более нежели 1500 лет цивилизованной жизни, чтобы до¬стичь до системы свободной торговли. Новозеландцы, конечно, не потратят на это столько времени•.)
263

2. Это ускорение совершается через сближение отставшего народа с передовым. (Англичане приезжают в Новую Зеландию.)
3. Это ускорение состоит в том, что у отставшего народа раз¬витие известного общественного явления, благодаря влиянию пе¬редового народа, прямо с низшей степени перескакивает на выс¬шую, минуя средние степени. (Под влиянием англичан новозе¬ландцы прямо от той свободной торговли, которая существует у дикарей, переходят к принятию политико-экономических поня¬тий о том, что свободная торговля — наилучшее средство к ожив¬лению их промышленной деятельности, минуя протекционную систему, которая некогда казалась англичанам необходимостью для поддержки промышленной деятельности.)
4. При таком ускоренном ходе развития средние степени, пропускаемые жизнью народа, бывшего отсталым и пользующе¬гося опытностью и наукою передового народа, достигают только теоретического бытия, как логические моменты, не осуществляясь фактами действительности. (Новозеландцы только из книг будут знать о существовании протекционной системы, а к делу она у них не будет применена.)
5. Если же эти средние степени достигают и реального осу-ществления, то разве только самого ничтожного по размеру и еще более ничтожного по отношению к важности для практической жизни. (Люди с эксцентрическими наклонностями существуют и в Новой Зеландии, как повсюду; из них некоторым, вероятно, взду¬мается быть приверженцами протекционной системы; но таких людей будет один на тысячу или на десять тысяч человек в ново¬зеландском обществе, и остальные будут называть их чудаками, а их мнение не будет иметь никакого веса при решении вопросов о заграничной торговле.)
Сколько нам кажется, эти выводы довольно просты и ясны, так что, может быть, не превысят разумения тех людей, для ко-торых писана паша статья.
Итак, два печатные листа привели нас к двум заключениям, которые для читателя, сколько-нибудь знаютмого с понятиями со¬временной науки, достаточно было бы выразить в шести строках.
1) Высшая степень развития по форме совпадает с его на-чалом.
2) Под влиянием высокого развития, которого известное явле¬ние общественной жизни достигло у передовых народов, это яв¬ление может у других народов развиваться очень быстро, подни¬маться с низшей степени прямо на высшую, минуя средние логи¬ческие моменты.
Какой скудный результат рассуждений, занявших целые два печатные листа! Читатель, который не лишен хотя некоторой об¬разованности и хотя некоторой сообразительности, скажет, что до¬вольно было просто высказать эти основания, столь же несомнен¬ные до тривиальности, как, например, впадение Дуная в Черное море, Волги — в Каспийское, холодный климат Шпицбергена и жаркий климат острова Суматры и т. д. Доказывать подобные вещи в книге, назначенной для грамотных людей, неприлично.
Совершенно так. Доказывать и объяснять подобные истины неприлично. Но что же вы станете делать, когда отвергаются за¬ключения, выводимые из этих истин, или когда вам сотни раз с самодовольством повторяют, будто непобедимое возражение,
264

какую-нибудь дикую мысль, которая может держаться в голове только по забвению или незнанию какой-нибудь азбучной истины?
Например, вы говорите: «Общинное владение землею должно быть удержано в России» — вам с победоносною отвагою возра¬жают: «Но общинное владение есть первобытная форма, а част¬ная поземельная собственность явилась после, следовательно, она есть более высокая форма поземельных отношений». — Помило-сердуйте о себе, господа возражатели, помилосердуйте о своей ученой репутации: ведь именно потому, именно потому, именно потому, что общинное владение есть первобытная форма, и на¬добно думать, что высшему периоду* развития поземельных отно¬шений нельзя обойтись без этой формы.
О том, как сильно налегали противники общинного владения на первобытность его, мы уже говорили в начале статьи. Можно предполагать, что теперь они увидели, как странно поступали, и поймут, что та самая черта, которую они воображали свидетель¬ствующею против общинного владения, чрезвычайно сильно сви¬детельствует за него. Но арсенал их философских возражений еще не истощен. Они с такою же силою налегают и на следующую мысль: «Какова бы ни была будущность общинного владения, хотя бы и справедливо было, что оно составляет форму поземель¬ных отношений, свойственную периоду высшего развития, нежели тот, формою которого является частная собственность, все-таки не подлежит сомнению, что частная собственность составляет сред¬ний момент развития между этими двумя периодами общинного владения; от первого перейти к третьему нельзя, не прошедши второе. Итак, напрасно думают русские приверженцы общинного владения, что оно может быть удержано в России. Россия должна пройти через период частной поземельной собственности, которая представляется неизбежным средним звеном».
Этот силлогизм постоянно следовал за их фразами о перво-бытности, как черте, свидетельствующей против общинного вла¬дения. Он также выставлялся непобедимым аргументом против нас. Теперь люди, прибегавшие к нему, могут судить сами о том, до какой степени он сообразен с фактами и здравым смыслом (II, стр. 487—491).
ДОБРОЛЮБОВ
Николай Александрович Добролюбов (1836—1861) — гениаль¬ный русский философ-материалист и социолог, литературный кри¬тик, революционер и публицист, ближайший соратник Н. Г. Чер-нышевского. Родился в Нижнем Новгороде в семье священника. В 1853 г. он поступил в Петербургский главный педагогический институт и закончил его в 1857 г. В это время завершается его формирование как революционера и материалиста, в чем решаю¬щую роль играли труды Герцена и Белинского, Бэкона и фран¬цузских материалистов XVIII в., произведения Фейербаха и Ге¬геля, социалистов-утопистов, левогегельянцев, а также Черны¬шевского.
В 1856 г. состоялось личное знакомство Чернышевского и Добролюбова, ц в том же году в «Современнике» появилась его первая статья. Окончив институт, Добролюбов сразу же (по при•
265

глашению Чернышевского) активно включился в работу «Совре-менника» и стал руководителем литературно-критического отдела журнала. Чернышевский оказывал полное доверие Добролюбову, не подвергая его статьи и статьи других авторов для этого отдела предварительной внутриредакционной проверке. Добролюбов по праву становится одним из идейных руководителей журнала. Вид¬ную роль играл Добролюбов в журнале «Свисток» — сатирическом
приложении «Современника» (1859-1861 гг.).

Активной творческой дея-тельностью Добролюбов зани— малая весьма короткий срок — около 5 лет. