выделе-нием этого сока связано сильное возбуждение — признак того, что силы организма приобрели новое направление вовне и что они теперь выполняют задачу не разрушения, но соединения и сооб¬щения. Но юность, это счастливое время опьяняющего наслажде¬ния, проистекающего от обмена ощущения, взаимной отдачи и преданности друг другу, как и всякое время цветения, представ¬ляет собой краткое и быстро преходящее мгновение.
После появления полового влечения тело достигает своего полного развития и высшей зрелости. Сопротивление частей при¬ходит в равновесие с силой роста и расширения. Кости, сухожилия и мускулы доходят до наибольшей крепости, упругости и силы. Кровь, продолжающая свое обращение теперь уже не ради увели¬чения тела, а ради его завершения, не только появляется в боль¬шем количестве, но и делается более пламенной и оживляющей. Уже эта остановка в росте заставляет ожидать важной революции человеке. Поскольку затвердение некоторых частей воздвигает границы перед формирующей силой и не допускает более ника-
71
кого расширения, то кровь вскоре стала бы застаиваться в сосу-дах, если бы не существовало средства перерабатывать ее в той мере, в какой она создается из продуктов питания. Это средство состоит в изнашивании органов, идущем теперь тем скорее, чем упорнее ощущение силы призывает к непрерывному движению, к напряжению и к деятельности вовне. Еще никогда до сих пор тело не выносило больших тяжестей, члены не испытывали мень¬шей усталости и мускулы не напрягались так сильно, как теперь, когда мощный поток крови так легко восполняет потери.(В самом деле, ощущение собственной силы достигает теперь в человеке высшей точки; более, чем когда-либо, он испытывает желание действовать за пределами самого себя, и благодаря этой могучей воле он мнит себя господином мира; благодаря этому страстному стремлению он, не понимая, какая опасность его поджидает, де¬лается рабом существующих одновременно с ним вещей. Когда проходит мгновенное опьянение, к нему возвращается чувство свободной самости, свойственное внутренней силе. Но в эту дол¬гую эпоху зрелости, ощущающей силу своего действия и в сохра¬нении, наслаждение делается уже не таким острым.
Мозг, самый влажный, мягкий, нежный и способный к восприя-тию орган, орган ощущения, воспоминания и сознания, собирает с детства воздействия внешних предметов при помощи органов чувств и всей нервной системы. Масса его остается мягкой и при-обретает лишь в позднем возрасте известную, хотя и очень незна¬чительную, твердость. Не удивительно поэтому, что высшего рас¬цвета своей деятельности мозг достигает только тогда, когда останавливается рост организма; реакция мозга на внешние собы¬тия способствует ясности сознания. Даже тогда, когда кости делаются ломкими, мускулы утрачивают подвижность, чувства притупляются и нервы становятся менее восприимчивыми, этот удивительный орган продолжает действовать по-прежнему. Тогда человек, лишенный широкого поля деятельности и обладающий лишь самим собой, находит в нежной ткани своего мозга всю Вселенную, уже для него почти не существующую за пре¬делами мозга. Может быть, в этом повышенном сознании чело¬века, наблюдающего в себе весь мир и таким образом достигаю¬щего вершин своего формирования, и состоит величайшее из всех
наслаждений.
Итак, основные цели человека — самосохранение, размноже¬ние, деятельность вовне и обратное воздействие на себя самого — зависят от следующих друг за другом изменений различных орга¬нов и точно совпадают с периодами роста, возмужания, остановки и затвердения мозга.
Поскольку самосохранение и размножение имеют место как у человека, так и у животных, эти функции невозможно сравни-вать с особыми и исключительными предназначениями человека. Жизнь каждого индивидуума и всего вида подвергалась бы слиш¬ком большой опасности, если бы период роста и полового влече¬ния не предшествовал наивысшему расцвету мыслительной силы и деятельности вовне. Прежде всего мы должны существовать; лишь при этом условии мы можем каким-то определенным обра¬зом выразить себя. Поскольку рост всех органов происходит одно¬временно (хотя самый нежный из них как будто развивается раньше всех) и различны лишь моменты пика их деятельности,
72
их зрелости, и поскольку уже в эпоху роста начинается дей¬ствие и размышление, то в известном смысле можно утверж¬дать, что никогда наша жизнь не сводится к чисто животной жизни.
Что может быть естественнее предположения, что хотя ни одно из предрасположений человека не остается неиспользован-ным, но и ни одно не должно развиваться и совершенствоваться за счет другого? И все же природа никогда не связывает себя этим правилом. Если бы оно всегда оставалось в силе, мы так ни¬когда и не узнали бы, до чего может дойти совершенствование каждого отдельного органа и в какой мере в нем может найти выражение жизненная сила, стоит лишь природе сосредоточиться на нем одном и пренебречь остальными. Незначительные анома¬лии роста и привходящие внешние обстоятельства приводят к тому, что жизненная сила делает отдельные части тела как бы господствующими, все остальное же соотносится с ними и должно служить лишь к большему многообразию, улучшению и совер-шенствованию их функции. В одном человеке никак не могуг ужиться необузданное ощущение силы, ненасытная похоть, горя-чая страсть и божественное глубокомыслие; одно из этих качеств, достигнув необычного развития, вытесняет остальные и берет У ДРУГИХ органов необходимую энергию. Сластолюбец Сарданапал не мог бы исследовать законы природы подобно мыслителю Ньюто¬ну; воздержанный последователь Корнаро7 не сумел бы подобно борцу Милону Кротонскому8 нести на себе быка и т. д. Равновесие этих качеств является, следовательно, признаком их заурядности и основано на том, что жизненная сила между ними распреде¬ляется поровну; разнообразие же зависит от частичной дисгармо¬нии’ и эксцентричности.
