всего существующего по законам диалектики. Уже это делает его роль в истории философии значительной и непрехо¬дящей, несмотря на то что в трактовке им духовного первоначала в конце концов возобладали религиозные мотивы. Они сблизили его с волюнтаристским учением Мен де Бирана (1766—1824), которое и сложилось не без его, Фихте, влияния. Поздний Фихте покинул маги¬страль философского прогресса.

Нечто подобное, но в гораздо большей степени про-изошло и с Ф. Шеллингом после 1803 г. Зато философия молодого Шеллинга оказалась необходимым посредст¬вующим звеном на пути преобразования субъективной диалектики в объективную. Он увидел в природе не только орудие моральной деятельнности, но и динамиче-ское проявление Абсолюта. Природа — это непосред-ственная объективная манифестация бессознательного духовного первоначала, и она развивается как телеологи¬чески самоорганизующаяся целостность. Она вовсе не есть «потухший дух», как скажет потом Гегель, но дух, возгорающий ярким пламенем видимой жизни. Спящие потенции реальности пробудились, и изначальное тожде¬ство объекта и субъекта пришло в диалектическое дви¬жение, в котором сначала преобладает объективная, а затем, на стадии человеческой истории, субъективная сто¬рона, так что Я оказывается не началом, а многообраз¬ным звеном завершающего этапа всемирно-исторического пути.

Натурфилософия Шеллинга, постулировавшая взаимо¬связи всех явлений природы и их развитие через поля¬ризацию внутренне раздвоенных сил, положительно по¬влияла на исследования Эрстеда, Фарадея и Р. Майера. Можно даже сказать, что его объективно-идеалистическое учение предвосхитило, по общей идее, электромагнитную концепцию материи, и это выглядит удивительным пара¬доксом на фоне таких явных провалов спекуляции Шел¬линга, как отрицание им органической эволюции, но ведь своими успехами его философия природы была обязана именно тем специальным наукам, которым она, казалось, диктовала высшие истины.

Второй стороной «философии тождества» Шеллинга стала его система трансцендентального идеализма,

19

прослеживающая посредством интеллектуальной интуи¬ции дальнейший путь развития Абсолюта и возвращения его к себе. Здесь мы вступаем в историю человеческого духа с ее принципом восхождения по ступеням свободы к регулятивной цели «идеального правового строя». Уга¬дав в своей концепции истории некоторые действительные закономерности социального развития, Шеллинг во многом подготовил историософскую схему Гегеля. Но высшим этапом исторического развития у Шеллинга оказывается уже не моральная жизнь, как было у Фихте, и не фило-софия, как будет у Гегеля, а художественное творчество. Утверждения, что искусство выше науки, а эстетическое созерцание выше теоретического познания, сделали Шел¬линга философским вождем немецкого романтизма и определили превращение его интеллектуальной интуиции в интуицию алогическую, иррациональную.

Однако это превращение завершилось лишь в послед¬ний период эволюции взглядов Шеллинга, т. е. когда сло¬жилась его мистическая «философия откровения». Став под знамя феодально-аристократической реакции, он изме¬нил диалектике, заменил искусство в его роли высшего органа познания религией, а прежний свой пантеизм — мифологической теософией. Как блестяще показал моло¬дой Энгельс в своих памфлетах, пиетизм погубил Шел¬линга как философа: диалектическое учение о противо¬речиях, трактовка истории как восходящего процесса, мечтания о грядущем содружестве наций — все это было теперь либо извращено, либо полностью утрачено. Не пресеклась, однако, линия восходящего развития немец¬кой философии.

3. КУЛЬМИНАЦИЯ ИДЕАЛИСТИЧЕСКОЙ ДИАЛЕКТИКИ. ГЕГЕЛЬ

Громадную роль во всей домарксовской философской мысли сыграла система объективного идеализма Г. Геге¬ля. Он создал наиболее развитую идеалистическую диалек¬тику и с энциклопедическим размахом набросал соответ¬ствующую панораму действительности. Он продолжил и завершил объективизацию диалектики мышления, и про¬деланный им труд стал основным теоретическим источни¬ком формирования метода Маркса и Энгельса. Если Кант исключил учение о бытии из своей гносеологии «крити-

ческого» периода, то Гегель отождествил учение о бытии с учением о познании. Оно от этого немало выиграло, хотя, с другой стороны, и оказалось связанным с еще более глубокими заблуждениями. Свой облик диалектика Гегеля и все его учение приобрели под воздействием фи¬лософии истории Фихте, а также историософии и натур¬философии Шеллинга, но наибольший стимул проистекал от уроков политической и культурной истории Германии и ее соседей, осмысленных им с позиций классового ком¬промисса.

