фиксируются и воспроизводятся в этом их различии. То же самое верно и по отношению к отдельным произведениям искусства. Для того чтобы драматическое произведение было пре¬красным и завершенным, необходимо, чтобы характеры различных персонажей были развиты в их чистоте и опре¬деленности, и именно так, чтобы различные цели и интере¬сы, вокруг которых вращается действие, были ясно и чет¬ко очерчены. … Что, наконец, философия также -не может обойтись без рассудка, это после всего вышеска¬занного вряд ли нуждается в особом разъяснении. Для фи¬лософствования требуется прежде всего, чтобы каждая мысль мыслилась нам во всей ее строгости и чтобы мы не оставляли ее смутной и неопределенной.
Но обыкновенно говорят также, что рассудок не дол¬жен заходить слишком далеко, и в этом утверждении правильно, что рассудочные определения во всяком случае не представляют собой последнего результата, а, наоборот, конечны — говоря более точно, носят такой характер, что, доведенные до крайности, превращаются в свою противо¬положность; юношеству свойственно блуждать в отвлече¬ниях, но человек, умудренный жизненным опытом, напро¬тив, не отдается абстрактному или — или, а держится кон-кретного.
ОПРЕДЕЛЕНИЕ ДИАЛЕКТИКИ, ЕЕ ОТЛИЧИЕ ОТ РАССУДОЧНОГО МЫШЛЕНИЯ И СКЕПТИЦИЗМА
?) Диалектический момент есть снятие … конечными определениями самих себя и их переход в свою противо¬положность.
Примечание. 1. Диалектический момент, взятый сам по себе, отдельно от рассудка, выступает, в особенности в научных понятиях, как скептицизм; в нем результатом ди¬алектики является голое отрицание. 2. Диалектика обык¬новенно рассматривается как внешнее искусство, которое произвольно вносит путаницу в определенные понятия и создает в них лишь видимость противоречий, так что, со¬гласно такому пониманию диалектики, эта видимость мнима, определения же рассудка, напротив, представляют собой истину. Часто диалектика и на самом деле пред-
10* 291
ставляет собой не что иное, как субъективную игру, кото¬рая по произволу выдвигает то доказательства, то опро-• вержения известного положения, — рассуждательство, в котором отсутствует содержание и пустота которого при¬крывается остроумными соображениями, создаваемыми по¬добным рассуждательством. Однако по своему настоящему характеру диалектика, наоборот, представляет собой под¬линную собственную природу определений рассудка, вещей и конечного вообще. Уже размышление есть движение мысли, переступающее пределы изолированной определен¬ности, приводящее ее в соотношение с другими, благодаря чему эта определенность полагается в некоторой связи, но помимо этого сохраняет свою прежнюю изолированную значимость. Диалектика же есть, напротив, имманентный переход одного определения в другое, в котором обнару¬живается, что эти определения рассудка одностороннн и ограниченны, т. е. содержат отрицание самих себя. Сущ¬ность всего конечного состоит в том, что оно само себя снимает. — Диалектика есть, следовательно, движущая душа всякого научного развертывания мысли и представ¬ляет собой принцип, который один вносит в содержание науки имманентную связь и необходимость, равно как в нем же заключается подлинное, а не внешнее возвыше¬ние над конечным.
