сущностью и волей; необходимость же, побуждающая меня не пить, находится в согласии с ними. Я люблю жизнь, люблю ее необходимо, а потому столь же необходимо боюсь, гнуша¬юсь и ненавижу яд и все губительное и враждебное жизни вообще. «Система природы» права. Но эта необходимость есть необходимость искренняя, внутренняя, добровольная, желанная, тождественная с моим Я и постольку, или в этом смысле, свободная, в то время как необходимость необузданных желаний есть необходимость враждебная, ненавистная, нечеловеческая и. жалкая. Птица свободна в воздухе, рыба — в воде; каждое существо свободно там, где оно находится и действует в гармонии со своей сущ¬ностью; так и человек. Но тот, кто из-за жажды пьет отравленную воду, тот поступает не в соответствии со своим характером, не в согласии с самим собой, ибо он

477

хочет утолить только свою жажду, а не отравить самого себя, стало быть, поступает против своей воли, против своего существа, любящего и желающего любить самого себя, поступает увлеченный и отданный под власть своего желания как силы, отличной от него и враждебной ему (I, стр. 473-474).

Бытие предшествует мышлению. В мышлении я осознаю лишь только то, чем я уже являюсь без мыш-ления: не существом, которое якобы ни на чем не основано, а существом, основывающимся на другом су¬ществе. …

В том-то и состоит коренная ошибка идеализма, что он ставит и разрешает вопрос об объективности и субъек¬тивности, о действительности или недействительности мира только с теоретической точки зрения5, в то время как мир, первоначально и прежде всего, есть объект разума только потому, что он есть объект желания, же¬лания быть и иметь (I, стр. 566—567).

Следовательно, так называемый объект в такой же степени является объектом-субъектом, как и так назы-ваемый субъект есть по существу и неразрывно субъект-объект, то есть Я — это Ты = Я, человек — это человек мира или природы ….

Если бы ощущение было замкнутой в себе картезиан¬ской, гностической, буддийской, нигилистической сущ¬ностью, то, конечно, было бы невозможно и даже бес¬смысленно желать найти переход от него к объекту, к чему-либо вне его; но ощущение является прямой проти¬воположностью аскетической философии: оно вне себя от блаженства или боли, оно общительно и словоохотливо, жадно до жизни и наслаждения, то есть жадно до объек¬та, ибо без объекта нет наслаждения (I, стр. 569—570).

Как это пошло отказывать ощущению в том, что оно есть евангелие, извещение (Verkundung) от объективного спасителя. Как это пошло утверждать, что оно не дока¬зывает и не содержит ничего объективного! …

Мое ощущение субъективно, но его основа или при-чина (Grund) объективна6. (I, стр. 572).

Я и Ты, субъект и объект, отличные и все же нераз-рывно связанные — вот истинный принцип мышления и жизни, философии и физиологии (I, стр. 575).

Я не имею ничего общего с теми философами, кото-рые закрывают глаза, чтобы легче было думать. Я мыслю

478

при помощи чувств, главным образом зрения, основываю свои суждения на материалах, познаваемых нами посред¬ством внешних чувств, произвожу не предмет от мысли, а мысль от предмета; предмет же есть только то, что су¬ществует вне моей головы. Я — идеалист только в об¬ласти практической философии, где я не считаю границ настоящего и прошедшего границами человечества, гра¬ницами будущего, где я непоколебимо верю, что многое, что кажется современным недальновидным и малодуш¬ным практикам фантазией, неосуществимой мечтой, при-зраком, станет совершившимся фактом завтра, то есть в следующем столетии; ведь то, что является столетием по отношению к отдельным личностям, можно считать днем в жизни человечества. Короче: я смотрю на идею как на веру в историческую будущность, в торжество истины и добродетели, и поэтому идея имеет для меня только политическое и нравственное значение. Зато в об¬ласти собственно теоретической философии я в прямую противоположность философии Гегеля, где дело обстоит как раз наоборот, считаюсь только с реализмом и мате¬риализмом в указанном смысле (II, стр. 17—18).

Но в чем заключается сущность человека, сознавае-мая им? Каковы отличительные признаки истинно чело¬веческого в человеке? Разум, воля и сердце. Совершен¬ный человек обладает силой мышления, _ силой воли и си¬лой чувства. Сила мышления есть свет познания, сила воли — энергия характера, сила чувства — любовь (И, стр. 31—32).

Человек самого себя познает из объекта: сознание объекта есть самосознание человека. По объекту мы мо¬жем узнать человека и его сущность. В объекте обнару¬живается сущность человека, его истинное объективное Я (II, стр. 34).

Человек никогда не может освободиться от своей подлинной сущности. Он может представить себе при помощи фантазии существо другого, высшего рода, но не может абстрагировать себя от своего рода, от своей сущности; определения сущности, которыми он наделяет этих других индивидов, почерпаются им из своей соб¬ственной сущности, и в его определениях отражается и объективизируется он сам. Вероятно, на других планетах нашей Солнечной системы есть мыслящие существа по¬мимо человека, но, предполагая это, мы не изменяем

479

своей точки зрения, обогащаем ее лишь Количественно, а не качественно. Ведь если там действуют те же законы движения, что у нас, то так же обстоит дело с законами чувствования и мышления. Мы не допускаем, чтобы дру¬гие планеты были населены иными существами, чем мы; мы полагаем, что там живут еще другие существа, более или менее подобные нам (II, стр. 40—41).