От наших взглядов ускользают причины этих отклонений от единообразного развития. Неудержимо действующие переплетения судеб определяют в момент зарождения меру восприимчивости нового организма в каждой его части. Ничтожное, казалось бы, незначительное обстоятельство, подготовленное длинным рядом предшествующих условий, дает при помощи незаметного толчка всей машине направление, остающееся при ней всю ее жизнь; и такие толчки, следуя друг за другом каждое мгновение, сдвигают круги, которые рисуют себе в мыслях наши философы.
Мне кажется, что эти общеизвестные наблюдения находят себе подтверждение и в больших массах человеческого рода, и целые народы как будто проходят те ступени формирования, ко-торые предначертаны отдельному человеку. Природа сначала, кажется, заботится лишь о сохранении этой массы; затем, когда открываются более богатые источники существования, насту¬пает период ее разрастания, что приводит к возникновению вели¬ких движений и к жажде власти и наслаждения; наконец, разви¬вается рассудок, совершенствуется ощущение и на трон вступает разум.
Танец и борьба — первые навыки дикаря, возвышающегося лишь на ступень над потребностями животного. Свою силу он чувствует в разрушении; в упоении и радости победы он непро-извольно топает по земле ногами; все в нем — необузданный мальчишеский задор и внутреннее стремление, лишенное опреде-ленного направления.
73
Изобилие независимо от того, плод ли оно охоты, скотовод-ства или земледелия, дает приятное спокойствие, и тогда вкуше-ние обильных соков земли приводит к тому, что сильнее разго-рается половое влечение. Мягкий климат, плодородная земля, спокойные соседи и кто знает, какое еще сочетание организации и внешних обстоятельств, — все это ускорило рост как китайцев и индийцев, так и негров, раньше пробуждало у них половое вле-чение, приводило к полигамии и в конечном счете сделало их самыми многочисленными народами на земле. Но истощение — удел того, кто буйно растрачивает свою мужскую силу. Оживляю¬щее начало было усыплено в сердце и в мозгу этих народов и лишь иногда конвульсивно вздрагивало. Рожденные для рабства, они нуждались и до сих пор нуждаются в мудрости деспота, кото¬рый прививает им мирные искусства и механическую сноровку. Но даже если бич деспотизма находится в милостивой руке, он может гнать человека лишь по пути привычки и подражания; выявить в нем своеобразие и пробудить творческую анергию он не в состоянии. Чего же стоит изумительное, но безвкусное и не способное ни на какое движение в’перед прилежание азиатских народов при их бессердечной и безнравственной религии, устрем¬ленной в мрачную мечтательность, при каменной неподвижности их обычаев и нравов, при их уме, детском и неуклюжем?
В то время как здесь спокойное обладание собственностью привело к росту населения, при ином стечении обстоятельств проходило развитие и вызревание зерна великих и возвышенных страстей, заложенного в грубых, дышавших разрушением варва¬рах. Банды дерзких грабителей в Греции и Лациуме создали для себя строй, при котором еще задолго до того, как засветил луч научного просвещения, двигателями великих дел стали смелость, патриотизм, свободолюбие, благородство, честолюбие и стремле¬ние к власти. Те, кто привык к изнеженности, не обладая полным сил львиным сердцем, не были способны ни на эти высокие чув¬ства, ни на героические добродетели.
Лишь народы, удачно сумевшие избежать сладострастия на раннем этапе своего развития и в объятиях свободы достигшие мужественной силы, могут и должны прийти к тем высотам обра-зования, на которых наша энергия находит свое деятельнейшее выражение в тонких орудиях восприятия и рассудка. Мир наслаж¬дался зрелищем этих последних ступеней образования лишь трижды, лишь в Европе, и каждый раз в ином обличье. Сначала гордо подняли голову Афины, единственные и недоступные; там чистая любовь к красоте и цветущая фантазия произвели на свет первенцев науки и искусства. Рим не был уже свободен, и то, что его добычей стало полмира, привело к величайшему падению нравов и распущенности уже в тот момент, когда он перенял обломки аттической культуры и сохранил их для своего буду¬щего победителя не столько благодаря высокому полету гения, сколько благодаря изобилию и роскоши. Мягкое очарование весны с ее ароматами и цветением было уже позади, и период рим¬ского просвещения был подобен жаркому летнему дню, завер¬шившемуся к вечеру грозой и бурей. Наконец, нам, потомкам нашедшего удачную форму организации варварского племени, у которого впоследствии вспыхнул таким великолепным пламе¬нем романтический огонь рыцарского духа, нам остается осень
74
с ее обильными плодами; мы собираем урожай и наполняем наши амбары, для какой зимы — известно только небу!
Но на сегодня довольно мечтаний об этих четырех ступенях музыкальной, сперматической, героической и чувственной куль-туры. То, что между этими четырьмя основными категориями имеются некоторые промежуточные явления, меня здесь не беспо-коит, — их легко классифицировать. Подробно изложить свою систему я собираюсь в толстой книге, для которой заготовлен уже океан цитат, грозящий затопить все наброски, как ненадежные дамбы. При помощи цитат борются против цитат, а также, как показывает опыт, нередко весьма удачно и против человеческого разума. От большинства старых делений человеческого рода и без того уже давно отказались. Сыновья Ноя, четыре части света, четыре цвета: белый, черный, желтый и медно-красный, — кто еще вспоминает об этих устаревших модах? С метафизическим делением дело обстоит иначе. Смелой попытке вывести все народы земли от одного доброго и одного злого принципа недо-стает одного — доказательства. Итак, моя гипотеза поднимает паруса, и ее автор должен почитать себя счастливым уже тем, что он не прирожденный
