становится склонно распространять эти сомнения на всякий единичный предмет. Оно считает своим долгом всюду
640
из предположений, на которые его наводят или ограниченная область представлений, или известные общие понятия, конструи¬ровать реальность, которая впервые делала бы ему понятной эмпирически данную действительность. Таким образом, филосо¬фия с давних времен измыслила запас метафизических гипотез, который был наготове для выбора, чтобы наука могла принимать или отвергать их, коль скоро настоятельные основания заставляли ее где-либо отрицать объективную реальность явлений, данных в непосредственном опыте. Так, все предположения естествозна¬ния, как-то: атомистическая гипотеза, допущения относительно природы теплоты и света — существовали в форме предварительных гипотез, не имевших объективного значения и находивших неко-торого рода субъективное оправдание лишь в умозрительном стремлении человеческого мышления к единству, пока они не нашли себе применения в качестве положительных вспомогатель¬ных средств при объяснении фактов. Но в развитии каждой области специальных познаний наступает рано или поздно мо¬мент, когда упомянутому блужданию воображения между всевоз¬можными формами логического и наглядного связывания фактов приходит конец, и получает признание требование, чтобы данное представление-объект до тех пор признавалось в своей непо¬средственной реальности, пока это не приводит к противоречиям, разрешать которые приходится мышлению. С тех пор становя¬щаяся необходимой проверка непосредственного содержания опыта должна идти тем же самым темпом, что и вызывающие ее объективные принуждения. За последние столетия специаль¬ные науки всюду или уже достигли этого важного поворотного пункта, или по крайней мере готовы достигнуть его. Но• из этого исторического факта вытекает, что и общее учение о познании должно последовать их примеру. Опрометчиво было бы, конечно, надеяться, что с достигнутой таким образом точки зрения все поправки, к которым вынуждает обработка представлений-объек¬тов, тотчас приобретут прочный успех. Ведь.вместе с отрицанием еще не дано непосредственно утверждения, становящегося на его место, и побуждение к проверке данных представлений еще не равносильно нахождению реальных объектов. Скорее даже и при самом тщательном исследовании могут оставаться различные возможности, между которыми выбор колеблется до тех пор, пока не оказывается новых точек зрения, приводящих к решению. Нельзя ожидать, чтобы общее учение о познании избавилось от вытекающей отсюда борьбы мнений, которая значительно способ¬ствовала прогрессу специальных наук. Коль скоро, однако, эта борьба мнений основывается лишь, на общем убеждении в том, что все предположения относительно элементов действительности, не находящихся налицо в самих представлениях-объектах, не мо¬гут никогда иметь иной, цели, кроме объяснения непосредственно данных объектов, то она и здесь никогда не выродится в то бесплодное словопрение, которое ни к чему не. приводит, ибо приемы труда настолько же различны, как и имеющиеся в виду цели.
Этим ясно намечается тот путь, которого должно держаться наше исследование. Его исходным пунктом служит представ¬ление-объект со всеми свойствами, которыми оно непосред¬ственно обладает, следовательно, также в особенности со своц-
641
ством быть реальнымобъектом. Прежде всего мы должны отдать себе отчет в тех условиях, которые вынуждают нас отчасти вносить поправки в признаки этого первоначального представле¬ния-объекта, отчасти совершенно устранять их, чтобы доходить таким образом до понятия объекта, который рассматривается как отличный от представления и, однако же, как реальное осно¬вание последнего. Но затем мы должны также взвесить мотивы, приводящие нас в силу открытого таким образом различия между понятием и представлением к образованию идей об объектах, которых нельзя реализовать ни в каком представлении, и, нако¬нец^ исследовать ценность для познания и возможную реальность такого рода идей.
