ли о непосредст¬венной, которая имеет вне себя теорию пока еще во в н е е е находящемся будущем, то ли об абсолютно опосредст-вованной, которая уже проникнута теорией и, следова-тельно, таковую понятийно содержит в себе. Согласно Гегелю, воля является только особенным способом мыш¬ления, но это ложное понимание ….

С точки зрения истины отношение мирового духа не есть ретроспективное отношение, ибо он все еще нахо¬дится на данной ступени, но оно есть (помимо сознания своих деяний) главным образом отношение превраще¬ния (des Ubersetzens) истины из мышления в действие (das Thun). Известное и пресловутое поло¬жение Гегеля, что все разумное действительно и все дей¬ствительное разумно, требует еще той поправки, что как разумное, так и действительное суть только продукты развития, т. е. что на определенных стадиях духа разум¬ное совпадает с действительным, чтобы затем диалекти¬чески вновь отойти друг от друга, и отсюда возникают эпохи раздора во всемирной истории. Действительность неустанно приноравливается к разуму, и этот про¬цесс развития обоих только для того разделяется на две стороны, чтобы снова совпасть на более высокой сту¬пени.

И следовательно, если разумное теперь достигло разрешения своих внутренних противоречий, то именно эта победа должна быть одержана в самой д е и с т в ?-426

тельности: ибо если в процессе развития духа суще¬ствует только одна философия, предназначение которой в том, чтобы наконец возвратиться к себе самой и органи¬чески познать себя, то тот же самый процесс свойствен и действительности; и существует только одно нормальное развитие социальной жизни, которое только при достижении мышлением зрелости может вступить на свое истинное поприще. Так реальная объективная диалектика жизни приближается к своей высшей опосредствующей позиции, и противоречия вре¬мени только потому столь резко выступают наружу, что они зреют в своем стремлении к переходу в противопо¬ложное и к их разрешению. Я привлекаю внимание спе¬кулятивных мыслителей к системе Фурье не потому, что не вижу ее существенных недостатков, которые превра¬щают эту систему в утопию, но потому, что хочу пока¬зать, .что ею был сделан значительный шаг по пути раз¬вития органической истины в области действи-тельности. Правда, этот организм находится еще на ступени механизма, но это уже организм; и этого не видят те, кто обращает внимание еще не на живой за¬родыш, но на мертвую оболочку. Как непосредствен¬ное примирение платоновского принципа с руссоистским эта утопия имеет, конечно, огромное значение для бу¬дущего; однако я говорю не более как о непосред¬ственном примирении, ибо если бы она была уже высшим примирением этих двух противоположных друг другу принципов, которые служат прототипами для обеихэпох всемирной истории, и если бы она, кроме того, органически развила свой органический заро¬дыш, то перестала бы быть утопией. Поэтому можно ска¬зать, что Фурье — это величайший, но также и последний утопист. Главный порок утопии вообще в том, что она не развивается сама вместе с действительностью, но хочет войти в действительность; а это она сделать не в состоя¬нии, ибо поскольку она есть утопия, то между ней и действительностью лежит непреодолимая пропасть: в про¬тивном случае, если бы развитие принципа не было уто¬пическим, то разумное должно было бы, как сказано, совпасть с действительным. Но ведь сознание теперь должно упреждать деятельность, и потому отнюдь не сле¬дует слишком опасаться конструирования социальных отношений, ибо недостаток утопий состоит как раз не

427

в том, что они чересчур разумны в отношении действи¬тельности, но, наоборот, в том, что они недостаточно разумны. Утопия, вместо того чтобы стремиться как можно более приблизиться к действительности, именно отдаляется от нее. …

И как ранее красота жизни, ее художествен¬ное развитие иреинтеграция природы, так и здесь истина жизни и истинное разреше¬ние социальных противоречий в действитель¬ности есть то второе требование, которое мы предъявляем будущему (стр. 145—149).

