение и ничто иное есть пред¬мет чувства, то тем самым подтверждается, что конструктивное движение представляет собой принцип всякого созерцания.
Отсюда следует нечто существенное для этого наброска вы-веденных из движения категорий. Порожденные в духе, они имеют применение в вещах. Категории не воображаемые вели-чины, не найденные вспомогательные линии, но столь же объ-ективные, как и субъективные основные понятия. Математиче-ские категории выполняются в материальном *. Эта первая осно¬ва остается, однако в дело вступает специфический элемент, который в отличие от самостоятельно творящего движения на математическом уровне дан чувствам. Замкнутое целое, кото¬рое возникает на первой ступени, например в фигуре и числе, становится материальной субстанцией; детерминированные фор¬мой качества становятся потенциальными силами и т. д. В то время как на первой ступени материя возникает вместе с фор¬мой в творческом процессе, на этой ступени материя восприни¬мается и усваивается, но это осуществляется лишь посредством восприятия ее форм, которые различным образом представляются чувствам с помощью духовного освобождения форм от материи. Если же в этой области дух господствует посредством форм, основные отношения которых выражают категории, то это воз¬можно лишь посредством лежащей в основе всех форм деятель¬ности движения. Этим удостоверяется первый источник реальных категорий.
На этой ступени господствует чувственное созерцание, в котором в первую очередь обнаруживает себя проснувшийся для мышления дух и которым он всегда вновь охватывается незави¬симо от всей абстрактности. На этой ступени протекает времен¬ная жизнь толпы; в ее рамках втихомолку формируются в
* Уже Кант в «Метафизических началах естествознания» (2 изд., 1787, стр. 85) и в особенности в «Общем примечании» к динамике определяет понятие момента из подвижных сил, к ко-торым сводятся специфические отличительные черты материи, например понятия текучего, твердого, эластичного.
631
головах основные понятия, поскольку здесь выступают и отчеканиваются повторяющиеся в созерцаниях основные отноше¬ния, тогда как все изменчивое является посторонним и изменяю¬щиеся добавления выступают на неопределенном фоне и взаимно разрушаются и стираются. Свободно осуществляющееся в духе конструктивное движение требует уже внимания со стороны науки; но это не наносит никакого ущерба его нравам. Оно остается первоначальным, хотя бы оно и возбуждалось
