позднего Шеллинга. Немецкая классическая философия и романти¬ческая поэзия Новалиса, Ф. Шлегеля, Гёлъдерлина и других ока¬зали влияние на формирование его мировоззрения, но по духу он более был близок Августину и Паскалю. Свои многочисленные сочинения последующих лет Кьеркегор издавал, как и свой соб¬ственный журнал «Мгновение», на средства, оставшиеся ему в наследство от отца, на что они в основном и разошлись. Можно выделить два периода его творчества — с 1840 по 1846 г. и с 1849 г. до смерти, из них второй носил уже религиозный характер. За эти, годы Кьеркегор смог создать огромное количество произве¬дений: его литературное наследство опубликовано в 28 томах, из которых 14 составляют дневники.
Важным событием в его биографии, случившимся незадолго до смерти, был острый спор с официальной церковью. Кьеркегор заявил, что церковь и клир лицемерны, не воплощают в себе духа подлинного христианства, враждебны сердцу и истинный хри¬стианин должен покинуть церковь.
Основные произведения Кьеркегора: диссертация «Понятие иронии, рассмотренное с постоянным обращением к Сократу» (1841 г.); «Или — или» (1843 г.); «Страх и трепет» (1843 г.), «По¬вторение» (1844 г.); «Назидательные речи» (1844 г.); «Понятие страха» (1844 г.); ((Философские крохи» (1845 г.); «Заключитель¬ное ненаучное послесловие к философским крохам» (1846 г.), «Болезнь к смерти» (1849 г.).
708

Кьеркегор выступил против Спекулятивного системосози&а-ния, исходящего из неподвижного рационализма, а в особенности подверг критике диалектику Гегеля. Его панлогизму Кьеркегор противопоставил категорию «существование» кал выражение лич-ности того, кто философствует, и стремился создать так называе-мую экзистенциальную фило¬софию, враждебную всякому логическому мышлению и на¬уке. Кьеркегор отверг на¬учный способ философствова-ния как «безличный» и пото¬му ложный. Как и Ньюмен, он ищет только личную исти¬ну («субъективность и ирония вместо истины»), допускает гносеологический ‘плюрализм и отвергает всякую систем¬ность. Он подчеркивает бесси¬лие человека, пытающегося бе¬жать от мучительной для него вечности и от самого себя в убожество повседневной жиз¬ни и мечущегося между эти¬ми двумя альтернативами
(«или — или»). Рассматривая «существование» как глубин¬ную характеристику челове¬ка, раздираемого противоре¬чиями конечности и бесконеч¬ности, Кьеркегор предлагает новые средства анализа диа-лектики несчастного созна¬ния — категории «страх», «отчаяние», «решимость» и др. Экзистенциалисты XX в. Хайдег-гер, Ясперс, Сартр заимствовали впоследствии их у Кьеркегора.
Важнейшую роль в религиозных построениях Кьеркегора играла категория «парадокс». Поскольку, согласно Кьеркегору, человеческое и божественное несоизмеримы, постольку их взаимо¬соприкосновение приобретает парадоксальный характер, недо¬ступный для логических средств и лежащий по ту сторону мо¬рали. Обычная христианская вера, по его мнению, всегда поэтому имеет дело с «парадоксальной» ситуацией, вернее даже, она сама есть разрушительный для человека парадокс в силу несоизмери¬мости имманентного и трансцендентного миров, на границе кото¬рых она рождается. Поэтому этический и религиозный стили жизни мало чем легче «эстетического», т. е. чувственного.
Упадочнические и погруженные в религиозные контроверзы идеи Кьеркегора были подхвачены и развиты в XX в. не только экзистенциализмом, но и так называемой диалектической теоло¬гией кризиса, главным представителем которой является К. Барт.
Публикуемая ниже подборка фрагментов из главнейших про-изведений С. Къеркегора принадлежит П. П. Гайденко. Отрывки, из «Или — или» («Enten — Eller») в переводе с датского языка П. Г. Ганзена даны по кн.: 1) С. К up к е г о р. Наслаждение и
709

