разделение одного города на кварталы, кварталов на улицы: это делается только для практического удобства, и не должно забывать, что все улицы и кварталы города составляют одно целое. Когда мы говорим: Васильевский остров или Невский проспект, мы вовсе не говорим, чтобы дома Васильевского острова и Невского проспекта не входили в состав Петербурга. Точно так медицинские явления входят в систему физиологических явлениий, а вся система физиологических явлений входит в еще об¬ширнейшую систему химических явлений. … Когда исследуемый предмет очень многосложен, то для удобства исследования полезно делить его на части; потому физиология разделяет многосложный процесс, происходящий в живом человеческом организме, на не-сколько частей, из которых самые заметные: дыхание, питание, кровообращение, движение, ощущение; подобно всякому другому химическому процессу, вся эта система явлений имеет возникновение, возрастание, ослабление и конец. Поэтому физиология рассматривает, будто бы особые предметы, процессы дыхания, питания, кровообра-щения, движения, ощущений и т. д., зачатия или опло-дотворения, роста, дряхления и смерти. Но тут опять надобно помнить, что эти разные периоды процесса и раз-ные стороны его разделяются только теориею, чтобы облегчить теоретический анализ, а в действительности со¬ставляют одно неразрывное целое. Так, геометрия разла-

239

гает круг на окружность, радиусы и центр, но в сущно-сти радиуса нет без центра и окружности, центра нет без радиуса и окружности, да и окружности нет без радиуса и центра, — эти три понятия, эти три части геометриче¬ского исследования о круге составляют все вместе одно целое. Некоторые из частей физиологии разработаны уже очень хорошо; таковы, например, исследования про¬цессов дыхания, питания, кровообращения, зачатия, роста и одряхления; процесс движения разъяснен еще не так подробно, а процесс ощущения еще меньше; довольно странно может показаться, что так же мало исследован процесс нормальной смерти, происходящей не от каких-нибудь чрезвычайных случаев или специальных рас¬стройств (болезни), а просто от истощения организма са¬мим течением жизни.• Но это потому, во-первых, что на-блюдениям медиков и физиологов представляется не очень много случаев такой смерти: из тысячи человек разве один умирает ею, организм остальных преждевре¬менно разрушается болезнями и гибельными внешними случаями; во-вторых, и на эти немногие случаи нормаль¬ной смерти ученые до сих пор не имели досуга обратить такое внимание, какое привлекают болезни и случаи на¬сильственной смерти: силы науки по вопросу о разруше¬нии организма до сих пор поглощаются приисканием средств к устранению преждевременной смерти (III, стр. 214-223).

Мышление состоит в том, чтобы из разных комбинаций ощущений и представлений, изготовляемых воображе¬нием при помощи памяти, выбирать такие, которые соот¬ветствуют потребности мыслящего организма в данную минуту в выборе средств для действия, в выборе пред¬ставлений, посредством которых можно было бы дойти до известного результата. В этом состоит не только мышле¬ние о житейских предметах, но и так называемое отвле¬ченное мышление. Возьмем в пример самое отвлеченное дело: решение математической задачи. У Ньютона, заин¬тересованного вопросом о законе качества или силы, про¬являющейся в обращении небесных тел, накопилось в па¬мяти очень много математических формул и астрономиче¬ских данных. Чувства его (главным образом одно чувство— зрение) беспрестанно приобретали новые формулы и астрономические данные из чтения и собственных наблю¬дений; от сочетания этих новых впечатлений с прежни-

240

ми возникали в его голове разные комбинации, формулы цифр; его внимание останавливалось на тех, которые ка¬зались подходящими к его цели, соответствующими его потребности найти формулу данного явления; от обраще¬ния внимания на эти комбинации, т. е. от усиления энер¬гии в нервном процессе при их появлении, они развива¬лись и разрастались, пока, наконец, разными сменами и превращениями их произведен был результат, к кото-рому стремился нервный процесс, т. е. найдена была искомая формула. Это явление, т. е. сосредоточение нерв¬ного процесса на удовлетворяющих его желанию в дан¬ную минуту комбинациях ощущений и представлений, непременно должно происходить, как скоро существуют комбинации ощущений и представлений, иначе сказать, как скоро существует нервный процесс, который сам и состоит именно в ряде разных комбинаций ощущения и представления. Каждое существо, каждое явление раз¬растается, усиливается при появлении данных, удовлет¬воряющих его потребности, прилепляется к ним, питаетея ими, — а собственно в этом и состоит то, что мы назвали выбором представлений и ощущений в мышлении, а в этом выборе их, в прилеплении к ним и состоит сущ-ность мышления.

Само собою разумеется, что когда мы находим одина¬ковость теоретической формулы, посредством которой вы¬ражается процесс, происходящий в нервной системе Нью¬тона при открытии закона тяготения, и процесс того, что происходит в нервной системе курицы, отыскивающей овсяные зерна в куче сора и пыли, то не надобно забы¬вать, что формула выражает собою только одинаковую сущность процесса, а вовсе не то, чтобы размер процесса был одинаков, чтобы одинаково было впечатление, произ¬водимое на людей явлениями этого процесса, или чтобы обе формы его могли производить одинаковый внешний результат (III, стр. 232—233).