Социальный генезис гегелевской диалектики сказался на характере основных ее оперативных категорий — «сня¬тие», «отчуждение» и «синтез противоречия». «Снятие», т. е. гегелевское диалектическое отрицание, включает в себя момент сохранения снимаемого, а «отчуждение», т.е. отрицание, которое связано с обратным угнетающим воз¬действием порожденного на порождающее, преодолевается у Гегеля посредством познавательной работы мысли. Для «синтеза» же характерно примирение сторон противоре¬чия, перед этим диаметрально друг другу противопостав¬ленных.

Тенденция к примирению противоположностей была присуща диалектике Гегеля в трех отношениях. Во-пер-вых, постольку, поскольку она была идеалистической и в принципе ориентировалась на взаимоопосредствование и слияние понятий. Во-вторых, поскольку Гегель иногда вразрез со своей же в общем верной оценкой «синтеза» как продукта движения к качественно новой позиции истолковывает его как соединение тезиса и антитезиса, т. е. двух сторон еще не разрешенного противоречия. В-третьих, примирение противоположностей происходит при конкретном приложении Гегелем его диалектических схем к явлениям социальной жизни. Стремление завер-шить борьбу противоположностей их примирением — это специфически гегелевская черта. Недаром В. И. Ленин об отличительной особенности марксистской диалектики пи¬сал так: «Единство (совпадение, тождество, равноденст¬вие) противоположностей условно, временно, преходяще, релятивно. Борьба взаимоисключающих противополож¬ностей абсолютна, как абсолютно развитие, движение»1,

Диаметральная противоположность между гегелевской и материалистической трактовкой противоречий видна на примере проблемы отчуждения. Для Гегеля отчужде¬ние выступает в трех основных видах: как переход Поня¬тия в Природу, Духа в его объективированные порожде¬ния, в том числе в социальные институты и продукты труда, а Истины в заблуждения и «несчастное сознание». Таким образом, гегелевское отчуждение совпадает либо с опредмечиванием, либо с подчинением мысли предмет-ности. Значит, в отношении к Мировому духу отчуждение окончательно преодолевается высшим, мыслительным фи¬лософским познанием, в отношении же к людям, которые суть орудия вечных целей Абсолюта, оно неистребимо, ибо без опредмечивания человеческая жизнь немыслима. Люди способны «смягчить» иго отчуждения, но у них нет для этого иного средства, кроме познания, примиряющего их с необходимостью.

Принципиально иначе поставил и разрешил проблему К. Маркс. Под различными феноменами духовного отчуж¬дения он вскрыл их материальную сущность — отчужде¬ние труда в условиях классово антагонистических со¬циальных формаций — и указал на способ радикальной ликвидации отчуждения — социалистическую революцию и построение коммунистического общества.

Сказанное не перечеркивает великих заслуг Гегеля. Он исследовал и упорядочил более 100 логико-диалекти¬ческих понятий и проследил действие ряда из них во всеобщей истории человечества, а отчасти и природы. Мало таких крупных явлений в истории философии и в особенности в истории диалектики, которые не привлек¬ли бы к себе его внимания и которые он не осмыслил бы со своей точки зрения. Буржуазные историки фило¬софии нередко изображают Гегеля врагом Просвещения, но это неверно. Он был критиком Просвещения, но видел в нем исторически необходимый этап, хотя, как и всякий другой этап, преходящий. С просветителями Гегеля свя¬зывали общие для них вера в разум, знание, прогресс. Философия, по Гегелю, есть строгая наука, и в ней нет места ни одному положению, которое не было бы дока-зано, логически обосновано. Разделяло же Гегеля с про-светителями то, что он был враждебен и несправедлив к материализму, считая его учением «формальным», агно¬стическим, неспособным к диалектике и вообще отчуж-

22

денным. И хотя в критике метафизического материализма XVII—XVIII вв. Гегель, был во многом прав, он воспри¬нимал свои открытия в диалектике как доказательства превосходства ее будто бы над материалистическим миро¬воззрением вообще.