«Фейербах облекает свой материализм в доспехи идеализма». О как голословно это утверждение! Пойми, «Единственный» 7, что Фейербах ни идеалист, ни мате¬риалист! Для Фейербаха бог, дух, душа, Я — пустые абстракции, но такие же пустые абстракции для него тело, материя, вещество. Истина, сущность, действитель¬ность для него только в чувственности. Разве ты когда-нибудь воспринимал, разве видел тело, материю? Ведь ты видел и воспринимал только вот эту воду, вот этот огонь, вот эти звезды, эти камни, эти деревья, этих животных, этих людей — всегда лишь вполне определенные чув¬ственные индивидуальные вещи и существа, но никогда не видел ни тела и ни души, ни духа и ни вещества, как таковых. Но в еще меньшей степени является Фейербах приверженцем философии абсолютного тождества, кото¬рая объединяет обе абстракции в третьей. Стало быть, ни материалистом, ни идеалистом, ни философом тождест¬ва нельзя назвать Фейербаха. Что же .он такое? Он в мыслях то же, что и в действительности, в духе то же, что и во плоти, в чувственном своем существе: он чело¬век или, вернее — ибо существо человека Фейербах по¬лагает только в общественности, — он общественный че¬ловек, Коммунист (II, стр. 420).

… Очевидно и бесспорно, что мы обязаны своим со¬хранением лишь особым действиям, свойствам и силам естественных существ; поэтому в конце концов мы не только имеем право заключить, что мы своим существова¬нием обязаны только природе, но мы даже принуждены признать это. Мы живем среди природы, — так неужели наше начало, наше происхождение находится вне при¬роды? Мы живем в природе, с природой, на счет приро¬ды, — так неужели мы произошли не от нее? Какое про¬тиворечие!

… Нельзя себе представить возникновение органиче¬ской жизни как изолированный акт, как акт, следующий за появлением необходимых для жизни условий, это ско-

480

рее всего тот акт, тот момент, когда температура, воздух, вода, вообще земля приобрели соответствующие свойства, когда кислород, водород, углерод, азот вошли в такие соединения, которые вызвали существование органиче¬ской жизни; этот момент вместе с тем был моментом, когда указанные вещества соединились для образования органических тел (II, стр. 435—436).

Взгляд, будто сама природа, мир вообще, Вселенная имеет действительное начало, что, следовательно, некогда не было ни природы, ни мира, ни Вселенной, есть убогий взгляд, который только тогда убеждает человека, когда его представление мира убого, ограниченно; это пред¬ставление есть фантазия, бессмысленная и беспочвенная фантазия, будто некогда не было ничего действительного, ибо совокупность всей реальности, действительности и есть мир или природа (II, стр. 441).

Мы достаточно долгое время занимались и довольство¬вались тем, что говорили и писали, мы требуем, чтобы, наконец, слово стало плотью, дух — материей, довольно с нас как философского, так и политического идеализма; мы хотим теперь быть политическими материалистами (II, стр. 494).

«Чувственность» у меня не что другое, как истинное, не надуманное и искусственное, а действительно сущест¬вующее единство материального и духовного, оно у меня поэтому то же, что действительность (II, стр. 505—506).

Как природа для меня есть первый предмет в рели-гии, точно так же и в психологии, в философии вообще чувственное есть первое; но первое не только в смысле спекулятивной философии, в которой первое означает то, за пределы чего надо выйти, но и первое в смысле невы¬водимого из другого, через себя самого существующего и истинного. … Духовное — ничто вне и без чувствен¬ного. … Человек мыслит лишь при посредстве своей чув¬ственно существующей головы, … разум имеет прочную чувственную почву под собой в голове, в мозгу, в том месте, которое является средоточием чувств (II, стр. 586— 587).

… Я понимаю под природой совокупность всех чув¬ственных сил, вещей и существ, которые человек отли¬чает от себя как нечеловеческое …. Или, беря слово практически, природа есть все то, что для человека — независимо от сверхъестественных внушений теистиче-

481

16 Антология, т. 3. •

16*

ской веры — представляется непосредственно, чувственно, как основа и предмет его жизни. Природа есть свет, элек¬тричество, магнетизм, воздух, вода, огонь, земля, животное, растение, человек, поскольку он является существом, непроизвольно и бессознательно действующим. Под сло¬вом «природа» я не разумею ничего более, ничего ми¬стического, ничего туманного, ничего теологического. … Природа, говорю я, есть все, что ты видишь и что не является делом человеческих рук и мыслей. Или, если вникнуть в анатомию природы, природа есть существо или совокупность существ и вещей, чьи проявления, обна¬ружения или действия, в которых проявляется и сущест¬вует их бытие, имеют свое основание не в мыслях или намерениях и решениях воли, но в астрономических или космических, механических, химических, физических, физиологических или органических силах или причинах (II, стр. 590-591).

Выводить природу из бога — все равно что желать вы¬вести оригинал из изображения, из копии, вещь из мысли об этой вещи (II, стр. 620).

… Человек соразмерно или в согласии с природой своей абстрагирующей деятельности создает общие поня¬тия, но в противоречии с природой действительных вещей предпосылает чувственным вещам общие понятия, пред¬ставления, или созерцания пространства и времени, как их называет Кант, как условия или, вернее, первопричи¬ны и элементы их существования, того не соображая, что в действительности происходит как раз обратное, что не вещи предполагают существование пространства и времени, а, наоборот, пространство и время предпола-гают наличность вещей, ибо пространство, или протяжен¬ность, предполагает наличность чего-то, что протяженно, и время — движение: ведь