однако, было пустым; Я стало всеобщей силой, но на обломках мира оно не могло не устрашиться самого же себя и не отчаяться при виде таких потерь; пустому, всепожирающему Я становилось страшно при виде самого себя, оно не осмеливалось по¬стигнуть себя как Все и как всеобщую силу, т. е. оно оставалось еще религиозным духом и завершало свое от¬чуждение, противопоставив самому себе свою всеобщую силу как силу чужую, в неимоверном страхе трудясь — перед лицом этой силы — ради своего сохранения и бла-женства. Гарантию своего сохранения оно видело в мес¬сии, который для него представлял лишь все то, чем было оно само в основе своей, а именно его самого как всеоб¬щую силу, но только такую, какой было оно само, именно как силу, в которой испытали свою гибель и всякое созерцание природы, и все нравственные определения духа семьи и народа и государственной жизни, равно как художественное созерцание.
Исторический исходный момент такой революции был дан в жизни иудейского народа, поскольку в его религиоз¬ном сознании не только были уже задушены природа и искусство, а тем самым борьба с религией природы и ис¬кусства, как таковая, была уже позади, но и народный дух в самых разнообразных формах уже должен был всту¬пить в диалектические отношения с идеей более высокой всеобщности …. Недостатком этой диалектики было то, что в конце народный дух вновь становился средоточием всего универсума: христианство устранило этот недоста¬ток, сделав всеобщим чистое Я. Евангелия провели такое
412
преобразование своим способом — именно способом исто¬рического изображения: повсюду будучи зависимы от Вет¬хого завета, будучи почти его копией, они все же дали осуществиться тому, чтобы сила народного духа была по¬глощена всесилием простого, чистого, но отчужденного от действительного человечества Я.
Если мы станем рассматривать евангелия так, что от¬влечемся от их взаимных противоречий, как простая не¬замысловатая вера абстрагирует целостный образ из их смутного содержания, нас не сможет не удивить то, что они занимали человечество в течение 18 веков, и притом так, что тайна их не была открыта. Ибо нет евангелия, нет самого незначительного его фрагмента, где бы не было недостатка в воззрениях, оскорбляющих, ранящих и воз¬мущающих человеческие чувства.
Но наше удивление еще более возрастет, когда мы за¬метим, что евангелия со своими данными и предпосыл¬ками находятся в противоречии со всем тем, что мы зна¬ем о времени, когда будто бы существовал их предмет; но удивление достигнет величайшей степени, когда мы обра¬тим внимание на чудовищные противоречия, в которых запутываются они со своими утверждениями, когда мы обратим внимание на такое изображение истории, как у Матфея, и на такое представление всего, как в четвертом евангелии. И такими вещами должно было мучить себя человечество на протяжении полутора тысячелетий? Да, такими, ибо великий, безмерный шаг мог быть сделан лишь после подобных мук и усилий, чтобы не быть на¬прасным я быть оцененным во всем подлинном своем зна¬чении и величии (стр. 57—62).
РУГЕ
Арнольд Руге (Ruge, 1803—1880) своими яркими статьями на страницах «Галлеских ежегодников» в Лейпциге (1838— 1840 гг.) и «Немецких ежегодников» в Дрездене (1841—1845 гг.) положил начало наиболее конкретной в политическом отношении младогегелъянской публицистике и способствовал ее развитию. Кульминацией его деятельности было совместное с К. Марксом участие в единственном вышедшем в свет номере «Немецко-француаских ежегодников» в Париже (1844 г.). К этому времени, однако, размежевание их по политическим и философским вопро-. сам уже явственно определилось. В период революции 1848—
413
1849 гг. в Германии А. Руге был избран во Франкфуртское национальное собрание и ос¬новал буржуазно-радикальную партию, издавая в течение не-скольких месяцев газету «Ре-форма». Был выслан из Гер-мании, а по возвращении из английской эмиграции стал поддерживать политику Бис¬марка.
В переводе А. В. Михай¬лова даны подобранные И. С. Царским фрагменты ив «Пре-дисловия» к 4-му выпус¬ку «Галлеских ежегодников» (№ 1 и 2 за 1841 г.), из статьи «Политика и философия» («Po¬litik und Philosophie», 1840) и из первой статьи на тему «Ге¬гелевская философия права и политика нашего времени» («Die Hegeische Rechtphilo¬sophie und die Politik unserer Zeit», 1842).
ПРЕДИСЛОВИЕ К 4-му ВЫПУСКУ «ГАЛЛЕСКИХ ЕЖЕГОДНИКОВ»
Оракул нашего времени — революция европейского челове¬
чества …. .