Итак, человек вырывается из своей абстрактности и становится cat’ exochen2 социальным индивидуумом. Г ?¬?? е Я покидает свою всеобщность и определяет себя к тому, чтобы быть конкретной личностью, обладающей богатством отношений.

Государство также покинет свою абстрактную обособленность и само станет членом человечества и конкретной семьи народов (стр. 153).

КАМЕНЬСКИЙ

Генрик Каменьский (Kamienskt, 1813—1865) как мыслитель развивался в атмосфере левогегелъянских исканий. Родился в Варшаве, принял участие в национально-освободительном вос¬стании 1830—1831 гг., был ранен и находился под полицейским надзором. Приняв снова участие в политической жизни, он вы¬ступает с критикой шляхетской половинчатой политики руково¬дителей восстания и развивается в направлении к революцион¬ному демократизму. За арестом его царской полицией следует пятилетняя ссылка (1845—1850) в Вятку, после чего Каменьский эмигрировал в Западную Европу.

Наиболее выдающиеся произведения были им написаны в 40-х годах: «Философское понимание политической экономии, или, правильнее, материальной экономии общества» («Filozoficzne pojmowanie politycznej, a raczej ekonomii materijalnej spoleczen-stwa»,1842), «О жизненных истинах польской нации» («Oprawdach Sywotnych narodu polskiego») и «Демократический катехизис…» («Ratechizm demokratyczny…», 1845). Каменьский испытал на себе влияние не только философии Гегеля, но и утопического социализма сенсимонистов, а также классической буржуазной политической экономии Смита и Рикардо. Он разрабатывает кон¬цепцию человека как творческого существа, порождающего своей деятельностью все совокупные социальные институты и процессы. Его философия истории подчеркивала роль труда и производ¬ственной деятельности в освобождении человека и общем социаль-

428

ном прогрессе, в ходе кото¬рого преодолевается частная собственность.

Отрывки из работ Каменъ-ского подобраны И. С. Нар-ским в переводе с польского А. И. Рубина по изданию: «Избранные произведения прогрессивных польских мыс¬лителей», т. II. М., 1956.

НЕСКОЛЬКО СЛОВ О ФИЛОСОФИИ ИСТОРИИ

Чем дальше человеческий дух движется в своем посту-пательном развитии, тем боль¬ше свет бросает он на прош¬лое, и минувшие события становятся яснее в новом освещении. Каждый момент прогресса, будучи новой точ¬кой зрения, дает новое, свой-ственное ему понимание со¬бытий. Старые толкования те¬ряют свое значение, их место занимают новые, удовлетворяющие духовным потребностям своей эпохи, нуждам своего времени. Мертвая буква остается той же самой, целой и невредимой; но она сменяется жизненной сущностью (понятием, созерцанием) как выражением творческого движения мыслей; каждый момент человечества должен иметь свое собственное понятие о том же самом прошлом или новую его историю. Праздной и самонадеян¬ной является мысль, что можно творить системы, которые были бы окончательными, дальше которых не мог бы устремиться человеческий дух и выше которых он не мог бы подняться, низ¬вергая то, что устарело. Нет бессмертной истории в том смысле, что она могла бы удовлетворить всем потребностям имеющего наступить нового хода событий, ибо все время, пока человек будет оставаться творческим и самостоятельным существом, каж¬дый момент человечества будет сменяться высшим и более совершенным, который оттолкнет в прошлое данный момент; тем самым отомрут созданные им понятия, на которых будущее не сможет задержаться. …

Итак, постижение данного прошлого означает, собственно говоря, определение его связи с миром человечества, который возникает как итог самых высших моментов прогресса. Такое историческое постижение, как мы сказали, никогда не является окончательным, поскольку человеческий мир развивается все далее и достигает высших моментов развития. Как только они бывают достигнуты, тогда то же самое прошлое должно быть осмыслено в связи со своей целокупностью. Таким образом, исто¬рическое понимание того же самого прошлого должно оформ-

429

яяться и прогрессировать вместе с поступательным ходом чело-вечества. Нет последней исторической точки зрения, поскольку имеется безмерный простор для прогресса (стр. 799—801).