Прибавление 1-е. В высшей степени важно уяснить себе, как следует понимать и познавать диалектическое. Оно является вооб¬ще принципом всякого движения, всякой жизни и всякой деятель¬ности в действительности. Диалектическое есть также душа вся¬кого истинно научного познания. Нашему обычному сознанию не останавливаться на абстрактных определениях рассудка пред¬ставляется делом справедливости, по пословице: жить и жить давать другим, так что мы признаем одно, а также и другое. Но более строгое рассмотрение показывает нам, что конечное огра¬ничивается не только извне, а снимается посредством своей собст¬венной природы и само собой переходит в другое. Так, например, говорят: «Человек смертен» — и рассматривают смерть как нечто, имеющее свою причину лишь во внешних обстоятельствах; соглас¬но этому способу рассмотрения, существуют два самостоятельных свойства человека: свойство быть живым и, кроме того, свойство быть смертным. Но истинное понимание состоит в том, что жизнь, как таковая, носит в себе зародыш смерти и что вообще конечное противоречит себе внутри самого себя и вследствие этого снимает себя. — Не следует, далее, смешивать диалектику с софистикой, сущность которой как раз и состоит в том, что она выдвигает те или другие односторонние и абстрактные определения в их изо¬лированности, смотря по тому, какого из этих определений тре¬буют в данный момент интересы индивидуума и то положение,
292
в котором он находится. Так, например, в области практической деятельности является существенным, чтобы я существовал и чтобы я обладал средствами к существованию. Но если я выдви-гаю обособленно эту сторону дела, этот принцип моего блага, и делаю из него вывод, что я имею право красть или изменять своему отечеству, то это пошлая софистика. Точно так же в моей деятельности представляет собой существенный принцип моя субъективная свобода в том смысле, что я должен действовать со¬гласно своему разумению и убеждению. Но если я рассуждаю, руко¬водясь только этим принципом, то это также пошлая софистика, и этим я выбрасываю за борт все принципы нравственности. — Диа¬лектика существенно отлична от такого способа рассуждения, ибо она именно и ставит себе целью рассматривать вещи в себе и для себя, т. е. согласно их собственной природе, причем тогда обнару¬живается конечность односторонних определений рассудка. — Диалектика, впрочем, не представляет собой ничего нового в философии. Среди древних изобретателем диалектики называют Платона, и это делают с полным правом, поскольку в платонов¬ской философии диалектика впервые встречается в свободной научной и, следовательно, вместе с тем, в объективной форме. У Сократа диалектика в согласии с общим характером .его фило-софствования имеет еще преимущественно субъективную форму, а именно форму иронии. Сократ направлял свою диалектику, во-первых, против обычного сознания вообще и, во-вторых, в осо-бенности против софистов. В своих беседах он делал вид, что он хочет точнее осведомиться о том предмете, о котором шла речь; для этой цели он задавал всякого рода вопросы и приводил таким образом тех, с которыми он беседовал, к утверждениям, противоположным тем, которые им сначала казались правиль-ными. Если, например, софисты называли себя учителями, то Сократ рядом вопросов заставил софиста Протагора признаться, что всегда, когда мы чему-нибудь научаемся, мы в сущности только вспоминаем это.— Платон затем в своих строго научных диалогах показывает посредством диалектического рассмотрения конечный характер всяких неподвижных определений рассудка. Так, например, он в «Пармениде» выводит многое из одного и, несмотря на это, показывает, как многое состоит в сущности лишь в том, что оно определяет себя как одно. Вот какое боль¬шое значение придавал Платон диалектике.— В новейшее время преимущественно Кант напомнил нам снова о диалектике и отвел ей подобающее место. Он это сделал, установив сущест¬вование так называемых антиномий разума …. В этих антино-MHHk дело идет отнюдь не о колебании между различными осно¬ваниями и не о лишь субъективном рассуждении, а дело идет о том, чтобы показать, что всякое абстрактное определение рас¬судка, взятое лишь таким, каким оно само себя выдает, непосред¬ственно переходит в свою противоположность.
Как» бы упорен ни был рассудок в своем стремлении отвергнуть диалектику, ее все же отнюдь нельзя рассмат¬ривать как существующую только для философского со¬знания, ибо то, о чем в ней идет речь, мы находим также и в каждом обыденном сознании, и во всеобщем опыте.
