Вот почему Данте не оставалось ничего другого, как воспроизвести перед нами вместо наслаждений рая те поучения, которые достались ему там в удел от его прародителя, от Беатриче и разных святых. Это достаточно показывает, каков наш мир.
БЕССОВЕСТНОСТЬ ОПТИМИЗМА
… Оптимизм, если только он не бессмысленное слово¬извержение таких людей, за плоскими лбами которых не обитает ничего, кроме слов, представляется мне не только нелепым, но и поистине бессовестным воззрением^ горь¬кой насмешкой над невыразимыми страданиями чело¬вечества (стр. 336—337).
698

В ЧЕЛОВЕКЕ ЭГОИЗМ ДОСТИГАЕТ ВЫСШЕЙ СТЕПЕНИ. «ВОЙНА ВСЕХ ПРОТИВ ВСЕХ»
… В то время как всякий непосредственно дан са-мому себе как целая воля и целое представляющее, остальные даны ему прежде всего только в качестве его представлений; вот почему собственное существо и его сохранение важнее для него, чем все остальные, взятые вместе. На свою собственную смерть всякий смотрит как на конец мира, между тем как известие о смерти своих знакомых он выслушивает довольно равнодушно, если только она не задевает его личных интересов. В созна¬нии, поднявшемся на самую высокую ступень, в созна¬нии человеческом, эгоизм, как и познание, страдание, удовольствие, должен был тоже достигнуть высшей сте¬пени, и обусловленное им соперничество индивидуумов проявляется самым ужасным образом. Мы видим его повсюду, как в мелочах, так и в крупном; мы видим его и в страшных событиях — в жизни великих тиранов и злодеев и в опустошительных войнах; мы видим его и в смешной форме — там, где оно служит сюжетом коме¬дии и очень своеобразно отражается в самолюбии и сует-ности, которые так несравненно постиг и описал in abstracto4 Ла-Рошфуко; мы видим его в истории мира и в собственной жизни. Но явственнее всего оно тогда, когда любое собрание людей освобождается от всякого закона и порядка: сейчас же наглядно выступает то bellum omnium contra omnes5, которое прекрасно изобра¬зил Гоббс в первой главе De cive 6 (стр. 344).
НЕСПОСОБНОСТЬ ГОСУДАРСТВА К ПОЛНОМУ ПРЕОДОЛЕНИЮ ЭГОИЗМА, ЗЛА И СТРАДАНИЙ
699
… Мы признали в государстве средство, с помощью которого эгоизм, вооруженный разумом, старается избег¬нуть своих же собственных дурных последствий, напра¬вляющихся против него самого; при этом каждый спос¬пешествует благу всех, так как видит, что в последнем заключается и его собственное. Если бы государство вполне достигло своей цели, то оно, будучи в состоянии посредством объединенных в нем человеческих сил все более и более покорять себе и остальную природу, в конце концов уничтожило бы всякого рода злополучия и могло бы до известной степени обратиться в нечто похожее на кисельное царство. Но во-первых, оно все
23*