НЕСКОЛЬКО СЛОВ О ПРАКТИЧЕСКОЙ ФИЛОСОФИИ, ИЛИ О ФИЛОСОФИИ ДЕЙСТВИЯ

Творю, следовательно, существую

§ 1

В нынешнем философском мире замечается великое и всеоб-щее стремление к спасительной реформе, стремление, проявляю-щееся в широком распространении того, что можно выразить одним названием — практическая философия. Человечество на¬деется на наступление новой эпохи науки, приход которой уско¬ряют смелые и многосторонние стремления, желающие освободить науку от мертвых форм, сделать ее полнокровной и воплотить в общественную жизнь. Эта новая эпоха еще не имеет четких и определенных черт, ибо она все еще находится в состоянии становления, но она, несомненно, получит завершение благодаря могучим требованиям развивающегося духа народных масс. Этот имеющий наступить, но еще не наступивший момент философии поставит ее на соответствующую ступень и обеспечит ей господ-ство над всеми явлениями человеческой жизни. Сделать фило-софию практической — это то же самое, что поднять ее на ступень, на которой она будет обладать силой действия. Она станет руко¬водительницей всех человеческих поступков и разрешит обще¬ственные вопросы. Поднять философию на эту ступень — это то же самое, что достигнуть высшей власти для духа и расши-рить сферу его господства. Эта цель неотделима от всякого стрем¬ления к практической философии, а величие ее служит естествен¬ным стимулом для всех, кто старается достичь ее и прилагает усилия к осуществлению ее. Вполне возможно усмотреть и понять отношение между практической философией и общественной жизнью, а следовательно, и благие результаты, которые должны получиться от усовершенствования деятельности человека и взаимных отношений между людьми. Это не арена для сухих и скудных рассуждений, а, наоборот, нива, где должны быть посеяны и взращены прогрессивные стремления человечества (стр. 802-803).

ДЕМБОВСКИЙ

Выдающийся польский философ левогегелъянского направле¬ния, атеист и революционный демократ Эдвард Дембовский (Dembowski, 1822—1846) родился в Варшаве в родовитой шляхет¬ской семье, но юношей порвал с ней связи и с головой окунулся в национально-освободительное антифеодальное движение. Как редактор и автор многочисленных статей в варшавском журнале «Пшеглёнд науковы» («Научное обозрение»), а затем в познан-

430

ском журнале «Рок» («Год»), как революционер-подпольщик и вожак Краковского национально-демократического восстания 1846 г., в котором его настигла австрийская пуля, Дембовский оставил чрезвычайно яркий след в истории Польши XIX в. За свою короткую жизнь он успел создать набросок ориги¬нальной диалектической «фи-лософии творчества», ориен¬тированной на всестороннее и полное развитие активности и инициативы народных кресть¬янских масс, а также выска¬зать основные теоретические положения польского револю¬ционного романтизма в эсте¬тике, с большой силой под¬черкнув принципы народности и социальной функции искус¬ства.

Основные проблемы фило¬софской публицистики Э.Дем-бовского это философия и история, история и разум, прогресс и народность. Его статья «Несколько мыслей об эклектизме» («Kilka mysli o eklektyzmie», 1843)—жемчу¬жина во всей гегельянской, а не только польской литера¬туре. В ней с большой остротой подчеркивается диалектически-противоречивый характер истории, развенчиваются попытки беспринципных компромиссов в политической и теоретической жизни, подвергается критике центральный слабый пункт диалек¬тики Гегеля — его тенденция к примирению противоположно¬стей. В статьях 1843—1845 гг. Дембовский отстаивает утопически-социалистические