выпол¬няет то, что она знает и поскольку она это знает. В нра¬вах она имеет свое непосредственное существование, а в самосознании единичного человека, в его знании и деятельности — свое опосредствованное существование, равно как и самосознание единичного человека благодаря’ умонастроению имеет в нем как в своей сущности, цели и продукте своей деятельности свою субстанциальную свободу. …

Государство как действительность субстанциальной во¬ли, которой (действительностью) оно обладает в возведен¬ном в свою всеобщность особенном самосознании, есть в себе и для себя разумное. Это субстанциальное единство есть абсолютная, неподвижная самоцель, в которой свобода достигает наивысшего подобающего ей права, так же как эта самоцель обладает наивысшей правотой в отношении единичного человека, наивысшей обязанностью которого является быть членом государства.

Примечание. Если смешивают государство с граждан¬ским обществом и полагают его назначение в обеспече-

344

НИИ и защите собственности и личной свободы, то при¬знают интерес единичных людей, как таковых, той окон¬чательной целью, для которой они соединены, а из этого вытекает также, что мы можем по произволу быть или не быть членами государства. — Но государство на самом деле находится в совершенно другом отношении к инди¬видууму; так как оно есть объективный дух, то сам ин¬дивидуум лишь постольку объективен, истинен и нрав¬ствен, поскольку он есть член государства. Объединение, как таковое, само есть истинное содержание и цель, и индивидуумы предназначены вести всеобщий образ жиз¬ни; их дальнейшее особенное удовлетворение, особенная деятельность, особенный характер поведения имеют своим исходным пунктом и результатом это субстанциальное и обладающее всеобщей силой. — Разумность, рассматри¬ваемая абстрактно, состоит вообще во взаимопроникаю¬щем единстве всеобщности и единичности, а здесь, где она рассматривается конкретно, по своему содержанию, она состоит в единстве объективной свободы, т. е. всеоб¬щей субстанциальной воли, и субъективной свободы как индивидуального знания и ищущей своих особенных це¬лей воли, и поэтому она по форме состоит в действова-нии, определяющем себя согласно мыслимым, т. е. все¬общим законам и основоположениям. — Эта идея есть в себе и для себя вечное и необходимое бытие духа. — А вопрос о том, каково есть или было историческое про¬исхождение государства вообще или, вернее, каждого особого государства, его прав и определений, возникло ли оно первоначально из патриархальных отношений, из страха или доверия, из корпорации и т. д. и как понима-лось сознанием и укреплялось в нем то, на чем основаны такие права, как божественное или же как положитель¬ное право или как договор, обычай и т. д., — этот вопрос не имеет отношения к идее государства, а в качестве явления этот способ возникновения государства представ¬ляет собой для научного познания, о котором здесь един¬ственно идет речь, историческую проблему; что же ка¬сается авторитета действительного государства, то, по¬скольку научное познание входит в объяснение оснований такого авторитета, последние заимствуются из форм пра¬ва, имеющего силу в данном государстве. — Философское рассмотрение должно заниматься лишь внутренней сто-роной всего этого, мыслимым понятием. В отношении

345

нахождения отого понятия Руссо имеет ту заслугу, что он выставил в качестве принципа государства нечто, представляющее собою мысль не только со стороны своей формы (например, влечение к общению, божественный авторитет), но и со стороны своего содержания, и при-том н.ечто представляющее собой не только мысль, но и само мышление, а именно волю. Но он понимал эту волю лишь в виде определенной формы единичной воли (как это потом делал также и Фихте), а всеобщую волю пони¬мал не как в себе и для себя разумное в воле, а лишь как общее, возникающее из этой единичной воли как сознательной; таким образом, соединение единичных лю-дей в государстве превращается у него в договор, кото-рый, следовательно, имеет своим основанием их произвол, мнение и добровольное, определенно выраженное согла¬сие, а из этого вытекают дальнейшие лишь рассудочные выводы, разрушающие в себе и для себя сущее божест¬венное — его абсолютный авторитет и величие. Поэтому, когда перечисленные абстракции сделались решающей силой, стали руководить государственной властью, она, правда, с одной стороны, явила нам первое со времени существования человеческого рода поразительное зрели¬ще — ниспровержение всего существующего и данного для того, чтобы создать строй великого, действительно существующего государства совсем сначала и из мысли, стремясь класть в основание этого строя лишь мнимо-разумное; но так как, с другой стороны, это были только лишенные идеи абстракции, то они привели к ужасней¬шим и вопиющим событиям. — В противовес принципу единичной воли следует напомнить основное понятие, заключающееся в том, что объективная воля, познается ли она или не познается единичным человеком, водима ли она или неволима его произволом, есть в себе, в своем понятии разумное, — следует напомнить, что противопо¬ложный ей принцип, субъективность свободы, знание и воление, которые одни лишь фиксируются в вышеуказан¬ном принципе Руссо, содержат в себе только один и пото¬му односторонний момент идеи разумной- воли, ибо разумная воля имеется только благодаря тому, что она есть столь же в себе, сколь и для себя. — Другую проти¬воположность мысли о постижении государства в позна¬нии как некоего самого по себе разумного представляет собой направление, принимающее внешности явления,

346

случайности нужды, потребности в защите, силы, богат¬ства’и т. д. не за моменты исторического развития, а за субстанцию государства. Здесь тоже единичность индиви¬дуумов составляет принцип познания; однако здесь прин¬ципом познания является даже не мысль этой единич¬ности, а, напротив, эмпирические единичности со стороны их случайных свойств, силы и слабости, богатства и бед¬ности и т. д. Если за сущность государства принимается вместо субстанциального сфера случайного, то последо¬вательность при таком содержании именно и состоит в полной непоследовательности бессмыслия, которое скользит без оглядки и чувствует себя одинаково хорошо также и в противоположном тому, что оно только что одобрило (1, VII, стр. 263—266).

