от каких бы то ни было ограничений его полной свободы поведения. Штирнер напал на «фикцию» общества и общественных интересов и объявил, что отвергает любые «призраки», как-то: нормы, моральные принципы, любовь, равенство, истину, коммунизм, и вообще любые ценности. При этом он подверг критике взгляды. Гегеля, В. Бауэра и Л. Фейербаха.
К. Маркс и Ф. Энгельс в «Немецкой идеологии» вскры-ли мелкобуржуазную сущ-ность скандального выступле-ния Штирнера, показали его
подлинное бессилие и бес¬
перспективность. После пер¬
воначального возбуждения,
вызванного книгой Штирнера,
ней бедностц и нужде за пределами каких-либо общественных дви¬
жений. Однако ряд его идей получил развитие в ницшеанстве, анар¬
хизме второй половины XIX в. и отчасти в экзистенциализме.
Отрывки из главного сочинения Штирнера подобраны И. С. Нарским по изданию: М. Штирнер (Каспар Шмидт). Единственный и его собственность. Перевод с немецкого В. Уль-риха, ч. 1—2. Лейпциг —СПб., 1906.
ЕДИНСТВЕННЫЙ И ЕГО СОБСТВЕННОСТЬ
Вы уверяете, что бог, человечество достаточно содержательны и мощны, чтобы быть всем во всем, но я чувствую, что и во мне имеется немало мощи и содержания, что мне не придется жало¬ваться на собственную «пустоту», Я — ничто, но не в смысле пустоты, а в смысле творческого ничто; Я—ничто, из которого я сам почерпаю все, как творец-создатель.
Поэтому прочь всякое такое дело, которое не представляется, всецело и безусловно, моим делом! Вы думаете, что моим делом должно быть по меньшей мере «доброе дело». Но что есть добро и что есть зло? — Ведь я сам составляю мое дело, а я не благ И не зол. Ни в том ни в другом я никакого смысла для себя не вижу.
417
Божественное есть дело бога, а человеческое — Дело «Чело-века». Мое же дело не есть ни божественное, ни человеческое дело; оно не есть ни истина, ни благо, ни право, ни свобода; оно есть лишь мое дело, и это дело не есть общее дело; оно есть дело единственное, как и я сам — Единственный.
Мое Я для меня всего дороже! (стр. 1, 4).
С энергией отчаяния Фейербах хватается за всю совокуп-ность содержания христианства и делает это не затем, чтобы отвергнуть его, нет! а затем, чтобы завладеть им в собственность, чтобы его, давно желанного и неуловимого, последним напряже¬нием сил совлечь с небес и навсегда оставить при себе» Не есть ли это шаг крайнего отчаяния и борьбы на жизнь и на смерть и вместе с тем не есть ли это христианская тоска и христианское томление по жизни «того» света? (стр. 22).
В этих словах не слышится ли тон попа? Кто в данном слу- ‘ чае выступает в роли бога? — Абстрактный «человек»!—Что в данном случае считается «божественным»? — Все человече¬ское! — Следовательно, здесь действительно произошло лишь пре-вращение предиката в субъект, и вместо положения: «Бог есть любовь» — получился тезис: «Любовь божественна», а вместо тезиса: «Бог стал человеком» — получился тезис: «Человек стал богом» и т. Д. Но это есть не более как новая религия (стр. 39).
Государство покоится на порабощении труда. Когда труд сверг¬нет это иго рабства, тогда придет конец и государству (стр. 78).
… Я не хочу ничего ни признавать, ни почитать в тебе: ни собственника, ни оборванца-бедняка, ни даже человека; я хочу лишь потребить тебя. … Для меня ты являешься лишь тем, чем ты мне служишь, т. е. моим объектом, и так как ты — мой объект, поэтому ты представляешь мою собственность. …
Но я в свою очередь утверждаю: освободи себя, насколько можешь, и ты исполнишь свой долг, ибо не всякому дано разру-шить все преграды, или, выражаясь понятнее, не всякий видит преграду в том, в чем видит ее другой. Поэтому и не трудись• над устранением преград чужих, довольно будет и того, если ты уничтожишь твои собственные преграды. Когда же удавалось обрушить хотя одну преграду для всех людей? Не «носятся» ли многие и теперь, как и в иные времена, и столь же безуспешно, со всевозможными «преградами и тормозами человечества»? Кому удастся обрушить хотя одну из собственных преград, тот и укажет настоящий путь и средство всем остальным, а устранение их преград остается их собственным делом. Наконец, никто ни¬чего иного и не делает. Требовать от людей, чтобы они всецело очеловечились, значит, предлагать им разрушить все человече¬ские загородки. Но это совершенно невозможно, потому что «человек в себе» не знает никаких преград и граней (стр. 94—96).
Я же в свою очередь полагаю, что земля принадлежит тому, кто ее сумеет захватить или не позволит ее отнять у себя. Когда он присвоит ее себе, тогда она ему и станет принадлежать вместе с правом на нее. Таково эгоистическое право; что мне представ¬ляется правом, то именно и есть право. В противном случае право всегда будет двойственным. Тигр, нападающий на меня, прав, и я, убивая тигра, тоже прав. Не свое право я отстаиваю против него, а самого себя (стр. 127).
То, что приписывают идее человечества, принадлежит мне.
418
Например, ту свободу торга, которой человечество еще лишь до-бивается, и которую, как восхитительное сновидение, оно относит к отдаленному светлому будущему, я уже теперь присвоил себе в соб¬ственность, и я осуществляю ее пока в форме контрабанды. …
Возможность и действительность всегда совпадают. Нельзя делать того, чего мы не делаем, и мы не делаем ничего такого, чего не могли бы делать (стр. 219—220).
