жизнью раньше, чем он воспринимает его как истину. Подобным образом и природа в своих формах и тенденциях изображает уже свой собственный план (design). Станем же вопрошать этот вели¬кий видимый мир (apparition), сияющий так мирно вокруг нас. Зададим себе вопрос: для чего, для какой цели природа суще¬ствует?
Все научное знание имеет одну задачу, а именно обосновать теорию природы. Мы имеем теории рас и жизненных функций, но вряд ли у нас есть хотя бы отдаленнейшее представление об идее творения. Мы в настоящее время так далеки от пути к истине, что вероучители наши вечно между собой спорят и ненавидят друг друга, а люди умозрения почитаются ненормаль¬ными и малозначащими. А между тем для здравого суждения самая отвлеченная истина есть самая практическая. Когда бы истинная теория ни появилась, она всегда будет очевидным дока¬зательством самой себя. Подтверждением ее служит то, что она объясняет все явления. В настоящее время многие из них счи¬таются не только необъясненными, но и необъяснимыми, ка¬ковы язык, сон, сумасшествие, сновидения, животная жизнь (beasts), пол.
Вселенная, если рассматривать ее философски, состоит из природы и души. Поэтому, строго говоря, все, что отделено от нас, лежит вне нас, все то, что философия различает под поня¬тием не-Я, то есть природа и искусство, все другие люди и мое собственное тело должны быть помещены в категорию, именуе¬мую Природой. Перечисляя ценности природы и подводя им итог, я буду употреблять это слово в обоих смыслах: в его обыч¬ном и его философском. В исследованиях столь общего характера, как настоящее, некоторая неточность терминологии несуще¬ственна: она не поведет ни к какому смешению понятий. ? ? и -p о д а в обычном смысле этого слова объемлет собой сущности, не подвергшиеся никакому изменению со стороны человека, ка¬ковы пространство, воздух, река, лист. Искусство обозначает
661

собой соединение человеческой воли с этими самыми вещами, проявляющееся, например, в доме, канале, статуе, картине. Но воздействия человека на природу, взятые во всей их совокуп-ности, столь незначительны — немного колки и рубки, варки, сшивания и мытья, — что в общем впечатлении, столь грандиоз-ном, как то, которое мир производит на человеческий ум, они не изменяют результата (стр. 1, 20—21).
VI. ИДЕАЛИЗМ
… Люди пустые потешаются над учением идеализма, как если бы оно действительно’ приводило к нелепо-смешным резуль¬татам, как если бы оно затрагивало устойчивость (stability) природы. Этого идеализм, конечно, не делает. Бог никогда с нами не шутит и не станет компрометировать цель природы допуще¬нием какой-либо непоследовательности в ее процессе. Малейшее недоверие по отношению к постоянству законов природы парали¬зовало бы способности человека. Их постоянство свято чтится, я вера человека в него совершенна. Все колеса и пружины чело¬века приспособлены к гипотезе постоянства природы. Мы созданы не как корабль, чтобы метаться по волнам, а как дом, чтобы стоять твердо. Естественное последствие такой, структуры то, что, пока активные силы преобладают над рефлективными, мы с него-дованием отвергаем всякий намек на то, будто природа более кратковременна и подвержена изменениям, чем дух. Маклеру-дельцу, колеснику, плотнику, сборщику податей такое утвержде¬ние, конечно, далеко не по вкусу.
Но когда мы совершенно свыкаемся с постоянством законов природы, вопрос об абсолютности существования природы все-таки остается открытым. Однообразное, влияние культуры на человеческий ум выражается в том, что она ‘не колеблет нашей веры в устойчивость частных явлений, как, например, теплоты, воды, азота, но приводит нас к взгляду на природу как на мир явлений, а не на субстанцию, к признанию за духом необходи-мого существования, к воззрению на природу как на то, что случается, как на эффект или действие.
Чувствам и самобытному уму свойственна особая инстинктив¬ная вера в абсолютное существование природы. Для них человек .и природа неразрывно связаны. Вещи суть конечные сущности, и они никогда не заглядывают за пределы своей сферы. Присут¬ствие разума портит эту веру. Первое усилие мысли направлено к ослаблению этого деспотизма чувств, прикрепляющего нас к природе, как если бы мы были ее частями, и показывает нам природу на расстоянии и, так сказать, на ходу. До тех пор пока этот высший деятель не вмешался, животное око видит с удиви¬тельной точностью резкие очертания и окрашенные поверхности. Когда открывается око разума, к очертаниям и поверхности сразу прибавляются грация и выразительность. Они происходят от воображения и влечения и несколько ослабляют геометрически различаемую обособленность объектов. Если разум поощряется К более серьезному видению, очертания и поверхности становятся прозрачными и невидимыми; сквозь них виднеются причины и духовные начала. Лучшими моментами жизни являются эти вос-хитительные пробуждения высших сил и почтительное стушевы-вание природы перед ее богом.
662