Что вообще составляет характер нашего временя, пробужде¬ние к самосознанию, то самое совершилось и в его зеркале — в «Ежегодниках». Дух современной нам истории —дух сознатель¬ный, отныне он не обманывается в отношении своей цели; мы все знаем, что нам гарантирована свобода литературной обще¬ственности и общественность свободного государства; однако отдельное всегда будет неожиданно поражать нас: нас будет поражать, что наше частное знание превращается в волю обще-ственности, а наше субъективное умонастроение — в реальную практику. Так и цель этого журнала была поставлена с самого начала, и ее легко было распознать; однако требовалось время для того, чтобы журнал оставил свою наивность, стал обращаться с врагом как с врагом и пришел к решительным следствиям своего принципа. …
Принцип, вокруг которого все теперь вращается, есть авто¬номия духа, а именно в области научной — развитие рациона¬лизма, а в области государственной — либерализма. В науке всякая истина теперь имеет всеобщую форму самосознания, есть процесс мыслящего субъекта. Единство исторического и чисто духовного процесса, поскольку оно познано разумой как одно и то же движение, не оставляет ничего, кроме самого мира ра¬зума. … Как разум и предание, так и дух и природа отнюдь
414
не неподвижные противоположности в наше время. В области политического этот рационализм, или это рациональное образо-вание времени, становится практическим. Здесь соответствие в том, что государство перестало быть непроходимым, затуманен-ным, тайным и потому чуждым состоянием, но оно равным образом стало существованием нашего самосознания, находящимся в процессе, или же, что, быть может, яснее, стало упорядоченным и самоопределяющимся во всеобщих, или разумных, формах наро¬дом. Народ, который движется .в этих формах, суверенен, как суверенен разум рационализма в методическом движении этого разума, будучи самим процессом абсолютного. …
Освободительная война против трех чужих держав — против готовой философской системы, предпосылаемой догматике и эмпи¬рической действительности — привела к тому, что создалось со¬вершенно изменившееся положение новейшей философии но отношению к внешнему миру. Что она есть на самом деле — сво¬бодная сила становящейся истории, на сторону этого безоговорочно И с полным сознанием встала философия …. Что философии следует приписать такую силу, способную образовать будущее, и такую задачу, это решительно отрицает Гегель, поскольку он критику того, что действительно, рассматривает как забегание за это действительное, но при этом не делает для всей философии вывода, что это зашедшее за действительность, будучи последним, на самом деле является самым новейшим, является следующей, будущей ступенью совершения, забежавшей вперед по сравнению с эмпирической действительностью. В научной диалектике Гегель непрестанно учит и показывает подлинную идеальность, регресс к налично существующему для него повсюду ведет к прогрессу …; но во всемирной истории он решительно не желает признать инициативу, за философией. Философия для него — завершение без всякого долженствования, целый период философией просто замыкается (стр. 95—97).
ГЕГЕЛЕВСКАЯ ФИЛОСОФИЯ ПРАВА И ПОЛИТИКА НАШЕГО ВРЕМЕНИ
Дабы у Гегеля был повод выступить в защиту своей теории, нужно было, чтобы сначала время повернулось против него, как против Канта. Только тогда он мог стать не просто моральным характером, но характером политическим. И ему было суждено им стать …. И этот конфликт, который пощадил его, был угото-ван вместо этого позднейшим философам. Когда философия начи¬нает выступать критически (начало положил Штраус), конфликт налицо. Кто сегодня еще удовлетворяется тем, что хвалит себя и не смеет открыто выступить в защиту своего дела, уже не фи¬лософ; и так делается очевидным, что или время, или позиция сознания существенно изменились. Развитие перестало быть абстрактным, время стало политическим, хотя многого еще не хватает, чтобы оно было достаточно политическим ….
415
Уже потому нельзя государство рассматривать как абсолют¬ное, изымая его из истории, что всякое понятие государства и вообще всякая определенная философия — исторический продукт; но еще и потому невозможно понимать как вечную форму госу¬дарственное устройство, т. е. определенное государство, что опре¬деленное государство — это не что иное, как существование духа, в чем исторически осуществляет себя дух. {…
Менее всего Гегель идет историческим путем в философии государства и права, тогда как такого пути наиболее настоятельно и энергично требуют и напряженная эпоха, в которую мы живем, и сама природа дела. …
Исторический путь — это связь теории с историческими фор¬мами существования духа, это критика, причем историческое движение само есть объективная критика …. Такого обращения теории в сторону существования нет в гегелевском учении о го-сударств« ,…
Гегелевское государство не более реально, чем платоновское, и никогда не будет более реальным, ибо хотя оно и напоминает (как платоновское — греческое государство) теперешнее государ¬ство и даже прямо называет его, но оно не выводят свой результат из исторического процесса, а потому и не воздействует прямо на развитие политической жизни и сознания. …
Гегелевская философия права, чтобы продолжать оставаться «спекуляцией», или абсолютной теорией, чтобы не дать выступить критике, возводит формы существования, или исторические опре¬деленности, в ранг логических определенностей. Так, к примеру, уже устройство государства, его историческая форма, это исто¬рическое состояние духа у Гегеля не продукт исторической кри¬тики или развития человечества, и если в изложении и не может ив выразиться современное состояние духа, то, однако, полностью отсутствует сознательное отделение исторического и метафизиче¬ского. …
Подобно тому как Гегель изымает государство из истории и все его исторические формы рассматривает лишь согласно логиче¬ским категориям {…, он отнимает практическую сторону и у ре¬лигии, искусства и науки …. Он ставит их на сторону чисто теоретического духа ….
Ощущение, созерцание, знание истины есть самоцель, это верно; но сама истина есть историческая определенность, мир противостоит ее новым формам. Самоцели нельзя достигнуть абстрактно, а можно только в связи с уже достигнутой внешней действительностью, т. е. как определенную конечную цель и как продукт конечной действительности. И свобода в стихии теоре¬тического духа есть не абсолютная, ни с чем не связанная и пол¬ная свобода, но только освобождение духа из определенной свя¬занности внешним или формы существования. Против таковой, хотя бы это и была его собственная форма мысли и образован¬ности, дух всегда должен обращаться. Это — критика и практика (стр. 101—103).
ШТИРНЕР
Макс Штирнер (Каспар Шмидт) (Stirn€r, 1806—1856) родился в Байрейте и был учителем женского пансионата, в Берлине. Он
416
сложился как философ в первой половине 40-х годов в атмосфере младогегельянского движения, примыкая к кружку «Свободных», но в своей книге «Единственный и его собственность» («Der Ein-zige und sein Eigentum», 1845) пришел к воззрению в духе край¬него индивидуализма и анар¬хистского бунтарства. Он вы¬двинул в качестве цели своей пропаганды освобождение ин¬дивида
