формой нашего познания, а не свой¬ством вещи в себе; последняя же, как таковая, свободна от всякой формы познания, даже от самой общей, какой является бытие объекта для субъекта: другими словами, она от представления нечто совершенно отличное. И вот если эта вещь в себе, как я, кажется, достаточно дока¬зал и выяснил, если она — воля, то как такая и незави¬симо от своего проявления она лежит вне времени и про-странства, не знает поэтому множественности и, следо-вательно, едина, но, согласно сказанному уже, она едина не так, как едина особь, едино понятие, а как нечто такое, чему условие возможности множественного, principium individuationis, чуждо (стр. 133).
СТУПЕНИ ОБЪЕКТИВАЦИИ ВОЛИ — ВЕЧНЫЕ ФОРМЫ, ИЛИ ИДЕИ ПЛАТОНА
… Те различные ступени объективации воли, кото-рые, выражаясь в бесчисленных индивидуумах, пред-стоят как недостигнутые образцы последних, или как вечные формы вещей, сами не вступают во время и про¬странство — среду индивидуумов, не подвержены никаким изменениям и незыблема, пребывают, вечно сущие, ни¬когда не происшедшие, между тем как единичные вещи, вечно становящиеся, никогда не сущие, происходят и уничтожаются, — эти ступени объективации воли, го¬ворю я, не что иное, как Платоновы идеи. …
Итак, я понимаю под идеей каждую определенную и твердую ступень объективации воли, поскольку воля —
689
вещь в себе и потому чужда множественности; эти сту-пени, конечно, относятся к определенным вещам, как их вечные формы или их образцы (стр. 135).
ДОСОЗНАТЕЛЬНЫЕ СТУПЕНИ ОБЪЕКТИВАЦИИ ВОЛИ В ПРИРОДЕ.
ПЕРЕХОД К ДВИЖЕНИЯМ ПО МОТИВАМ И
С ПОМОЩЬЮ СОЗНАНИЯ
Со ступени на ступень объективируясь все отчетливее, воля, однако, и в растительном царстве, где связью ее явлений слу¬жат уже не причины собственно, а раздражения, — воля и там действует еще вполне бессознательно, как темная движущая сила; такова она еще, наконец, и в растительном моменте жи-вотного явления — в воспроизведении и развитии каждого жи-вотного и в поддержании его внутренней экономии: там все еще простые только раздражения необходимо определяют проявление воли. Все подымающиеся ступени объектности воли приводят, наконец, к тому пункту, где индивидуум, представляющий идею, уже не мог бы получать необходимой для ассимиляции пищи посредством одних движений по раздражениям, ибо такого раз¬дражения надо было бы выжидать, а пища между тем здесь определена специальнее, и при усиливающемся разнообразии явлений сутолока и смятение сделались так велики, что прояв¬ления воли мешают друг другу, и случайность, от которой должны ожидать для себя пищи особи, движимые простыми раз¬дражениями, здесь была бы слишком неблагоприятна. Пищи по¬этому надо искать, надо ее выбирать с того, момента, когда животное покидает оболочку яйца или материнской утробы, в которой оно бессознательно прозябало. Поэтому здесь становятся необходимыми движения по мотивам и ради него — познание, которое и появляется на этой ступени объективации воли в ка¬честве вспомогательного средства, mechane, для поддержания индивидуума и продолжения рода.
МИР, КОТОРЫЙ ДО ПОРЫ БЫЛ ТОЛЬКО ВОЛЕЙ, СТАЛ ПРЕДСТАВЛЕНИЕМ СО ВСЕМИ ЕГО ФОРМАМИ
Но вместе с этим вспомогательным средством, этой mechane, сразу возникает мир как представление со всеми своими формами, объектом и субъектом, временем, про¬странством, множественностью и причинностью. Мир по¬казывает теперь свою вторую сторону. До сих пор он был только волей, теперь он становится и представлением, объектом познающего субъекта. Воля, которая до сих пор во тьме следовала своему порыву в высшей степени уверенно и безошибочно, на этой ступени зажигает для себя светоч как средство, необходимое для того, чтобы уничтожить вред, который из столкновения и сложных свойств ее явлений мог бы возникнуть именно для самых совершенных из них (стр. 156—157).
