если верно, что она и в будущем останется в своем тепе¬решнем состоянии. Иначе говоря, если верно, что, кроме этих пяти чувств, невозможны никакие другие чувства,
51
что навечно у нее останутся только эти пять чувств, n богатство ее представлений будет расти исключительно при помощи их совершенствования.
8) Но как раздвигается этот проделанный уже ею путь, если мы подойдем к тому, что ей еще предстоит проделать так, как это достойно творца. Иначе говоря, если мы будем исходить из того, что возможно сущест¬вование гораздо большего числа чувств и что душа име¬ла эти чувства поодиночке в простых комплексах по два, по три и по четыре, прежде чем она достигла нынешнего соединения пяти чувств.
9) То, что ограничивает, называется материей.
10) Чувства устанавливают границы представлениям души …; следовательно, чувства — это материя.
11) Когда душа начала получать представления, она обладала уже чувством и, следовательно, была связана с материей.
12) Но не сразу она была связана с органическим телом. Ибо органическое тело есть соединение многих чувств.
13) Любая малейшая частица материи может быть использована душой в качестве объекта одного из чувств. Следовательно, весь материальный мир вплоть до своих мельчайших частиц одушевлен.
14) Частицы, служащие душе в качестве объекта од-ного из чувств, образуют однородное вещество.
15) Если бы можно было знать, сколько однородных масс содержит материальный мир, то можно было бы выяснить, сколько может быть чувств.
16) Но для чего? Достаточно и того, что мы навер-няка знаем, что есть больше пяти таких однородных масс, соответствующих нашим теперешним пяти чувствам.
17) Так, например, подобно тому как чувство зрения соответствует однородной массе, при помощи которой тела делаются зримыми свету, особые чувства могут и будут соответствовать электрической и магнитной материи; при помощи этих чувств мы сможем непосредственно узнать, находятся ли тела в электрическом или магнитном со¬стоянии. В настоящее время мы можем это выяснить лишь при помощи специально поставленных опытов. Все, что мы сейчас знаем или в этом человеческом состоянии можем знать об электричестве или о магнетизме, не пре¬вышает того, что слепой математик Саундерсон’ знал
52
об оптике. — Но как только у нас появится чувство элек¬тричества или чувство магнетизма, с нами произойдет то, что произошло бы с Саундерсоном, если бы он обрел зрение. Нам откроется сразу же целый мир удивитель¬нейших феноменов, о котором мы сейчас столь же .мало можем составить себе представление, как он мог соста-. вить себе представление о цвете и свете.
18) И подобно тому как мы сейчас можем быть уве-рены в существовании магнитной и электрической силы и однородных веществ, в которых эти силы действуют, независимо от того, знают о них мало или совсем ничего не знают, так же мы можем быть уверены в существо¬вании сотни, тысячи других сил и их веществ масс, хотя мы о них еще ничего не знаем; каждому из них со¬ответствует особое чувство.
19) Ничего нельзя сказать о числе этих еще нам не-известных чувств. Оно не может быть бесконечным и оно должно быть определенным, хотя мы и не в состоя¬нии его определить.
20) Ибо если бы оно было бесконечным, душа никогда не могла бы прийти к обладанию двумя чувствами сразу.
21) Таким же образом ничего нельзя сказать и о феноменах, сопутствовавших приобретению душой каж¬дого отдельного чувства.
22) Если бы у нас было только четыре чувства и чувства зреВия не было бы, мы так же не могли бы со-ставить себе о нем представления, как и о шестом чувст¬ве. И подобно тому как в этом состоянии мы не должны были бы сомневаться в возможности пятого чувства, не следует сомневаться в возможности шестого чувства и многих других чувств. Чувство зрения служит нам для того, чтобы воспринимать материю света и все ее взаи¬моотношения с другими телами. Сколько еще может быть других подобных же материй, столь же широко распро¬страненных по всему сотворенному миру!
Эта моя система, несомненно, старейшая из всех фи¬лософских систем. Ибо это по сути дела не что иное, как система метемпсихоза, которую исповедовали не только Пифагор и Платон, но уже и до них египтяне, халдеи и персы, короче говоря, все мудрецы Востока.
И уже это само по себе должно быть для нее хорошим предзнаменованием. Первый и древнейший взгляд в
53
спекулятивных предметах всегда наивероятнеишии взгляд, ибо к нему сразу пришел здравый смысл.
Но эта древнейшая и, на мой взгляд, единственно вероятная система была искажена двумя моментами. Во-первых2… (стр. 255—258)!
Иоганн Готфрид Гердер (Herder, 1744—1803)—центральная фи-гура немецкого Просвещения. Он сыграл большую роль в станов¬лении национального самосознания своего народа, со многими про-светителями был связан, на многих, в том числе на Гёте, Кнебеля,
Форстера и Фрелиха, так или иначе влиял. Воздействие его сказалось и позднее — вплоть до Гегеля и Фейер¬баха.
Как мыслитель он склады¬вался под влиянием Лейбница и «докритического» Канта, ко-торого он слушал в Кёнигс-бергском университете. Гер¬дер 60-х годов был близок к материализму, а в работе «Исследование о происхожде¬нии языка» (1772 г.) высказал идею о единстве языка и мышления, вытекающем из их естественного происхождения. В первой половине 70-х го¬дов, когда Гердер был при¬дворным проповедником в Вюкенбурге, ? его творчестве оживились религиозные на¬строения, но в то же время он принял участие в антифео¬дально-республиканском дви¬жении «Бури 11 натиска» и ис¬следовал эстетические про¬блемы, всегда интересовав¬шие его и в дальнейшем.