Государство есть божественная идея как она сущест¬вует на земле. Таким образом, оно есть точнее определяе¬мый предмет всемирной истории, в котором свобода полу¬чает свою объективность и существует, наслаждаясь этой объективностью. Ведь закон есть объективность духа и воли в своей истинности; и лишь такая воля, которая повинуется закону, свободна, потому что она повинуется самой себе и оказывается у самой себя и свободной. Так как. государство, отечество означает общность наличного бытия, так как субъективная воля человека подчиняется законам, то противоположность свободы и необходимости исчезает. Разумное необходимо как субстанциальное, и мы свободны, когда мы признаем его как закон и сле¬дуем ему как субстанции нашего собственного существа; тогда объективная и субъективная воли примиряются и образуют единое невозмутимое целое. Ведь нравствен¬ность государства является не моральной, рефлепктивной, при которой господствует личное убеждение; такая нрав-ственность более доступна новому времени, между тем как истинная и античная нравственность коренится в том, что каждый выполняет свой долг. Афинский гражданин исполнял как бы по. инстинкту то, что ему- подобало; если же я размышляю о предмете, на который направ¬лена моя деятельность, то я должен сознавать, что и моя воля имела значение. Но нравственность есть долг, суб¬станциальное право, вторая натура, как ее правильно на¬звали, потому что первою натурой человека является его непосредственное животное существование (1, VIII, стр. 38).

347

Прибавление. Что касается расового различия людей, то сле-дует прежде всего заметить, что в философии нас вовсе не инте-ресует чисто исторический вопрос о том, произошли ли все чело¬веческие расы от одной’пары прародителей или от многих. Этому вопросу придавали известную важность потому, что думали, что при помощи этого предположения происхождения рас от несколь¬ких пар можно объяснить духовное превосходство одной челове¬ческой расы над другой и даже надеялись доказать, что по своим духовным способностям люди в такой мере различаются от приро¬ды, что над некоторыми из них позволительно господствовать, как над животными. Однако из факта происхождения нельзя извлечь никакого основания для признания или непризнания за людьми права на свободу или на господство. Человек сам по себе разумен; в этом заключается возможность равноправия всех людей, отсю¬да вытекает никчемность упорно отстаиваемого различения чело¬веческих пород на привилегированные и бесправные (1, III, стр. 70).

… Народ, поскольку это слово обозначает особенную часть членов государства, представляет собой ту часть, которая не знает, чего она хочет. Знание того, чего хочешь, а тем более того, чего хочет в себе и для себя сущая воля, разум, есть плод глубокого познания и проникновения, которое именно и не есть дело народа (1, VII, стр. 324).

О ВОЙНЕ

Война с ее состоянием, в котором принимается всерьез сует¬ность временных благ и вещей, что в другие времена является обыкновенно лишь назидательным оборотом речи, есть, следова¬тельно, тот момент, в котором идеальность особенного добивается своего права и становится действительностью; высокое значение войны состоит в том, что благодаря ей, как я это выразил в дру¬гом месте, «сохраняется нравственное здоровье народов, его без¬различие к застыванию конечных определенностей; подобно тому как движение ветров не дает озеру загнивать, что с ним непре¬менно случилось бы при продолжительном безветрии, так и война предохраняет народы от гниения, которое непременно явилось бы следствием продолжительного, а тем паче вечного мира». — Что это, впрочем, есть лишь философская идея или, как это обыкно¬венно выражают иначе, оправдание провидения и что действи¬тельные войны нуждаются еще и в другом оправдании, — об этом скажем ниже. … Что удачные войны не давали развиться внут¬ренним смутам и укрепляли государственную власть; что народы, не желающие переносить суверенности внутри страны или стра¬шащиеся ее, подпадали под иго других народов и с тем меньшим успехом и честью боролись за свою независимость, чем меньше внутри страны могло установиться устройство государственной власти (их свобода умерла вследствие их страха перед смертью) …, все это представляет собой явления того же по¬рядка.

… В мирное время гражданская жизнь расширяется, все сферы располагаются на постоянное жительство, и в конце кон¬цов люди засасываются болотом, их частные особенности (Parti-348

cularitaten) все более и более упрочиваются и закостеневают. Но здоровье предполагает единство тела, и, когда части затвердевают внутри себя, наступает смерть. Часто выставляется как идеал требование вечного мира, к которому люди должны стремиться. Кант, например, предлагал образование союза князей, который должен улаживать споры между государствами, и Священный союз имел намерение стать приблизительно таким учреждением. Но государство представляет собой индивидуум, а индивидуаль¬ность существенно содержит в себе отрицание. Если поэтому известное число государств и сольется в одну семью, то этот союз должен будет в качестве индивидуальности создать свою проти¬воположность и породить врага. Из войны народы не только вы¬ходят укрепленными, но и нации, внутри которых существуют непримиримые антагонизмы, обретают внутреннее спокойствие благодаря внешним войнам. Война, правда, приносит с собой необеспеченность собственности, но эта реальная необеспечен¬ность есть не что иное, как необходимое движение. Нам