котором оно состоит, — все это не что иное, как проявление воли, обнаружение, объектностъ воли. На этом основывается полное соответствие чело-веческого и животного организма к человеческой и жи-вотной воле вообще: оно похоже (хотя и значительно выше) на то соответствие,’ в котором специально изго-товленное орудие находится к воле изготовившего; оно поэтому является целесообразностью, т. е. телеологиче¬ской объяснимостью тела.
УЧЕНИЕ О ВОЛЕ — КЛЮЧ К ПОЗНАНИЮ ВНУТРЕННЕЙ СУЩНОСТИ ВСЕЙ ПРИРОДЫ)
Кто благодаря всем этим соображениям овладел также in abstracto, т. е. ясно и твердо, тем познанием, которое in concrete есть у всякого непосредственно, т. е. в виде чувства, кто овладел познанием, что внутренняя сущность его собственного явления, которое в качестве представле¬ния возникает пред ним как в егТ) действиях, так и в их пребывающем субстрате, собственном теле, что эта сущ¬ность — его воля и что она составляет самое непосред¬ственное в его сознании, но как такое не вошла, всецело в форму представления, где объект и субъект противо-полагаются друг другу, а возвещает о себе непосред-ственным образом, без вполне ясного различения субъ-екта от объекта и к тому же открывается самому ин-дивидууму не в целом, а лишь в своих отдельных актах, — кто, говорю я, пришел вместе со мной к этому убеждению, для того оно само собой сделается ключом к познанию внутренней сущности всей природы, если он перенесет его и на все те явления, которые даны ему не в непосредственном познании наряду с косвенным (как
684

его собственное явление), а лишь в последнем, т. е. одно¬сторонне, в качестве одного представления. Не только в явлениях, вполне сходных с его собственным, в людях и животных, признает он в качестве их внутренней сущ¬ности ту же волю, но дальнейшее размышление при¬ведет его и к тому, что и ту силу, которая движет и жи¬вит растение, и ту силу, которая образует кристалл, и ту, которая направляет магнит к северу, и ту, которая встре¬чает его ударом при соприкосновении разнородных метал¬лов, и ту, которая в сродстве материальных веществ проявляется как отталкивание и притяжение, разделе¬ние и соединение, и, наконец, как тяготение, столь могуче-стремительное во всей материи, влекущее камень к земле и землю к солнцу, — все это признает он различ¬ным лишь в явлении, а в своей внутренней сущности тожественным с тем самым, что ему непосредственно известно так интимно и лучше всего другого и что в наиболее ясном своем обнаружении называется волей. Только в силу этого размышления мы и не останавли¬ваемся дольше на явлении, а переходим к вещи в себе. Явление значит представление, и больше ничего: всякое представление, какого бы рода оно ни было, всякий объект — явление. Но вещь в себе — это только воля, которая, как таковая, вовсе не представление, а нечто to to genere от него отличное: она то, чего проявлением, видимостью, объектностъю служит всякое представление, всякий объект. Она — самая сердцевина, самое зерно всего частного, как и целого; она проявляется в каждой слепо действующей силе природы, но она же прояв¬ляется и в обдуманной деятельности человека: великое различие между первой и последней касается только степени проявления, но не сущности того, что прояв¬ляется. …
Я поэтому называю весь род по самому выдаю-щемуся из его видов, познание которого, лежащее к нам ближе и непосредственнее, ведет нас к косвенному по¬знанию всех других. Таким -образом, во власти безысход¬ного недоразумения оказался бы тот, кто не был бы спо¬собен выполнить требуемое здесь расширение понятия и под словом воля подразумевал бы всегда лишь один доселе носивший это имя вид, т. е. волю, которая сопро¬вождается познанием и обнаруживается исключитель¬но в силу мотивов, при этом даже только в силу
685

абстрактных мотивов, иначе говоря, под руководством ра¬зума; между тем она, как сказано, служит только самым ясным проявлением воли.
КАК ВЕЩЬ В СЕБЕ ВОЛЯ ВПОЛНЕ ОТЛИЧНА ОТ СВОЕГО ЯВЛЕНИЯ
Воля как вещь в себе совершенно отлична от своего явления и вполне свободна от всех его форм, которые она принимает лишь тогда, когда она проявляется, и ко¬торые поэтому относятся только к ее объектности, а ей самой чужды. Уже самая общая форма всякого представ¬ления, форма объекта для субъекта, ее не касается; тем менее ее касаются формы,’ этой общей подчиненные и находящие себе общее выражение в законе основания, куда, как известно, принадлежат также время и про¬странство, а следовательно, и множественность, только благодаря им существующая и сделавшаяся возможной. В этом последнем отношении я буду называть время и пространство заимствованным из старой подлинной схоластики термином principal m individuationis, — прошу это заметить раз навсегда. Ибо только благодаря времени и пространству то, что по своему существу и понятию равно и едино, является как различное, как множествен¬ность подле и после друг друга: значит, время и про¬странство и есть principium individuationis ….
КАК ВЕЩЬ В СЕБЕ ВОЛЯ СОВЕРШЕННО БЕЗОСНОВНА
… Воля как вещь в себе лежит вне сферы закона основания во всех его видах, и она поэтому совершенно безосновна, хотя каждое из ее проявлений непременно подчинено закону основания. Она, далее, свободна от всякой множественности, хотя все ее проявления во «вре¬мени и пространстве бесчисленны; она сама едина, но не так, как един объект, единство которого познается лишь из контраста возможной множественности, не так, как едино понятие, которое возникает лишь через отвлечение от множественности: нет, воля едина как то, что лежит вне времени и пространства, вне principii individuationis, т. е. возможности множественного.
ИЗ-ЗА БЕЗОСНОВНОСТИВОЛй ПРОГЛЯДЕЛИ НЕОБХОДИМОСТЬ, КОТОРОЙ ПОДЧИНЕНЫ ВСЕ ЕЕ ЯВЛЕНИЯ
Безосновность воли действительно познали там, где она проявляется наиболее очевидно, — как воля человека, которую и назвали свободной, независимой. Но в то же
686