В учении об абсолютной идее Гегель синтезировал Ге¬раклита, Платона и Аристотеля, Спинозу и Лейбница, Фихте и Шеллинга. В итоге он придал абсолюту черты и субстанции, и субъекта, и субстрата и вселенской силы, а своему генеральному принципу «тождества» бытия и мышления — диалектический характер. В полном, т. е. свободном от «различия», виде он постулировал этот прин¬цип виртуально только для начального пункта системы, а актуально только для ее конца. Of этого, однако, не исчезает ни идеализм Гегеля, ни вызванный идеализмом разлад между методом и системой, который ярко обнару¬живается в замыкании системы в «кольцо». Это замыка¬ние прекращает дальнейшее развитие системы, а на метод налагает деформирующие его оковы.

Разлад в рассуждениях Гегеля проявляется и в вопро¬сах познавательной оценки формальной логики и выска¬зываний вида «есть и не есть». Все дело здесь в двойст¬венной трактовке Гегелем рассудочного мышления, кото¬рое выступало у него то как парафраза метафизики (и тогда он пишет о «рассудочности» материализма), то как начальный момент диалектического отношения мысли к объективности (и в этом случае оно оказывается «конеч¬ной» диалектикой специальных наук и природы)’. Харак¬теристику «рассудочного» получает у Гегеля поверхност¬ное, субъективное, обыденное и вообще отчужденное со-знание. Полной определенности в трактовке рассудка у Гегеля нет, а значит, нет и однозначности в истолковании формальной логики, поскольку «формальное» и «рассу¬дочное» для Гегеля — синонимы.

Проблема осложняется тем, что начальный момент диалектического метода подлежит снятию более высокими его моментами, а категория «снятие» не менее многопла-нова, — в ней гнездятся и отрицание, родственное фор¬мально-логической негации, и сохранение рационального ядра в снимаемом, и переход на более высокий уровень развития. Формальная логика снимается диалектикой, но понимает это Гегель далеко не всегда одинаково. Явно не соответствует «душе» диалектического метода тред’ирова-

23

ние ее как противника разумному мышлению, однако иногда Гегель отрицает формальную логику именно таким образом. Но в других случаях он допускает ее применение в домашнем обиходе и начальном обучении и при подго¬товке к занятиям специальными науками. Диалектика низшего и высшего раскрывается Гегелем и с иной сторо¬ны, когда он признает, что «как в теоретической, так и в практической области нельзя достигнуть твердости и опре¬деленности без помощи рассудка» ‘. Иными словами, ра¬циональность формальной логики сохраняется в диалек¬тике. И сам Гегель, как правило, соблюдает формальную логику, хотя его логический язык, как показывают новей¬шие исследования, был богаче языка ее классических дву-значных исчислений.

Отличием диалектического «снятия» от формально-логической негации определяется тот факт, что на деле столкновения между диалектическим законом всеобщей противоречивости и формальнологическим законом непро¬тиворечия нет, ибо они вырастают из разных сторон дей¬ствительности. Все вещи обладают относительно устойчи¬вым бытием, хотя они и изменяются, так что «понимаемый в таком смысле рассудок обнаруживает свое присутствие во всех вообще областях предметного мира»2. Высказыва¬ния вида «есть и не есть», если входящее в них отрицание диалектическое, являются записью диалектического про¬тиворечия (а не его разрешения!), но тогда они не нару¬шают формальной логики. Если же они содержат в себе формальнологическое отрицание, то они нарушают фор¬мальную логику, диалектики же просто не затрагивают, хотя в лучшем случае могут на нее намекать.

Однако Гегель иногда ошибочно понимал подобные высказывания как разрешение диалектического противо¬речия, т. е. отождествлял диалектический синтез с логи¬ческой суммой, конъюнкцией его сторон. В этих случаях Гегель отходил от своих же диалектических принципов, поскольку противоречие вместо разрешающего (синтези¬рующего) движения «вперед» как бы застывало на месте. Это происходило и тогда, когда Гегель склонялся к тезису о «бессодержательности» формальной логики и противопо¬ставлял ей понятия, которые настолько