чего вы можете достигнуть со своими утон¬ченными, неизменными категориями, видами и бог весть еще какой чепухой? Человек лишен приюта, человек не имеет хлеба, человек раздет и разут, природа требует сво¬его. Найти простой и естественный путь, изыскать истин¬ные человеческие, разумные средства, чтобы человек об¬рел себе приют, имел хлеб, прикрыл свою наготу, удов¬летворил природные потребности, — в этом суть филосо¬фии. Все те философские учения, которые так или иначе оторваны от природы и не применимы к ней, вы можете либо держать у себя, либо проповедовать с университет¬ских кафедр: быть может, там ваши коллеги придут в восторг от вашего глубокомыслия, но среди сынов при¬роды вам места нет. Сумели ли вы вразумить?
P. S. Точно человек глина, а философия — гончар; ка¬кую форму захочет, такую и придает глине. Ликуй! (Стр. 456-460)
Улучшить свой быт человек не может, покуда не по¬корит природу, т. е. покуда не будет знать ее тайн. Есте¬ственная же история прямо и положительно отвечает на этот вопрос; стало быть, изучение природы в социаль¬ном отношении имеет большое значение. Прежде, как и все науки, естественная история была сухой формулой без всякого применения к жизни, и вследствие этого ею мало занимались, а в античном мире она считалась низкой наукой, потому что философы считали низостью и чем-то непристойным ученому человеку заниматься материей, ибо все совершали свой круговорот в абстрактном мире (стр. 653).
Философия сама по себе делится примерно на три раздела: логика, натурфилософия и учение о нравствен¬ности. Духовное также имеет основание в человеке, поэ¬тому, если учение о духовном выходит за пределы натур¬философии, оно теряет свою прочность и превращается в благовидно-тонкую болтовню.
Если все это в произведении того или иного автора излагается как особая наука, как особая система, а дру¬гие, найдя все готовым без приложения самостоятельного труда, принимают это как последнее слово науки, то та-
590

кие люди волей-неволей становятся полнейшими рабами этого автора. Потерянная свобода представляется им най¬денной свободой — вот до чего доводит подчинение авто¬ритетам, вот до какой степени запутываются понятия людей. Но если мы отбросим философию, то есть ту или иную готовую систему, то как может человек научиться правильно мыслить, понимать, видеть и оценивать все в своем естественном свете?
А откуда же взял свои положения этот господин фило¬соф? Известно, что есть источники, имеются материалы, исследования которых являлись основанием его системы. А если его философия не имеет такого основания, зна¬чит, она является результатом насилования мысли, тогда она тем более должна быть отвергнута и недостойна при¬знания. Между тем известно, что подлинным источником и прочной основой философии являются всеобщая исто¬рия и естествознание. Изучай историю, изучай природу, изучай человека, исследуй общество, его законы, явле-ния человеческой жизни, познай ее потребности, средства удовлетворения этих потребностей — и ты станешь фило¬софом без признания чьей-либо готовой системы.
… Унаследовать готовые знания и освещенные их светом дела прошлого, а потом осуждать эти знания мы не только не вправе, но это даже безнравственно. Речь наша о том, что поскольку наука, жизнь человека, время, сумма знаний являются текучими, то нельзя философию изложить как некий неизменный свод законов.
Изучай эти философские системы, чтобы познать исто¬рию философий, чтобы мог провести параллель между прошлым и настоящим, выявить и исследовать то, как постепенно расширяется круг человеческих знаний. От¬дельные их положения, которые близки к идее абсолют¬ной истины, достойны того, чтобы человек освоил и выяс¬нил их для себя: они оттачивают и пробуждают его по¬знавательные способности. В них есть положения, кото¬рые, являясь отражением самой природы, обладают во много раз большей прочностью и основательностью, неже¬ли все эти искусственные системы, которые либо парят высоко в воздухе, либо, что еще хуже, ибо воздух все же доступен органам чувств, превращаются в ничто.
Но господин философ, который, заучив готовые теории и затем задрав нос до высоты армянского Кокисона4, объявляет, что он изучил философию Канта, Фихте, Де-
591

карта, Бэкона, Гегеля и им подобных философов, и тре¬бует, чтобы все встречные преклоняли перед ним колени, ясно показывает, что он сам только и занят тем, что ста¬новится на колени перед той или иной теорией. Чувство человеческого достоинства, сознательность, критическое исследование как прошлой так и настоящей жизни чело¬века, а также явлений природы и даже самой природы — вот источники философии, которые открыты перед чело-веком, лишь бы он не поленился воспользоваться ими. И если человек не способен, соединив в своей голове все нити этих областей знания, обобщить их, ему одинаково бесполезны и готовые системы.
… Господа философы так и выдают свои философ-ские системы за некую веру, за догму. Мы бросаем пер¬чатку не философии, не познанию вообще, а той его фор¬ме, осуждаем то учение, которое выступает как догма. Нельзя забывать, что прогресс, до сих пор достигнутый человеком, хотя он и кажется сплошным нововведением, по существу является не чем иным, как разрушением ста¬рых построений. Настолько много этих построений и на¬столько густо опутывают они путь человека, что ему нельзя двигаться вперед, иначе как только разрушая их (стр. 460—462). Что такое жизнь?
Жизнь есть непрерывное изменение, непрерывный об¬мен веществ и самосохранение. Внешние силы (грубо говоря) действуют в отношении наследственности, само¬сохранения организма разрушительно. Организм нахо¬дится в непрерывном изменении — усваивает и выделяет вещество и развивается. Пока он может совершать эти действия, имеет в себе силу и мощь противостоять этому действию внешних разрушительных сил и противостоит этим силам, он сохраняет свою особь — живет. Но когда нарушается равновесие между внутренними силами и раз¬рушительными внешними силами, когда организм не мо¬жет сопротивляться действию внешних сил, он уже не в состоянии сохранить свою особь и тотчас же погибает. Внешние силы побеждают и разрушают его (стр. 438— 439).
Хотя мы вообще являемся сторонниками индуктивной философии, как более положительной теории, но в позна¬нии ничуть не ошибочна и дедукция (стр. 569).
592