долг. СПб., 1894. Для данного издания они заново отредактированы и сверены по изданию: S. Kierkegaard. Samlede Vaeerker. 2 udg. Bd. I — II. Kebenhavn, 1920. Далее следуют впервые давае¬мые на русском языке в переводе с датского М. П. Ганзен-Кожев-никовой отрывок из произведения «Страх и трепет» («Frygt og Hieven») и в переводе Э. В. Переслееиной отрывок из работы «Понятие страха» («Begrebet Angest»). Два последних перевода даны по изданию: 2) S Kierkegaard. Vssrker i udvalg. Bd. II. Kobenhavn, 1950. Фрагменты из «Болезни к смерти» («Sygdommen til Doden») даны в переводе с немецкого языка И. С. Нарского по изданию: 3) S. Kierkegaard. Auswahl von H. Diem. Frankfurt am Main — Hamburg, 1956. Сверка произведена с датским ориги¬налом: S. Kierkegaard. V&rker i udvalg. Bd. II. Kobenhavn, 1950.
ИЛИ — ИЛИ•
СОСТОЯНИЕ ЭСТЕТИЧЕСКОЙ СТАДИИ
Что такое поэт? Несчастный человек, носящий в душе тяжкие муки, с устами, так созданными, что крики и сто¬ны, прорываясь через них, звучат как прекрасная музыка …. И люди толпятся вокруг поэта и говорят ему: «Пой скорее снова», иначе говоря — пусть новые страдания (Lidelser) мучают твою душу, лишь бы уста оставались прежними, потому что вопль пугал бы нас, а музыка при¬ятна. К ним присоединяются и критики: это верно, так и должно быть по правилам эстетики (1, стр. 9).
Да, теперь я вижу ясно, что вам представляется толь¬ко два выхода, вы должны решиться или на то, или на другое, но, откровенно говоря, сделаете ли вы то или дру¬гое, вы одинаково раскаетесь (1, стр. 225).
Можешь ли ты представить себе что-нибудь ужаснее такой развязки, когда существо человека распадается на тысячи отдельных частей подобно рассыпавшемуся леги¬ону изгнанных бесов, когда оно утрачивает самое дорогое, самое священное для человека — объединяющую силу личности, свое единое, сущее Я? (1, стр. 227).
ПЕРЕХОД К ЭТИЧЕСКОЙ СТАДИИ
Не раз говорил я тебе и вновь повторяю, вернее, восклицаю: выбор необходим, решайся: «или — или» (1, стр. 223).
710

Издевающийся над ближним издевается, однако, и над самим собой, и подобное отношение к жизни, характери-зуемое фразой «или — или, безразлично» служит лишь печальным доказательством твоей душевной развинченно-сти (1, стр. 225).
… Главная задача человека не в обогащении своего ума различными познаниями, но в воспитании и совер¬шенствовании своей личности, своего Я (1, стр. 228).
Выбор сам по себе имеет решающее значение для вну¬треннего содержания личности: делая выбор, она вся на¬полняется выбранным, если же она не выбирает, то чах¬нет и гибнет. Одну минуту может еще казаться, что выби¬раемое остается как бы вне самого выбирающего, что душа последнего сама по себе не имеет никакого отношения к предмету выбора и может остаться индифферентной к-нему. Минута эта, однако, может существовать лишь в от¬влеченном смысле, как момент мышления, а не реальной действительности; поэтому, чем дольше останавливаешься над ней, тем меньше она в строгом смысле существует. Выбираемое находится в самой тесной связи с выбираю¬щим, и в то время, когда перед человеком стоит жизненная дилемма «или — или», самая жизнь продолжает ведь увле¬кать его по своему течению, так что, чем более он будет медлить с решением вопроса о выборе, тем труднее и слож¬нее становится этот последний, несмотря на неустанную деятельность мышления, посредством которого человек надеется яснее и определеннее разграничить понятия, раз¬деленные «или — или». Смотря на эти слова с такой точки зрения, нелегко впасть в искушение шутить ими: в этом именно случае видно, что внутреннее движение личности не оставляет времени на эксперименты мысли, что лич¬ность непрерывно и неудержимо стремится вперед, закла¬дывая по пути основания то тому, то другому, и что вслед¬ствие этого выбор становится все труднее и труднее — придется ведь разрушать ранее заложенные основания (1, стр. 230-231). ‘
Строго говоря, всюду, где только речь идет о выборе, там выдвигаются и этические вопросы, и единственный абсолютный выбор, это — выбор между добром и злом, бла¬годаря которому человек разом вступает в область этики. Выбор же эстетика или совершается непосредственно и потому не выбор,»или теряется во множестве предметов выбора (1, стр. 234).
711