Приступим теперь к указаниям на действия (effects) куль-туры.
1. Нашим первым уроком в философии идеализма является внушение, исходящее от самой природы.
Природа .создана для того, чтобы в заговоре с духом нас эмансипировать. Известные механические перемены, некоторое изменение нашего местоположения знакомят нас с дуализмом. Мы испытываем странные впечатления, смотря на берег с плывущего корабля, с воздушного шара или же при освещении необычно окрашенного неба. Малейшая перемена в нашей точке зрения придает всему миру живописный вид. Человеку, который редко ездит, достаточно сесть в экипаж и проехаться по родному го¬роду для того, чтобы улицы в его глазах превратились в сцены театра марионеток. Мужчины, женщины — болтающие, бегущие, торгующие, дерущиеся, серьезно глядящий ремесленник, зевака, нищий, мальчишки, собаки — все это сразу дереализуется или по крайней мере совершенно выходит из круга всяких отноше¬ний к наблюдателю и созерцается в качестве кажущихся, но не субстанциальных существований. …
Отсюда возникает удовольствие, смешанное со страхом (awe); я сказал бы, чувствуется низшая ступень возвышенного благо¬даря, вероятно, тому факту, что человек при этом узнаёт, что в то время как мир представляет собой меняющееся зрелище, в нем самом есть нечто постоянное.
2. В более высокой форме то же самое удовольствие достав-ляет поэт. Немногими штрихами он очерчивает, словно в воздухе, солнце, гору, лагерь, город, героя, деву, не отличающимися от того, какими мы их знаем, но лишь вознесенными над землей в витающими перед нашими глазами. Он сдвигает с места землю и море, заставляя их вращаться вокруг оси его первичной мысли, я переставляет их на новый лад. Сам находясь во власти герои¬ческой страсти, он пользуется материей в качестве ее символов. Одаренный обыкновенными чувствами человек сообразует мысли с вещами; поэт сообразует вещи со своими мыслями. Первый почитает природу основательно укрепленной и твердой, второй — текучей, переливающейся и накладывает на нее отпечаток своего существа.-Для него непокорный мир покорен и податлив; он наде¬ляет прах и камни человеческими свойствами и превращает их в слова разума. Воображение может быть определено как употреб¬ление, которое разум делает из материального мира. …
Восприятие реального сродства между событиями (что и есть, так сказать, идеальное сродство, ибо таковое в сущности единственно реально) дает поэту возможность свободно распоря¬жаться большинством импозантных форм и явлений мира и, таким образом, утвердить преобладающее господство души.
3. Одушевляя, таким образом, природу своими собственными мыслями, поэт отличается от философа только в том, что он ставит своей главной целью красоту, последний же — истину. Но философ не меньше, чем поэт, ставит видимый порядок и отношения вещей после, на втором плане за областью мысли. «Задача философии, — согласно Платону, — состоит в нахождении для всего, что существует условно, безусловного и абсолютного основания». Она основывается на вере в то, что все явления за¬кономерны и что, если известны их законы, можно предсказывать
663

Ябяения. Закон явлений, обнимаемый умом, есть идея. Его кра-сота бесконечна. Настоящий философ и подлинный поэт — одно И то же, и красота, которая есть истина, и истина, которая есть красота, являются целью стремлений того и другого. Разве прелесть какого-нибудь из определений Платона или Аристотеля не напоминает собой совершенно прелести такого образа, как Антигона Софокла? В том и в другом случае духовная жизнь сообщена природе, твердый на вид кусок материи проникнут и разложен мыслью, это слабое человеческое существо проникло в необъятные массы природы пытливой души и узнало себя в их гармонии или, иными словами, постигло их закон. В об¬ласти физики, когда это достигается, память чувствует себя освобожденной от заваливающих ее каталогов частностей и вдви¬гает многовековые наблюдения в рамку одной формулы.
Таким образом, даже в физической области материальное, вещественное стушевывается перед духовным. Астроном, геометр полагаются на свой несокрушимый анализ и пренебрегают результатами наблюдений. Возвышенное замечание, вырвавшееся у Эйлера по поводу открытого им закона сводов: «Это покажется противным всему опыту, но тем не менее это верно», — переносит в ум человека и оставляет в стороне материю, словно выброшен¬ный за борт труп.
4. Умозрительное знание, как это всегда наблюдалось, неиз-менно ведет к сомнению в существовании материи. Тюрго гово-рил, что «тот, кто никогда не сомневался в существовании мате-рии, может быть уверен в том, что у него нет никакой способности к метафизическим исследованиям». Последние сосре¬доточивают внимание на бессмертных, стало быть необходимо несотворенных натурах, т. е. на идеях; а в их присутствии, мы чувствуем, внешняя среда — это сновидение и тень. Пока мы пребываем на этом Олимпе богов, природа представляется нашей мысли как придаток души. Мы возносимся в их царство и узнаем, что это мысли верховного существа. «Это они, что уста¬новлены испокон веков, с самого начала, или с тех пор, как существует земля. Когда всевышний создавал небеса, они уже были; они были уже, когда он вызвал облака вверху и заставил ключи бить из глубины. Тогда они были благодаря ему как нечто пришедшее вместе с ним. Их он призывал к совету».
Влияние идей пропорционально. В качестве объектов цауки они доступны немногим. Но все люди могут возноситься благо-даря благочестию или страсти в их края. И ни один человек не прикасается к этим божественным натурам без того, чтобы са-мому не становиться в известной степени божественным. Подобно новой душе они обновляют тело. Мы становимся физически по¬движными и светозарными; мы шествуем по воздуху; жизнь пере¬стает быть тягостной, и нам кажется, что она никогда уже более таковой не будет. Никто не боится в их ясном и светлом обще¬стве старости, или несчастья, или смерти, ибо среди них человек занесен далеко за пределы изменяющегося. Пока мы глядим на обнаженную природу Справедливости и Истины, мы ознаком¬ляемся с различием между абсолютным и условным, или относи¬тельным. Мы познаем абсолют. Мы словно впервые существуем, мы становимся бессмертными, ибо узнаем, что время и простран-
664

ство суть отношения материи; что они не имеют никакого срод-ства с восприятием истины или добродетельной волей.
5. Наконец, религия и этика, которые могут быть по праву