Стараясь при этом исследовании шаг за шагом следовать по пути, соответствующему правильной последовательности мотивов, возникающих в мышлении, и согласному с сущностью дела дей¬ствию их на развитие понятий, мы вынуждены различать опре¬деленные ступени познания, смотря по роду и объему применяемых при этом функций мышления. Для краткости сту¬пени эти могут быть обозначены как воспринимающее, рассудочное и разумное познание, но следует заранее предостеречь, что под этими терминами не надо разуметь ни спе¬цифически различные функции, пожалуй, основывающиеся на особых способностях духа, ни вообще когда-либо резко разграни¬ченные в действительности формы познания. Напротив, на всех этих ступенях познания проявляется одна и та же цельная ду¬ховная деятельность, и сообразно с этим деятельности восприя¬тия и рассудка, рассудка и разума постоянно переходят друг в друга и в отдельных случаях. Всё же мы причисляем преобразо¬вания первоначальных представлений-объектов к области вос-принимающего познания, если они совершаются уже в пределах обыкновенных процессов восприятия, без вспомога-тельных средств и методов научного образования понятий. На-против, к рассудочному познанию мы причисляем те улучшения и дополнения, которые вносятся в содержание и связь представлений при посредстве методического логи-ческого анализа, которому способствуют, где нужно, спе-циальные вспомогательные средства наблюдения и анализа вос¬приятий. Наконец, под именем разумного познания мы объединяем те усилия мышления, которые клонятся к тому, чтобы соединить в единое целое все отдельные связи, найденные рассудочным познанием, стало быть построить из отдельных отрывков познания мира, созданных совместной работой восприя¬тия И рассудка, единое мировоззрение, отводящее каждому из них свое место. Поэтому можно отличать друг от друга эти три ступени еще так, что воспринимающее познание принадлежит практической жизни, рассудочное познание — специ¬альной науке, а разумное познание — философии. Но и при этом опять-таки не следует забывать, что все такие разли¬чия — текучи. Наука опирается на опыты практической жизни, а научные завоевания становятся мало-помалу прочным достоя¬нием практической жизни, повсюду применяющей их при сужде¬нии о предметах. Философия оказывается вынужденной вмеши¬ваться в работу специальных наук, дополняя и, если нужно, исправляя эту работу, чтобы продолжать ее со своей более
642
общей точки зрения; ‘наконец, единичные науки оказываются
против желания вынужденными философствовать, чтобы не упу¬
стить лучшей доли своих результатов. Поэтому, как только осо¬
знана эта необходимость взаимного дополнения и сотрудничества,
настолько же не может быть речи о постоянном раздоре между
философией и наукой, как и о раздоре между наукой и практи¬
ческой жизнью. По временам не было недостатка и в последнем.
Но все же подобный раздор всегда служит лишь симптомом
преходящих заблуждений, и он должен уступить место нормаль¬
ному отношению взаимного сотрудничества, когда вновь появ¬
ляется правильное понимание (стр. 64—67). .
БРЕНТАЦО
Франц Врентано (1838—1917) — австрийский философ-идеа¬лист. С 1864 г. католический священник, с 1872 г. профессор фи¬лософии в Вюрцбурге, а с 1874 г. — ? Вене. В 1873 г. был лишен духовного сана и отлучен от католической церкви в связи с отри¬цанием им догматов о троице и о папской непогрешимости. В 1880 г. вынужден был оставить профессуру.
Философские взгляды Врентано, формировавшиеся под влия¬нием Аристотеля (которому он посвятил ряд работ) и като¬лической неосхоластики, представляют одну ив разновидностей неореализма. В теории познания он, стремился соединить неосхо¬ластические постулаты с эмпирика-позитивистской методологией. Центральным пунктом гносеологии Врентано является учение об интенции, своеобразно истолковывающее связь акта сознания и предмета мысли. Интенциональность (направленность) сознания он трактовал как «существование объекта в. духе», ибо объект становится предметом только в акте познания. При этом безраз¬лично, какова природа этого объекта, существует он реально или нет. Теория интенциональности, утверждавшая, что полагание предметов в мысли выражает сущность самого сознания, была развита впоследствии Гуссерлем. Возродив мотивы картезианства, Врентано утверждал, что знание опирается на критерий, самооче¬видности.
В онтологии Врентано придерживался свойственной неореа¬лизму точки зрения, согласно которой следует признать два вида объективного существования: пространственно-временное, прису¬щее физическим и психическим явлениям, и идеальное, присущее логическим понятиям и математическим объектам.