Все истины, подвластные мне, я признаю, а таких истин, которые росли бы выше меня и с которыми я должен был бы сообразоваться, я не знаю. Для меня не существует истины, ибо я выше всего ценю самого себя. Даже мое существо, или существо человека, я *не ставлю выше себя, — себя, хотя я только «капля в море» и «ничтожный человек». …
Говорят, что во всемирной истории реализуется идея свободы. Наоборот, эта идея уже реализована, коль скоро ее мыслит чело¬век, и она реальна в той самой мере, в какой она идея, т. е. по¬скольку я ее мыслю иди имею. …
Если религия установила тезис, что мы все грешники, то я ему противополагаю другой тезис, что мы все совершенны, ибо мы во всякий момент бываем всем, чем мы быть можем, и не должны быть чем-то большим. В нас нет никаких недостатков, а потому и грех является нелепостью (стр. 237—239).
… Фихтевское Я есть такое же вне моего Я обретающееся существо, ибо таким Я является каждый, и, если лишь такое Я наделено правами, тогда оно представляется абстрактным Я, а не моим Я. Я уже представляюсь не одним из многих других Я, но своим собственным единым Я: я — Единственный. Поэтому и все мои потребности, деяния — словом все во мне единственно. И только в качестве такого единственного Я всё я и присвояю себе в собственность, как я же в качестве такого Я себя осу¬ществляю и развиваю. Я развиваю себя не как человек и раз¬виваю в себе не человека, но себя, мое Я.
Таков смысл Единственного (стр. 241).
… Я собственник моей мощи, и таковым я становлюсь тогда, когда сознаю себя Единственным. В Единственном даже собствен-ник-самобытник возвращается в свое творческое ничто, которое его и породило (стр. 244).
ГЕСС
Моисей Тесс (1812—1875) примкнул в 1838—1839 гг. к младо-гегельянцам, но уже в работе «Священная история человечества…» (1837 г.) выдвинул социалистические положения, вложенные в расплывчатую фразеологию. Его учение соединяло гуманизм Фейербаха с мотивами исторической необходимости Гегеля и утопически-коммунистическими идеями, имевшими своим истоком взгляды французского утописта Кабэ. Оно стало теоретической основой движения «истинных социалистов» (1844—1848 гг.). В статье «Европейская триархия» (1841 г.) Тесс выдвинул мысль о том,, что необходима философия действия, которая обосновы¬вала бы освобождение человека через социальную революцию. Эта мысль получает развитие в статье «Философия действия» («Philosophie der That»), напечатанной в сборнике «Двадцать один
419
лист из Швейцарии» (1843 г.), причем здесь намечается по-ворот от Гегеля и Фейербаха к Фихте.
Критика Гессом явлений капиталистического отчужде¬ния оказала в конце 1843— начале 1844 s. положительное влияние на ход мыслей моло¬дого Маркса, а начиная с 1845 г. Гесс сделал ряд шагов в сторону научного комму¬низма, что видно по его статье «О сущности денег» (1845 г.), однако из рамок утопизма выйти не смог. Но под влия¬нием Энгельса он в брошю¬ре «Последние философы» (1845 г.) критикует Фейерба¬ха и младогегельянцев за не¬понимание ими социальной сущности человека.
В 60-х годах Гесс был членом лассальянского Все¬общего германского рабочего союза. В последние годы жизни разрабатывал идею развития в природе.
Отрывки из статей Тесса подобраны и переведены И. С. Нар-ским по изданию: M. Hess. Philosophische und sozialistische Schriften. 1837—1850. Berlin, 1961. Им же написана эта статья.
ФИЛОСОФИЯ ДЕЙСТВИЯ
В картезианской философии истинно лишь первое слово; он мог сказать не cogito ergo sum ‘, но только cogito 2. Первое (и по¬следнее), что я познаю, это как раз мое духовное действие, мое познание. Дух, пробудившаяся к самосознанию жизнь, констати¬рует свое равенство самому себе, или тождество, через мышление мышления. — Всякое дальнейшее познание есть только уточнение этой идеи, идеи par exellence3. Я знаю, что я думаю, что я ду¬ховно действую или — потому что никакой другой деятельности нет, — что я есть тот, кто действует, но не просто есть. Не бытие, а действие — вот первое и последнее. …
Я, следовательно, не есть нечто покоящееся или пребываю¬щее, как полагают те, кто рассуждает о Я, но есть находящееся в изменении, в постоянном движении подобно жизни, которая, прежде чем она пробудится к самосознанию, также находится в постоянном изменении. Как «мировые тела» и все то, что мы видим растущим и движущимся, так и человек, а именно не только лишь чувственная, но также и его духовная часть, его самосознание, находится в постоянном изменении, в состоянии постоянно изменяющейся деятельности. Непреходяща только сама эта деятельность, или жизнь (стр. 210—211).
Революция сохранила дуализм; как духовная, так и социаль¬ная, как немецкая, так и французская революция действительно
420
оставили все по-старому, по крайней мере’ так кажется, и это не только кажимость, это чувствует каждый. Все снова реставриро¬вано — это историческое дело, а история всегда права. Так что же совершила революция? — Ее свобода и равенство, ее абстрактные права человека были только другой формой рабства. Другая сторона противоположности, абстрактно-индивидуальное, пришла к господству, без того чтобы была снята и преодолена противоположность господства и