СТРАХ И ТРЕПЕТ2
… Возможно ли телеологическое отстранение этиче¬ского?
Этическое, как таковое, есть общее, и как общее дей-ствительно для каждого, что, с другой стороны, можно выразить и так: оно действительно в любой момент. Оно имманентно пребывает в самом себе, не имеет вне себя ничего, что могло бы быть его telos3, но само есть telos для всего, находящегося вне его, и когда этическое вос-примет это, дальше ему идти уже некуда. Индивид (den Enkelte),непосредственно взятый в чувственном и духов-ном смысле, есть такой индивид, который имеет свою telos в общем, и этической его задачей является постоянно выражать себя в общем, отрешиться от своей индивидуаль¬ности, чтобы стать общим. Едва же индивид захочет про¬явить свою действительность индивидуальности в отноше¬нии общего, как впадет в грех, и, только признав это, может снова примириться с общим. Всякий раз как инди¬вид после того, как совершилось включение в общее, по¬желает вновь отстаивать свою действительность как инди¬вид, он впадает в соблазн и может очиститься лишь путем раскаяния и отречения от себя как индивида для слияния с общим. Если это высшее, что можно сказать о человеке и о его существовании, то этическое для человека равно¬значно вечному блаженству, которое и вовеки веков и в каждую данную минуту является telos человека, и было бы противоречием, если бы можно было отказаться от него (телеологически отстраниться), ибо, как только оно начинает отстраняться (suspenderes), оно утрачивается, между тем как то, что отстраняется, не утрачивается, а, наоборот, сохраняется в наивысшем, которое есть его telos. Если дело обстоит так, то Гегель прав, что человек по отношению к добру и совести определяется лишь как инди¬вид, Гегель прав, рассматривая эту определенность как «моральную форму зла» (ср. особенно с философией пра¬ва), которая должна разрешаться в телеологии нравст¬венного так, что индивид, пребывающий в той стадии, или грешит, или его охватывает душевная борьба, вызванная соблазном (Anfaegtelse). Зато Гегель не прав, когда гово-рит о вере, не прав в том, что не выражает громогласно протеста против почитания и прославления Авраама как
712

отца веры, тогда как его надо изобличить и заклеймить как убийцу.
Дело в том, что вера и есть тот парадокс, что индивид выше общего, однако при условии, что движение повто¬ряется, т. е. что индивид, побывав в лоне общего, выде¬ляет себя теперь в качестве индивида как нечто высшее по сравнению с общим. Если это не вера, то Авраам по¬гиб, и тогда веры и не бывало никогда на свете именно потому, что она была всегда. Ибо если признать этическое, т. е. нравственное как наивысшее, и в человеке ничего не остается, кроме несоразмерного, и это несоразмерное вы¬ступает не иначе как злое, т. е. индивидуальное, которое должно выражаться в общем, то не понадобится никаких других категорий, кроме тех, какие знала уже греческая философия или какие можно извлечь из нее путем логиче¬ского мышления. И Гегелю не следовало скрывать этого, ведь он все-таки изучал классиков.
Не редкость встретить таких людей, которые за невоз¬можностью углубиться в сущность этого явления или воп¬роса увлекаются фразами, говоря, что христианство оза¬рено светом, а язычество