В своих психологических исследованиях Врентано проводил четкое разграничение между природой психического акта и его содержанием. Он выделил из области различных исследований сознания описательную психологию как самостоятельную науку. В логике выступил против традиционного рассмотрения суждений как субъектно-предикатных структур и тем самым способствовал распространению представлений математической логики.
В последние годы жизни (.после 1906 г.) философские взгляды Врентано изменились в сторону так называемого реизма: он стал утверждать, что существуют только вещи и нет никаких идеальных явлений. Чтобы полнее показать философское разви-
643
тие Врентано, ? подборке текстов пришлось несколько выйти за хронологические рамки, принятые для тома в целом.
Непосредственным продол-жателем учения Врентано стал австрийский философ А.Мейнонг (1853—1920). Ид ей Врентано оказали большое влияние на основателя лъвов-ско.варшавской философской школы К. Твардовского (1866—1938).
При жизни вышли в свет сочинения Врентано: «Психо¬логия с эмпирической точки зрения» («Psychologie vom em¬pirischen Standpunkt», 1874), «О происхождении нравствен¬ного познания» («Vom Urs¬prung der sittlichen Erkennt¬nis», 1889) и работы о фило¬софии Аристотеля. Многие произведения Врентано были изданы посмертно. Ниже пу-бликуются извлечения из работ Брентано в переводе Р. Ф. Доделъ-цева по изданиям: 1) F. Brentano. Versuch uber die Erkenntnis. Leipzig, 1925; 2) F.Brentano. Wahrheit und Evidenz. Erkenntnis¬theoretische Abhandlungen und Briefe. Hamburg, 1962. Извлечения подобраны и сверены с оригиналом Б. В. Мееровским, которым со¬ставлен и атот вступительный текст.
ОЧЕРК О ПОЗНАНИИ
… Наша наука оказывается полностью обоснованной посред¬ством наблюдения и априорного понимания (apriorische Einsicht), а не посредством ложных синтетических суждений. В таком случае остается в силе то, что утверждали философы до Рида и Канта, а именно что в конечном итоге в науке следует опи¬раться только на то, что является очевидным. Ложные предрас¬судки выступают как особые объекты опыта и, как таковые, регистрируются, анализируются и комбинируются с другими фак¬тами. Но к принципам знания они не имеют никакого отношения (1, стр. 18).
… Несомненно, что пространственные и временные опреде-ления не имеют ни малейшего основания противопоставляться другим, например качественным, определениям, как априорные — апостериорным. Мы получаем их, как и эти последние, из про¬цесса конкретного опыта, с появления которого начинается наша психическая жизнь (1, стр. 28).
Так же обстоит дело с понятием субстанции. Тот, кто пола-гает, что оно не содержится ни в каком чувственном созерцании
644
(Wahrnehmungsanschauung), сильно заблуждается; напротив, оно дано в нем, как когда-то утверждал Аристотель, который весьма тонко постиг это понятие (1, стр. 30).
… Аристотель ясно подчеркивал, что именно понятие суб-станции, и даже индивидуальное представление о некоторой субстанции, оторванное от любой акциденции, может мыслиться непротиворечиво, в то время как понятие акциденции с логиче¬ской необходимостью должно включать понятие субстанции, а индивидуальное представление акциденции даже представление индивидуальной субстанции (1, стр. 32).
… Во всей области н а’ш его сознания не суще¬ствует никаких априорных созерцаний, как и никаких априорных понятий (1, стр. 44).
… Истина и добро не могут состоять ни в чем другом, как в возврате к выдвинутому Бэконом и Декартом, а также и вообще докантовской философией требованию основываться ни на чем другом, кроме непосредственно очевидного, и на этой основе допускать в виде гарантированной истины (gesicherte Wahrheit) только то, что стоит с ним в явно необходимой связи (1, стр. 50).
Когда мы исследовали логический характер математики, мы обнаружили, что хотя она является чисто аналитической наукой, но не во всяком смысле чисто априорной. Ее понятия, гово¬рили мы, заимствуют все свои элементы из