690
ПОЗНАНИЕ ВОСПРИНИМАЕТ В ОБЪЕКТАХ ТОЛЬКО ИХ ОТНОШЕНИЯ
… Служащее воле познание не воспринимает в объектах, собственно, ничего другого, кроме их отношений, уясняет себе объекты, лишь поскольку они существуют в это время, на этом месте, при этих условиях, по этим причинам, с этими действия-ми, — одним словом, постигает их как отдельные вещи, и если бы» устранить все эти отношения, то для познания исчезли бы и самые объекты, потому что оно ничего другого в них не вос-приняло. — Мы не должны скрывать и следующего: то, что в вещах рассматривают науки, по существу также не что иное, как все названное, т. е. взаимоотношения вещей, условия вре-мени, пространства, причины естественных изменений, сравне-ние форм, мотивы событий, — словом, одни только отношения.
ВНЕЗАПНЫЙ ПЕРЕХОД К ПОЗНАНИЮ ИДЕИ И ОСВОБОЖДЕНИЕ ОТ СЛУЖЕНИЯ ВОЛЕ
Возможный, как я сказал, но лишь в виде исключения, пере-ход от обыденного познания отдельных вещей к познанию идеи совершается внезапно, — тогда, когда познание освобождается от служения воле и субъект вследствие этого перестает быть только индивидуальным, становится уже чистым, безвольным субъектом познания, который не следует более, согласно закону основания, за отношениями, а успокаивается и растворяется в безмятежном созерцании предстоящего объекта вне его связи с каким-либо другим (стр. 183—184).
ИСКУССТВО
ИСКУССТВО КАК ЧИСТОЕ СОЗЕРЦАНИЕ ВЕЧНЫХ ИДЕЙ
Но какого же рода познание рассматривает то, что суще-ствует вне и независимо от всяких отношений, единственную действительную сущность мира, истинное содержание его явле-ний, не подверженное никакому изменению и поэтому во все времена познаваемое с одинаковой истинностью, — словом, идеи, которые представляют собой непосредственную и адекватную объектность вещи в себе, воли? Это — искусство, создание гения. Оно воспроизводит постигнутые чистым созерцанием вечные идеи, существенное и постоянное во всех явлениях мира,• и смотря по тому, каков материал, в котором оно их воспроизво¬дит, оно — изобразительное искусство, поэзия или музыка. Его единственный источник — познание идей; его единственная цель — передать это познание. В то время как наука, следуя за беспрерывным и изменчивым потоком четверояких оснований и следствий, после’ каждой достигнутой цели направляется все дальше и дальше и никогда не может обрести конечной цели, полного удовлетворения, как нельзя в беге достигнуть того пункта, где облака касаются горизонта, — искусство, напротив, всегда находится у цели. Ибо оно вырывает объект своего созер¬цания из мирового потока и ставит его изолированно перед со¬бой: и это отдельное явление, которое в жизненном потоке было
691
исчезающей малой частицей, делается для искусства представи-телем целого, эквивалентом бесконечно многого в пространстве и времени; оттого искусство и останавливается на этой частно-сти: оно задерживает колесо времени, отношения исчезают перед ним, только существенное, идея — вот его объект. …
Идеи постигаются только путем описанного выше чистого созерцания, которое совершенно растворяется в объекте, и сущ-ность гения состоит именно в преобладающей способности к такому созерцанию; и так как последнее требует совершенного забвения собственной личности и ее интересов, то гениальность не что иное, как полная объективность, т. е. объективное на-правление духа в противоположность субъективному, которое обращено к собственной личности, т. е. воле. Поэтому гениаль-ность — это способность пребывать в чистом созерцании, те-ряться в нем и освобождать познание, сначала существующее только для служения воле, — освобождать его от этой службы, т. е. совершенно упускать из виду свои интересы, свои желания и цели, на время вполне совлекать с себя свою личность, для того чтобы остаться только чистым познающим субъектом, светлым оком• мира, и это не на мгновения, а с таким постоян-ством и с такой обдуманностью, какие необходимы, чтобы по-стигнутое воспроизвести сознательным искусством, и «то, что предносится в зыбком явлении, в устойчивой мысли навек за-крепить».
