или науке. Гегелю кажется, что по мере развития мысли религию сменяет и заменяет наконец философия …. Но другой вопрос: может ли она составить общее достояние здорового чело¬веческого смысла? Диалектическая система доказывает ее с фило-софской точки зрения своим положением — что наше чистое мышление есть само безусловное. Если бы можно было доказать, что наше мышление, названное у Гегеля безусловным, само предпосылает все виды жизни, само же их снимает и на вершине своего развития созерцает само безусловное, тогда религия сли¬лась бы с самознанием в нас безусловного. Но в том-то дело, что этого положения о нашем мышлении доказать нельзя: оно не больше как плод личного убеждения. Внутреннейшая глубина нашей жизни, в которой утверждается религия как сознание и чувство в нас бесконечного, как союза человека с богом, пола¬гается не мышлением нашим и получается не от мышления. Мышление не может ее дать нам; оно само в ней утверждается, животворится ею и может только уяснять ее и очищать либо иногда и помрачать (под исключительным влиянием рассудка). А потому, как мышление не может ни дать, ни заменить нам этой жизни, так философия не может сменить и заменить религии (II, стр. 237—242).
Памфил Данилович Юркевич (1826—1874) — теист, объектив¬ный идеалист, ученик С. С. Гогоцкого, учитель Вл. Соловьева. Сын священника. Окончив в 1851 г. Киевскую духовную акаде¬мию,, занял место Гогоцкого в той же академии после перехода последнего в университет.
В 1859 г. написал первый философский трактат «Идея», в котором проповедовал платоновские взгляды. Эти мысли он развил в последующих работах, направленных против материа¬лизма: «Материализм и задача философии» (1860), «Сердце и его значение в духовной жизни человека по учению слова божия», «Из науки о человеческом духе» (1860 г.), которая в извлечениях была перепечатана Катковым в «Русском вестнике» (1861 г.), а затем «Отечественными записками» Дудышкина. Н. Г. Черны¬шевский ответил этим журналам своими блестящими «Полеми¬ческими красотами». Власть имущие заметили Юркевича, и по¬следний был приглашен в 1861 г. возглавить кафедру философии в Московском университете, где пытался организовать травлю материализма и материалистов. В Москве Юркевич читает пуб¬личные лекции, пишет обширную статью «Язык физиологов и психологов» (1862 г.). Но к 1864 г. он окончательно дискредитиро¬вал себя как ярый монархист и реакционер, потерпел фиаско как философ и был переведен на кафедру педагогики. Однако он про¬должал заниматься философией, в 1866 г. опубликовал «Разум, по
129
учению Платона и опыт по учению Канта». Выступил с критикой материализма и позитивизма, а к концу жизни скатился к спи-ритизму.
Фрагменты из трудов П. Д. Юркевича подобраны автором данного вступительного текста В. В. Боеатовым по изданиям: 1) П. Д. Ю p к е в и ч. Разум по учению Платона и опыт по учению Канта. М., 1866; 2) П. Д. Ю p к е в и ч. Курс общей педагогики. М., 1869.
РАЗУМ ПО УЧЕНИЮ ПЛАТОНА И ОПЫТ ПО УЧЕНИЮ КАНТА
… Художник, воздвигающий здание науки, всегда налицо, всегда пред нами. Это — дух человеческий, и мы можем спросить его, какими основными убеждениями он руководствовался при построении той или другой науки.
Два, и только два, основных убеждения возможны для духа, насколько он открывает свою деятельность в познании и изуче-нии явлений. Одно из них состоит в том, что ему, как духу вообще, присущи начала, делающие возможным познание самой истины; другое — в том, что ему, как духу человеческому, связан¬ному с общим типом человеческой телесной организации, присущи начала, делающие возможным только приобретение общегодных сведений. Вне этих убеждений остается поле для скептицизма, который, разрушая науку, должен, чтобы быть в согласии с собою, сомневаться и в том, что он разрушает науки, и, таким образом, безвыходно вращаться в недомыслимом круге, отрицая свои соб¬ственные положения (1, стр. 2).