еще очень далеко от этой цели; во-вторых, другие все еще бесчисленные горести, присущие жизни как таковой, по-прежнему держали бы ее во власти страдания, и если бы даже все они и были устранены, то каждое место, покинутое заботами, сейчас же занимала бы скука; в-третьих, государство никогда и не может совершенно подавить раздора индивидуумов, так как он в мелочах дразнит там, где его изгоняют в крупном; и, наконец, Эрида, благополучно вытолкнутая изнутри, напоследок обращается к внешней границе: изгнанная государствен¬ным укладом как соперничество индивидуумов, она воз¬вращается извне как война народов и подобно возрос¬шему долгу требует сразу и в большой сумме тех кро¬вавых жертв, которые в мелочах были отторгнуты у нее разумной предусмотрительностью. И если даже пред¬положить, что умудренное опытом тысячелетий чело¬вечество все это наконец одолеет и устранит, то послед¬ним результатом оказался бы действительный избыток населения всей планеты, а весь ужас этого может себе теперь представить только смелое воображение (стр. 363).
ЭТИКА СОСТРАДАНИЯ И ПРЕОДОЛЕНИЕ ЭГОИЗМА
… Из того же источника, откуда вытекают всякая доброта, любовь, добродетель и великодушие, исходит наконец и то, что я называю отрицанием воли к жизни.
… Если в глазах какого-нибудь человека пелена Майи, principium individuationis7, стала так прозрачна, что он не делает уже эгоистической разницы между своей личностью и чужой, а страдание других индивидуумов принимает так же близко к сердцу, как и свое собствен¬ное, и потому не только с величайшей радостью предла¬гает свою помощь, но даже готов жертвовать собствен¬ным индивидуумом, лишь бы спасти этим несколько чужих, то уже естественно, что такой человек, во всех существах узнающий себя, свое сокровенное и истинное Я, должен и бесконечные страдания всего живущего рас¬сматривать как свои собственные и приобщить себя несчастию Вселенной. Ни одно страдание ему не чуждо более. Все горести других, которые он видит и так редко может облегчить, все горести, о которых он узнает кос¬венно, и даже те, которые он считает только возмож¬ными, действуют на его дух как личные. Уже не об изменчивом счастье и горе своей личности думает он,
700

как это делает человек, еще одержимый эгоизмом; нет, все одинаково близко ему, ибо он прозрел в principium individuationis. Он познает целое, постигает его сущ-ность и находит его погруженным в вечное исчезнове-ние, ничтожное стремление, внутреннее междоусобие и постоянное страдание, и всюду, куда бы ни кинул он взоры, видит он страждущее человечество, страждущих животных и преходящий мир. И все это лежит теперь к нему в такой же близи, как для эгоиста его собствен¬ная личность. И разве может он, увидев мир таким, тем не менее утверждать эту жизнь постоянной деятель¬ностью воли и все теснее привязываться к ней, все тес¬нее прижимать ее к себе. — Если тот, кто еще находится во власти principii individuationis, эгоизма, познает только отдельные вещи и их отношение к его личности, и они поэтому служат источником все новых и новых мотивов для его хотения, то, наоборот, описанное позна¬ние целого, сущности вещей в себе, становится квиети-вом всякого хотения. Воля отворачивается от жизни; она содрогается теперь перед ее радостями, в которых видит ее утверждение. Человек доходит до состояния добро¬вольного отречения, резигнации, истинной безмятеж¬ности и совершенного отсутствия желаний (стр. 392— 394).
*
УКРОЩЕНИЕ ВОЛИ И ПЕРЕХОД К ЧИСТОМУ ПОЗНАНИЮ
… Легко понять, как блаженна должна быть жизнь того, чья воля укрощена не на миг, как при эстетиче-ском наслаждении, а навсегда и даже совсем погасла вплоть до той последней тлеющей искры, которая под-держивает тело и потухнет вместе с ним. Такой человек, одержавший наконец решительную победу после долгой и горькой борьбы с собственной природой, остается еще на земле лишь как существо чистого познания, как неомра¬ченное зеркало мира. Его ничто уже больше не может удручать, ничто не волнует, ибо все тысячи нитей хотения, которые связывают нас с миром и в виде алчности, страха, зависти, гнева влекут нас в беспрерывном страдании туда и сюда, эти нити он обрезал. Спокойно и улыбаясь, оглядывается он на призраки этого мира, которые неко¬гда могли волновать и терзать его душу, но которые теперь для него столь же безразличны, как шахматные фигуры посде игры, как сброшенные поутру маскарадные
701

костюмы, тревожившие и манившие нас в ночь карна-вала. Жизнь и ее образы носятся теперь перед ним как мимолетные видения подобно легким утренним гре¬зам человека наполовину проснувшегося,— грезам, сквозь которые уже просвечивает действительность и которые не могут больше обманывать: и как они, так испаряются наконец и эти видения, без насильственного перехода (стр. 405—406).
САМОУБИЙСТВО НЕ ОТРИЦАНИЕ ВОЛИ, А ЯВЛЕНИЕ МОГУЧЕГО ЕЕ УТВЕРЖДЕНИЯ
… Самоубийство, Нисколько не будучи отрицанием воли, оно, напротив — феномен могучего утверждения ее. Ибо сущность отрицания состоит в том, что человек отвер¬гает не муки жизни, а наслаждения. Самоубийца хочет жизни и недоволен только условиями, при которых она ему дана. Поэтому он отказывается вопсе не от воли к жи¬зни, а только от самой жизни, разрушая ее отдельное про¬явление.
БЕСПЛОДНОСТЬ И БЕЗУМИЕ САМОУБИЙСТВА. САМОУБИЙСТВО НЕ ЗАТРАГИВАЕТ ВЕЩИ В СЕБЕ!
… Самоубийство, добровольное разрушение одного частного явления, не затрагивающее вещи в себе, которая остается незыблемой, как незыблема радуга, несмотря на быструю смену своих мимолетных носителей-капель, — са¬моубийство представляет собой совершенно бесплодный и безумный поступок. Но кроме того, оно — шедевр Майи, как самое вопиющее выражение разлада, противоречия воли к жизни с самой собой. Как это противоречие мы встречали уже среди низших проявлений воли, где оно выражалось в беспрестанной борьбе всех обнаружений сил природы и всех органических индивидуумов — борьбе из-за материи, времени и пространства; как оно с ужасаю¬щей явственностью все более и более выступало на восхо¬дящих ступенях объективации воли, — так, наконец, на высшей ступени, которая есть идея человека, оно дости¬гает особой энергии; и здесь не только истребляют друг друга индивидуумы, представляющие собой одну и ту же идею, но и один и тот же индивидуум объявляет войну самому себе, и напряженность, с которой он хочет жизни и с которой отражает ее помеху — страдание, доводит его
702

до самоуничтожения, тай что индивидуальная воля сйореб разрушит своим актом тело, т. е. свою же собственную ви¬димость, чем страдание сломит волю (стр. 413—415).
ПОЗНАНИЕ ВОЛЕЙ СВОЕЙ СУЩНОСТИ — ЕДИНСТВЕННОЕ ПРОЯВЛЕНИЕ СВОБОДЫ ВОЛИ
… Как раз то, что христианские мистики называют благодатью и возрождением, служит для нас единствен¬ным непосредственным проявлением свободы воли. Оно наступает лишь тогда, когда воля, достигнув познания своей сущности, обретает для себя в результате этого по¬знания квиетив и тем освобождается от действия моти¬вов, лежащего в сфере другого способа познания, объек¬тами которого служат только явления. Возможность такого обнаружения свободы составляет величайшее преимуще¬ство человека, вовеки чуждое животному, так как ее, этой возможности, _ условием является обдуманность разума, которая позволяет независимо от впечатлений настоящего озирать жизнь в ее целом. Животное лишено всякой воз¬можности свободы, как лишено даже и возможности дей¬ствительного, т. е. обдуманного выбора решений, предва¬ряемого законченным конфликтом мотивов, которые для этого должны были бы быть отвлеченными представлени¬ями. Поэтому с такой же точно необходимостью, с какой камень падает на землю, голодный волк вонзает свои зубы в мясо дичины, не имея возможности познать, что он одновременно и терзаемый, и терзающий. Необходи-мость — царство природы, свобода — царство благодати (стр. 419-420).
УГАШЕНИЕ ВОЛИ К ЖИЗНИ. ВМЕСТЕ СО СВОБОДНЫМ ОТРИЦАНИЕМ ВОЛИ УПРАЗДНЯЮТСЯ ВСЕ ЯВЛЕНИЯ
Если мы … познали внутреннюю сущность мира как волю и во всех его проявлениях увидели только ее объем¬ность, которую проследили от бессознательного порыва темных сил природы до сознательной деятельности чело¬века, то мы никак не можем избегнуть вывода, что вместе со свободным отрицанием, отменой воли, упраздняются и все те явления, то беспрестанное стремление и искание без цели и без отдыха, на всех ступенях объектности, в которых и через которые существует мир, упраздняется