Из всего вышесказанного явствует, что первейшим вопросом для человека мы считаем экономический вопрос и называем его вопросом жизни и смерти. Этого доста¬точно, чтобы последователи принципа дуализма (dualis-me), по своей простоте или оставаясь верными принци¬пам своего дуализма, объявили нашу проповедь материа¬лизмом или, кто их знает, каким еще «измом»! (Стр. 453)
Вступая на это поприще, я, быть может, вызываю у вас любопытство, последователем какой школы и какой философии являюсь я? Канта и Гегеля принимаю не без критики прежде всего потому, что мысли мои и свободу мышления не желаю ни в коем случае рабски подчинять власти этих философов, считая утрату свободы делом, противным разумной философии; во-вторых, философию как нечто живое, движущееся и всецело принадлежащее всему человечеству, я изучаю ныне на современной исто¬рии народов и явлениях жизни (стр. 341).
На расточаемые по нашему адресу — за наши прин-ципы — эпитеты: социалист, красный республиканец, по¬следователь Ж.-Ж. Руссо и т. д. и т. п., мы отвечаем не¬изменно улыбкой и спешим заявить, что не признаем ни¬каких авторитетов и что в нашем оклеветанном письме нет ни единого слова из Ж.-Ж. Руссо. Но, если дважды два — четыре, как для Ж.-Ж. Руссо, так и для нас, в этом случае мы еще не становимся последователями Ж.-Ж. Рус¬со, а лишь последователями истины; истина же не явля¬ется собственностью одного человека, хотя относительно этого г-н Чамурчян5 может предъявить свои ребяческие, безрассудные претензии.
Издавна научившись уважать и почитать гений и ра-зум, мы не страшимся имен ни Руссо, ни Вольтера. Да, мы даже обязаны величать и уважать гений и разум, те божественные горны, из которых впервые вылетели искры свободы.
Да, мы умеем уважать не только Оуэна, Прудона, Фурье и Фохта, но и Шиллера, Гёте, Фихте, Канта и Гегеля — этих бессмертных друзей угнетенного человече¬ства (стр. 364).
Прошли те времена, когда люди воодушевлялись от-влеченными и мистическими вещами: безжалостный ре-альный мир с железным посохом в руке требует справед¬ливой дани. Человечество связано с земным шаром: опыт
593

научил его только на земле находить источники своего счастья и своих бедствий (стр. 370).
Ясно, что не наше дело объяснять естественное явле¬ние басней, наоборот, для нас истинным является естест¬венное явление, ставшее легендой, освободить его от вол¬шебных покровов и «во имя благоденствия народа» объ¬яснить законами природы.
Человек подвержен влиянию природы не только физи¬чески, но и нравственно. Биение сердца природы непо¬средственно отдается в сердце человека. Свои идеи чело¬век черпает у природы. Истинность его идей и понятий определяется в зависимости от того, насколько он познал и изучил природу. Вот закон, не знающий исключения. Все тончайшие — даже тоньше паутины — идеи метафи¬зических систем имеют свои основания в природе. При¬рода — это книга, которую надо прочитать и правильно понять, ошибочное понимание приносит большой вред. Явления природы своим величием зачастую приводят человека в ужас; он чувствует себя ничтожным, когда перед его глазами выступает такая сила, такая мощь, такое зрелище, перед которыми бледнеет сила не только одного человека, но и всего человечества .(стр. 509— 510).
Природа говорит так: «Либо изучай мои законы, овла¬девай мной, извлекай пользу, либо я порабощу тебя и, не давая никакой пользы, буду причинять тебе еще и лишения» (стр. 546).
Пусть говорят, что хотят, но душа человека отражает внешнюю природу (стр. 548).
В Мире нет ничего, что совершалось бы против зако¬нов природы. То, что противоречит законам природы, ложно (стр. 572).
ЭСТЕТИКА
Прекрасное не есть право. В мире нет ни абсолютно прекрасного, ни абсолютной красоты, вое зависит от того, как смотришь на предмет. Все зависит от мерила. Мери¬ло — единственное, что измеряет расстояние. Расстояние само по себе не велико и не мало, пока его не сравнишь с чем-либо, что больше его или меньше, и не отметишь отношение между тем, чем измеряешь, и тем, что под¬вергается измерению.
594

Уже провозглашалось, что мерилом прекрасного яв-ляется близость к природе, уподобление ей. … Несомнен¬но, прекрасное, о котором мы говорили, т. е. относитель¬но прекрасное, взятое вместо абсолютно прекрасного, от¬личается и от того прекрасного, которое не имеет ничего общего с природой, но зависит только от вкуса, привы¬чек и понимания и, следовательно, ежедневно подвер¬гается изменениям. То, что казалось прекрасным в про¬шлом году, кажется уродливым в нынешнем году, а то, что прекрасно сегодня, будет уродливым в будущем году. Приведем ясный и конкретный пример хотя бы яз обла¬сти одежды. Платья, которые мы носили десять лет тому назад, уже не говорю о тех, которые мы носили много веков назад, казались нам прекрасными, сегодня же ни один человек не одевается в такие платья, и если кто и появится в платье того времени, то каким уродливым оно нам кажется! А ведь это то платье, которое десять лет тому