В 1776 г. он переселился в Веймар, где возглавил протестант¬скую церковь герцогства. Гердер вошел в круг друзей Гёте. Все более он склоняется к спинозизму в пантеистической его трактовке, а после выхода в свет книги Якоби с нападками на апологию Спинозы Лессингом направил в ответ изложение своей философской позиции, исходящей из взглядов Лессинга. Это была работа «Бог. Несколько диалогов» («Gott. Einige Gesprache», 1787 г.), в которой рассуждения о совместимости спинозизма с христианст¬вом сочетались с раскрытием материалистической сущности пер¬вого. Гердер отрицает акт божественного творения, принимает
54
учение о материальной субстанции и дополняет его взятым от Лейбница принципом органической деятельности и развития при¬роды (впрочем, признается и существование «мировой души»).
Разгоревшийся «спор о Спинозе» стал по существу спором не об аутентичном понимании его учения, а о разных направлениях в развитии пантеистического принципа. Направление Гердера было в своей тенденции материалистическим. Очень близким к материа-лизму он продолжал оставаться и в последующие годы, критикуя философию Канта.
В «Идеях к философии истории человечества» (1784—1791 гг.) Гердер проводил ту мысль, что история общества — это продолже-ние естественного развития природы, в котором разные народы составляют единую цепь восхождения к принципам гуманности. Oif подчеркнул значение культуры в национальном развитии. Важ¬ное место во всемирной истории отводил Гердер и славянству.
Фрагменты из работы Гердера «Бог. Несколько диалогов» да¬ны ниже в переводе В. А. Рубина с немецкого издания: L G. H e ?¬? er. Werke in funf Banden. Bd. 5. Weimar, 1957.
БОГ. ПЯТАЯ БЕСЕДА
… Филолай: Прекраснейшая истина состоит в том, что в природе не существует такого понятия, как ничто; его никогда не было и никогда не будет, ибо оно немыс¬лимо. Лишь поэтический смысл имеют такие строки поэта1, как
«Оплодотворенное силой существенного слова, Древнее ничто рождает…»
или
«Когда новая сущность еще боролась с невещественностью…»
или
«Когда на ночь древнего ничто Излился первый поток света…»
В выражении «создать что-то из ничего» столь же мало смысла, как мало мы можем представить себе, что в самом деле означает «что-то уничтожить», «что-то пре¬вратить в ничто».• Это относится и к словам поэта:
«Когда второе ничто похоронит мир,
Когда от него не останется ничего, кроме места»;
ибо если от этого мира останется место, следовательно, место для новых миров, оно никак не может быть названо ничем. Как претят мне теперь все эти иллюзорные вы¬ражения, пустые призраки схоластической фантазии!
сс
Если некоторые метафизики попросту уничтожают всё мыслимое, мир и самого бога, и считают чистейшим объектом своего разума чудовищное ничто, то они, есте¬ственно, находят, что при всем разуме исходя из этого ничто нельзя продемонстрировать ничего, ни бога, ни мира…
Теано: Прошу вас, Филолай, покончите с этим ужас-ным ничто!
Филолай: Или же бытие, отрадное, необходимое, за-душевнейшее бытие им кажется ужасным. Они говорят, что чистая необходимость в качестве последней опоры всех вещей представляет собой бездну для разума. Даже вечность Галлера оставляет далеко не такое головокру¬жительное впечатление, как необходимое бытие бога. Невозможно вынести мысли, что какое-то существо, даже если мы считаем его высшим из всех возможных существ, говорит, как бы обращаясь само к себе: «Я существую из вечности в вечность; кроме меня не существует ничего, что не обусловлено моей волей; но откуда же появилось Я?» Они говорят, что здесь все рушится под нами, и наибольшее, как и наименьшее, совершенство, лишив-шись опоры, исчезает перед спекулятивным разумом, ко¬торому ничего не стоит совершенно беспрепятственно устранить как одно, так и другое.
Теано: Спасите меня, Теофрон, от пустых представ-лений, вызываемых Филолаем! Я женщина, и не хочу, услышав ваш последний разговор, представлять себе ни вечность Галлера, ни мудрейшую необходимость, ни выс¬шее существо, которое как спекулятивный мыслитель самодовольно говорит с самим собой и глупо спрашивает, откуда оно появилось. Я не знаю также, предполагают ли у философов подобные иллюзии наличие или отсутствие ясных понятий и является ли в самом деле триумфом разума способность произвольно и беспрепятственно устранять как наибольшее, так и наименьшее совершен¬ство. Но я знаю, что, на мой взгляд, не может быть бо¬лее высокого и более блаженного бытия, чем то, благода¬ря которому все существует, наслаждается и живет. Ничего не приходится ему нести на себе с усилием, если бытие каждой вещи покоится на внутренней необходи¬мости, на обусловливающей самое себя высшей мудрости и добре; все несет само себя, подобно тому как шар покоится на своем центре тяжести, ибо все бытие укоре-
56
Нено в своем собственном Вечном бытии, в своей силе, добре и мудрости. Вы, Теофрон, предостерегали нас, правда, от уподоблений; но разве, противопоставляя дей¬ствительность фантому, вы не можете представить себе, что корень несет дерево? Он не был бы корнем, если бы ему не нужно было нести на себе прекрасное творение ствола с его ветвями, цветами и плодами и если бы он не делал этого с радостью. Так и вечный корень неизмери¬мого древа жизни, зеленеющего и обнимающего все ми¬роздание своими бесчисленными переплетенными ветвя¬ми. Он — неиссякаемый источник бытия, величайшего дара, который мог исходить лишь от него.
Теофрон: И с этим даром, друзья мои, какой залог вечного продолжения нашей жизни мы получили! Бытие есть неделимое понятие, сущность. Оно настолько же не может быть превращено в ничто, насколько оно не явля¬ется ничем. Это невозможно в той же