Есть общая наука, которая дает нормы для мышления; есть наука норм для бытия, есть наука норм для деятельности. Ло-гика, метафизика и этика — эти совершенно общие познания о том, что мыслимо, что есть и что должно быть, — считаются и доселе в лучших университетах элементарными науками и составляют университетскую педагогию, которая ведет к тому, чтобы спе¬циальная ученость была вместе и высшая ученость. Это потому, что натуральный быт наук, на который мы указали выше, может быть снят не иначе как знанием того абсолютного, о котором го¬ворят названные мною части философии (1, стр. 71—72).
нии и пробуждает в нем бескорыстную любовь к истине, позна-ние которой есть первый нравственный долг и основа всех других нравственных требований. Таким образом, не всегда требуется обучение религиозности, но всегда требуется религиозность обу¬чения. Ко всему образцовому, истинному и доброму должно относиться религиозно, как к священному (2, стр. 236).
Церковь, насколько она есть видимое учреждение, есть также форма общего духа, который действует на частный дух, как выс¬шее законодательство и высшее требование. Эта форма общего духа происходит, когда семейства и общины, побуждаемые един¬ством веры, соединяются, так сказать, в общую волю, которая обнаруживается в определенной организации их религиозной жизни. … Для всех вообще церковь есть хранительница высшего нрава, именно нрава, возвышающегося над местными навыками и предрассудками чрез идею человечества, образ жизни которого проистекает из союза его с богом (2, стр. 209—210).
КУРС ОБЩЕЙ ПЕДАГОГИКИ
… Ни один способ познания не достигает своей последней цели в том, когда действительность стереотипно отпечатлевается в сознании человека. Эта действительность постигается в свою очередь как символ высшей жизни, как указание на невидимую душу, или идею вещей (2, стр. 352).
Каждая наука имеет цену только как пособие к какому-нибудь ремеслу, пока она не дает замечать или чувствовать, что за внеш¬ним, являющимся миром есть мир высший, духовный, мир света и истины. Каждая наука теряет этот низший, ремесленный харак¬тер, когда она развивает в воспитаннике способность к усвоению идеальной стороны жизни, изощряет его взор к красоте и гармо-
130
РЕВОЛЮЦИОННЫЕ ДЕМОКРАТЫ
Виссарион Григорьевич Белинский (1811—1848) — выдаю¬щийся мыслитель-диалектик, завершивший свой теоретический путь воинствующим материалистом, гениальный критик, один из
основоположников материали-стической эстетики, идейный вождь русской революцион¬ной демократии ‘в 40-х годах XIX в., один из предшествен¬ников социал-демократии в России. Как отмечал В. И. Ленин, В. Г. Белинский выра¬жал настроение крепостных крестьян, отстаивал интересы «самых широких масс населе¬ния в борьбе за элементар¬нейшие права народа, нару¬шаемые крепостническими уч-реждениями» *.
Плеханов характеризовал Белинского как крупнейшего мыслителя европейского мас¬штаба, как одну «из высо¬ких философских организа-ций, когда-либо выступавших у нас на литературном поп¬рище». Он с полным основа¬нием писал, что Белинский «был рожден философом и социологом», стал, гениальным мыслителем, впервые в Рос¬сии взявшимся за решение «великой задачи, которую поставил XIX век перед всеми мыслящими людьми Европы» **.
Белинский прошел сложный путь идейно-теоретической эво-
* В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 19, стр. 169—170. ** Г. В. Плеханов. Сочинения, т. X. М. — Л., 1923.