293
Все, что нас окружает, может быть рассматриваемо как образец диалектики. Мы знаем, что все конечное, вместо того, что быть неподвижным и окончательным, наоборот, изменчиво и преходяще, а это и есть не что иное, как ди¬алектика конечного, благодаря которой последнее, будучи в себе иным самого себя, должно выйти за пределы того, что оно есть непосредственно, и перейти в свою противо¬положность. Если выше … мы сказали, что рассудок дол¬жен рассматриваться как то, что содержится в представ¬лении о благости божьей, то о диалектике мы должны те¬перь заметить в том же (объективном) смысле, что ее принцип соответствует представлению о могуществе божь¬ем. Мы говорим, что все вещи (т. е. все конечное, как тако¬вое) предстают перед судом, и мы, следовательно, видим в диалектике всеобщую непреодолимую власть, перед кото¬рой ничто не может устоять, сколь бы оно ни мнило себя обеспеченным и прочным. Определение могущества не ис¬черпывает, разумеется, глубины божественной сущности, понятия бога, но оно, несомненно, составляет существен¬ный момент во всяком религиозном сознании.
Диалектика, далее, проявляется во всех частных обла¬стях и образованиях мира природы и духа. Так, например, она проявляется в движении небесных светил. Планета теперь находится на этом месте, но в себе она находится также и в другом месте, и она осуществляет это свое ино¬бытие тем, что она движется’. Физические стихии также оказываются диалектическими, и метеорологический про¬цесс есть явление их диалектики. То же начало образует основу всех других процессов природы, и им же природа принуждается подняться выше самой себя. Что же касается присутствия диалектики в духовном мире и, в частности, в правовой и нравственной области, то следует здесь лишь напомнить о том, что, согласно опыту всех людей, всякое состояние или действие, доведенное до крайности, перехо¬дит в свою противоположность; эта диалектика, заметим мимоходом, находит свое признание во многих послови¬цах. Так, например, одна пословица гласит: summum jus summa injuria; 2 это означает, что абстрактное право, до¬веденное до крайности, переходит в несправедливость. Точно так же известно, как в политической области две крайности — анархия и деспотизм взаимно приводят друг к другу. Сознание наличности диалектики в области нрав¬ственности, взятой в ее индивидуальной форме, мы нахо-
294
ДИМ во всех йзвестньтх пословицах: гордыня предшествует^ падению, что слишком остро, то скоро притупляется и т. д. Чувство, как физическое, так и душевное, также имеет свою диалектику. Известно, как крайняя печаль и край¬няя радость переходят друг в друга, сердце, переполнен¬ное радостью, облегчает себя слезами, а глубочайшая скорбь иногда проявляется улыбкой.
Прибавление 2-е. Мы не должны рассматривать скептицизм как учение, согласно которому во всем следует сомневаться; скеп¬тицизм, наоборот, вполне уверен в своем утверждении, т. е. в ничтожности всего конечного. Кто только сомневается, тот еще не потерял надежды, что его сомнения, может быть, получат разрешение и что одно или другое определение, между которыми он колеблется, окажется незыблемой истиной. Скептицизм же в настоящем его смысле есть полнейшая безнадежность относи¬тельно всех тех определенных утверждений, которые рассудок считает незыблемыми, и в результате этого твердого убеждения получается определенное умонастроение, чувство непоколебимо¬сти и душевного покоя. Таков возвышенный античный скепти¬цизм в том изложении, которое мы находим главным образом у Секста Эмпирика и который в качестве дополнения к догма¬тическим системам стоиков и эпикурейцев был развит в поздней¬шую римскую эпоху. Не следует смешивать с этим возвышен¬ным античным скептицизмом … новейшего скептицизма, кото¬рый отчасти предшествовал кантовской философии, отчасти же произошел из нее; этот скептицизм состоит только в отрицании истинности и достоверности сверхчувственного, в указании, что мы должны держаться лишь того, что налично в непосредствен¬ном ощущении.
Если, впрочем, еще и теперь скептицизм часто рас- % сматривается как