время из-за безосновности самой воли проглядели ту необходимость, которой всюду подчинены ее явления, и провозгласили свободными поступки, чего на самом деле нет, так как всякое отдельное действие втрого необходимо вытекает из влияния мотива на характер.
+
ВОЛЯ ДЕЙСТВУЕТ И ТАМ, ГДЕ ЕЮ НЕ РУКОВОДИТ ПОЗНАНИЕ
До сих пор проявлениями воли считали только те из¬менения, которые не имеют другого основания, кроме мотива, т. е. кроме представления, поэтому волю при¬писывали в природе одному лишь человеку и в крайнем случае животным, ибо познание, представление, как я уже упомянул в другом месте, вот, конечно, истинный и исключительный характер животности. Но то, что воля действует и там, где его не руководит познание, это лучше всего показывают инстинкт и художественные порывы животных (стр. 113—119).
В МНОГООБРАЗНЫХ ФИЗИЧЕСКИХ ОБНАРУЖЕНИЯХ ВОЛИ МЫ УЗНАЕМ НАШУ СОБСТВЕННУЮ СУЩНОСТЬ
… Когда мы направляем на них испытующий взор, когда мы видим мощное, неудержимое стремление вод к глубине; постоянство, с которым магнит снова и снова обращается к северу; тяготение, с которым влечется к нему железо; напряженность, с которой полюсы элек¬тричества жаждут воссоединения и которая, как и напря¬женность человеческих желаний, возрастает от препят¬ствий; когда мы видим, как быстро и неожиданно осажда¬ется кристалл, с такой соразмерностью образования, которая, очевидно, представляет собой лишь поражен¬ное и скованное оцепенением, но решительное и опреде¬ленное влечение в разные стороны; когда мы замечаем» выбор, с которым тела, в состоянии жидкости получив¬шие свободу и выведенные из оков оцепенения, ищут и бегут друг к другу, соединяются и разлучаются; когда, наконец, мы непосредственно чувствуем, как тяжесть, стремлению которой к земной массе препятствует наше тело, беспрерывно давит и гнетет последнее, охваченная своим единственным порывом, — то не надо нам сильно напрягать своего воображения, чтобы даже в таком от¬далении распознать нашу собственную сущность, то самое, что в нас при свете познания преследует свои цели,
687

а здесь в самых слабых своих проявлениях стремится лишь слепо, глухо, односторонне и неизменно, то самое, однако, что, будучи всюду одинаково, подобно тому как и первое мерцание утренней зари делит с лучами яркого полудня название солнечного света, должно и здесь, как и там, носить имя воли, означающее бытие в себе каж¬дой вещи в мире и всеединое зерно каждого явле¬ния (стр. 123).
ВЕЩЬ В СЕБЕ ВПОЛНЕ ПОСТИЖИМА, ПОСКОЛЬКУ ОНА— ЯВЛЕНИЕ
Механика, физика, химия учат правилам и законам, по которым действуют силы непроницаемости, тяжести, косности, текучести, сцепления, упругости, теплоты, света, химического сродства, магнетизма, электричества и т. д., — т. е. учат закону, принципу, которому следуют эти силы по отношению ко всякому их обнаружению во времени и пространстве: самые же силы остаются при этом, как ни бейся, — qualitates occultae. Ибо то, что, проявляясь, вызывает названные феномены, это вещь в себе, от них совершенно отличная; хотя она и подчи¬нена в своем явлении закону основания как форме пред¬ставления, но сама она никогда не может быть сведена к этой форме и потому не поддается дотла •этиологиче¬скому объяснению и никогда не может быть всецело рас¬крыта в своем основании. Вполне постижимая, насколько она приняла указанную форму, т. е. поскольку она — явление, вещь в себе в своем внутреннем существе этой постижимостью нимало не уясняется.
ЧЕМ БОЛЬШЕ ДЕЙСТВИТЕЛЬНО-ОБЪЕКТИВНОГО В ПОЗНАНИИ, ТЕМ БОЛЬШЕ В НЕМ НЕОБЪЯСНИМОГО!
Поэтому, чем более необходимости заключает в себе познание, чем больше в нем содержится такого, чего иначе нельзя даже помыслить и представить себе, — каковы, например, пространственные отношения, — чем оно, таким образом, яснее и удовлетворительнее, тем меньше чисто объективного содержания носит оно в себе или тем меньше дано в нем истинной реальности; и, наоборот, чем больше надо в нем признать чисто слу¬чайных элементов, чем больше навязывает нам оно чисто эмпирических данных, тем больше действительно-объек¬тивного и истинно реального содержится в таком позна-
688

нии, но в то же время и больше необъяснимого, т. е. несводимого далее ни к чему другому (стр. 127—128).
… Мое тело — единственный объект, в котором я знаю не одну только сторону, сторону представления, но и дру¬гую, называемую волей (стр. 131).
ВОЛЯ( ВНЕ ВРЕМЕНИ, ПРОСТРАНСТВА И МНОЖЕСТВЕННОСТИ
Мы знаем, что множественность вообще необходимо обусловлена временем и пространством и мыслима только в них; в этом отношении мы и называем их principium individuationis. Но время и пространство мы признали видами закона основания, а в нем выражается все позна¬ваемое нами a priori; следовательно, эти виды, как по¬казано выше, именно в качестве априорного знания отно¬сятся лишь к познаваемости вещей, а не к ним самим, т. е. служат только