132
люции от просветительства к революционному демократизму и от идеализма к материализму и атеизму. В «Литературных мечта¬ниях» и других произведениях 30-х годов он стоял на позициях объективного идеализма. Беспредельный мир представлялся ему «как дыхание вечной идеи», которая проявляется во множестве конечных форм. Идеализм выражался и в его взглядах на искус¬ство, которое он определял как «выражение великой идеи Вселен¬ной в ее бес-конечно разнообразных явлениях» *. Вместе с идеа¬лизмом Белинский воспринял диалектику, которая стала суще¬ственной чертой его мировоззрения, сначала в идеалистическом облачении, а затем в неразрывной связи с материализмом.
Философские взгляды Белинского, развивавшиеся на основе гегелевского идеализма, ограничивали его мысль сферой само¬сознания абсолютного духа и отвлекали от борьбы против окру¬жающей действительности. В 1837—1839 гг. Белинский пережил, как он выражался, «насильственное» примирение с действитель¬ностью. В письме к Д. Иванову (август 1837 г.) он, например, утверждал, что «политика… в России не имеет смысла» и «вся надежда России на просвещение, а не на перевороты, не на рево¬люции и не на конституции» **.
С конца 1839 г. Белинский начинает сознавать противоречия между демократическими, антикрепостническими стремлениями и философским идеализмом, толкавшим его к «примирению» с действительностью. В 1840 г. он бесповоротно становится на по-зиции революционного демократизма.
В философском развитии Белинского в 40-х годах• можно выделить два этапа: первый (1841—1844 гг.), когда он, револю-ционный демократ и поборник диалектики, шел к материализму, но не освободился еще от влияния идеалистической философии, и второй (1844—1848 гг.), когда он твердо встал на позиции воин¬ствующего материализма в философии и эстетике и развил диалектический взгляд на мир, вплотную приближался к диалек¬тическому материализму. Наиболее ценными в философском отношении работами Белинского последнего периода были статьи о сочинениях Пушкина, «Мысли и заметки о русской литературе», рецензия на роман Э. Сю «Парижские тайны», «Взгляд на русскую литературу 1846 года», «Письмо Н. В. Гоголю», «Взгляд на русскую литературу 1847 года» и ряд других.
Тематическая подборка из произведений В. Г. Белинского осу-ществлена автором данного вступительного текста Ш. Ф. Маме-довым по изданию: В. Г. Белинский. Избранные философские сочинения. М., 1941.
Есть два способа исследования истины: ? priori и ? posteriori, т. е. из чистого разума и из опыта. Много было споров о преимуществе того и другого способа, и
* В. Г. Белинский. Полное собрание сочинений, т. I. M., 1953,
стр. 34.
** Там же, т. II, стр. 148—149.
133
даже теперь нет никакой возможности примирить эти две враждующие стороны. Одни говорят, что познание, для того чтоб было верным, должно выходить из самого разума, как источника нашего сознания, следовательно, должно быть субъективно, потому что все сущее имеет значение только в нашем сознании и не существует само для себя; другие думают, что сознание тогда только верно, когда выведено из фактов, явлений, основано на опыте. Для первых существует одно сознание, и реаль¬ность заключается только в разуме, а все остальное без¬душно, мертво и бессмысленно само по себе, без отноше¬ния к сознанию; словом, у них разум есть царь, законо-датель, сила творческая, которая дает жизнь и значение несуществующему и мертвому. Для вторых реальное за¬ключается в вещах, фактах, в явлениях природы, а ра¬зум есть не что иное, как поденщик, раб мертвой дейст¬вительности, принимающий от ней законы и изменяю¬щийся по ее прихоти, следовательно, мечта, призрак. Вся вселенная, все сущее есть не что иное, как единство в многоразличии, бесконечная цепь модификаций одной и той же идеи; ум, теряясь в этом многообразии, стремится привести его в своем сознании к единству, и история фи¬лософии есть не что иное, как история этого стремления. Яйца Леды, вода, воздух, огонь, принимавшиеся за на¬чала и источник всего сущего, доказывают, что и мла¬денческий ум проявлялся в том же стремлении, в каком он проявляется и теперь. Непрочность первоначальных философских систем,