НЕСПОСОБНОСТЬ РЯДОВОГО ЧЕЛОВЕКА К ЧИСТОМУ СОЗЕРЦАНИЮ
^ Обыкновенный человек, этот фабричный товар природы, ка-кой она ежедневно производит тысячами, как я уже сказал, со-вершенно не способен, по крайней мере на продолжительное и в полном смысле незаинтересованное наблюдение, что состав-ляет истинную созерцательность: он может направлять свое вни¬мание на вещи лишь постольку, поскольку они имеют какое-нибудь, хотя бы и очень косвенное, отношение к его воле. Так как для этого требуется только познание отношений и доста-точно абстрактного понятия вещи (а по большей части оно даже пригоднее всего), то обыкновенный человек не останавливается долго на чистом созерцании, не пригвождает надолго своего взора к одному предмету, а для всего, что ему встречается, ищет поскорее понятия, под которое можно было бы это подвести, как ленивый ищет стула, и затем предмет его уже больше не инте-ресует. Вот почему он так скоро исчерпывает все: произведения искусства, прекрасные создания природы и везде многозначи-тельное зрелище жизни во всех ее сценах. Но ему некогда оста-навливаться: только своей дороги в жизни ищет он, в крайнем случае^еще -и всего того, что может когда-нибудь сделаться его дорогой, т. е. топографических заметок в широком смысле этого слова; на созерцание же самой жизни, как таковой, он не теряет времени. Наоборот, гений, чья познавательная сила в своем из-бытке на некоторое время освобождается от служения его воле, останавливается на созерцании самой жизни, стремится в каж-дой вещи постигнуть ее идею, а не ее отношения к другим ве-
692
щам: вот почему он часто не обращает внимания на• свой соб-ственный жизненный путь и потому в большинстве случаев проходит его довольно неискусно (стр. 190—194).
ОТВЛЕЧЕННОСТЬ ПОНЯТИЯ И НАГЛЯДНОСТЬ ИДЕИ
Понятие отвлеченно, дискурсивно, внутри своей сферы совершенно неопределенно, определенно только в своих границах, доступно и понятно для каждого, кто только обладает разумом, может быть передаваемо словами без дальнейшего посредниче¬ства, вполне исчерпывается своим определением. Напротив, идея, которую можно, пожалуй, определить как адекватную предста¬вительницу понятия, всецело наглядна и, хотя заступает место бесконечного множества отдельных вещей, безусловно опреде¬ленна: никогда не познается она индивидуумом, как таковым, а только тем, кто над всяким хотением и всякой индивидуаль¬ностью поднялся до чистого субъекта познания: таким образом, она доступна только гению и затем тому, кто в подъеме своей чистой познавательной силы, вызываемом большей частью со¬зданиями гения, сам обрел гениальное настроение духа; поэтому она передаваема не всецело, а лишь условно, ибо постигнутая и в художественном творении воспроизведенная идея действует на каждого только в соответствии с его собственным интеллек¬туальным достоинством, — вот отчего именно самые прекрасные творения каждого искусства, благороднейшие создания гения для тупого большинства людей навеки остаются книгой за семью печатями и недоступны для него, отделенного от них глу¬бокой пропастью, как недоступно для черни общение с коро¬лями (стр. 241—242).
МУЗЫКА И ЕЕ ОСОБОЕ МЕСТО СРЕДИ ИСКУССТВ. МУЗЫКА ОТНОСИТСЯ К МИРУ КАК СНИМОК К ОРИГИНАЛУ
… Музыка. Она