Очень давно было замечено, что различные люди в од¬ном обществе называют добрым, хорошим вещи совер¬шенно различные, даже противоположные. Если, например, кто-нибудь отказывает свое наследство посторонним людям, эти люди находят его поступок добрым, а родственники, потерявшие наследство, очень дурным. Такая же разница между понятиями о добре в разных обществах и в разные эпохи в одном обществе. Из этого очень долго выводилось

241

заключение, что понятие добра не имеет в себе ничего постоянного, самостоятельного, подлежащего общему опре-делению, а есть понятие чисто условное, зависящее от мнений, от произвола людей. Но, точнее всматриваясь в отношения поступков, называемых добрыми, к тем людям, которые дают им такое название, мы находим, что всегда есть в этом отношении одна общая непременная черта, от которой и происходит причисление поступка к разряду доб¬рых. Почему посторонние люди, получившие наследство, называют добрым делом акт, давший им это имущество? Потому, что этот акт был для них полезен. Напротив, он был вреден родственникам завещателя, лишенным на¬следства, потому они называют его дурным делом. Война против неверных для распространения мусульманства казалась добрым делом для магометан, потому что прино¬сила им пользу, давала им добычу; в особенности поддер¬живали между ними это мнение духовные сановники, власть которых расширялась от завоеваний. Отдельный человек называет добрыми поступками те дела других людей, которые полезны для него; в мнении общества добром признается то, что полезно для всего общества или для большинства его членов; наконец, люди вообще без различия наций и сословий называют добром то, что полезно для человека вообще. Очень часты случаи, в ко¬торых интересы разных наций и сословий противополож¬ны между собою или с общими человеческими интере-сами; столь же часты случаи, в которых выгоды какого-нибудь отдельного сословия противоположны националь¬ному интересу. Во всех этих случаях возникает спор о характере поступка, учреждения или отношения, выгод¬ного для одних, вредного для других интересов: привер¬женцы той стороны, для которой он вреден, называют его дурным, злым; защитники интересов, получающих от него пользу, называют его хорошим, добрым. На чьей стороне бывает в таких случаях теоретическая справед¬ливость, решить очень не трудно: общечеловеческий ин¬терес стоит выше выгод отдельной нации, общий интерес целой нации стоит выше выгод отдельного сословия, инте¬рес многочисленного сословия выше выгод малочислен-ного. В теории эта градация не подлежит никакому со-мнению, она составляет только применение геометриче¬ских аксиом — «целое больше своей части», «большее ко¬личество больше меньшего количества» — к обществен-

242

ным вопросам. Теоретическая ложь непременно ведет к практическому вреду; те случаи, в которых отдельная нация попирает для своей выгоды общечеловеческие ин¬тересы или отдельное сословие — интересы целой нации, всегда оказываются в результате вредными не только для стороны, интересы которой были нарушены, но и для той стороны, которая думала доставить себе выгоду их нару¬шением: всегда оказывается, что нация губит сама себя, порабощая человечество, что отдельное сословие приво¬дит себя к дурному концу, принося в жертву себе целый народ. Из этого мы видим, что при столкновениях нацио¬нального интереса с сословным сословие, думающее из¬влечь пользу себе из народного вреда, с самого начала ошибается, ослепляется фальшивым расчетом. Иллюзия, которою оно увлекается, имеет иногда вид очень основа¬тельного расчета; но мы приведем два или три случая этого рода, чтобы показать, как ошибочен бывает такой расчет. Мануфактуристы думают, что запретительный та¬риф выгоден для них; но в результате оказывается, что при запретительном тарифе нация остается бедна и по своей бедности не может содержать мануфактурную про¬мышленность обширного размера; таким образом, самое сословие мануфактуристов остается далеко не столь бо¬гато, как бывает при свободной торговле: все фабриканты всех государств с запретительным тарифом, вместе взя¬тые, конечно, не имеют и половины того богатства, какое приобрели фабриканты Манчестера. Землевладельцы во¬обще думают иметь выгоду от невольничества , крепост-ного права и других видов обязательного труда; но в ре¬зультате оказывается, что землевладельческое сословие всех государств, имеющих несвободный труд, находится в разоренном положении. Бюрократия иногда находит нужным для себя препятствовать умственному и обще¬ственному развитию нации; но и тут всегда бывает, что она в результате видит свои собственные дела расстроен¬ными, становится бессильной.

Все это мы говорили к тому, чтобы показать, что по¬нятие добра вовсе не расшатывается, а, напротив, укреп¬ляется, определяется самым резким и точным образом, когда мы открываем его истинную натуру, когда мы на¬ходим, что добро есть польза. Только при этом понятии о нем мы в состоянии разрешить все затруднения, возни¬кающие из разноречия разных эпох и цивилизаций, раз-

243

ных сословий и народов о том, что добро, что зло. Наука говорит о народе, а не об отдельных индивидуумах, о че¬ловеке, а не о французе или англичанине, не купце или бюрократе. Только то, что составляет натуру человека, признается в науке за истину; только то, что полезно для человека вообще, признается за истинное добро; всякое уклонение понятий известного народа или сословия от этой нормы составляет ошибку, галлюцинацию, которая может наделать много вреда другим людям, но больше всех наделает вреда тому народу, тому сословию, которое подвергалось ей, заняв по своей или чужой вине такое положение среди других народов, среди других сословий, что стало казаться выгодным ему то, что вредно для че¬ловека вообще. «Погибоша аки Обре» — эти слова повто¬ряет история над каждым народом, над каждым сосло¬вием, впавшим в гибельную для таких людей галлюцина¬цию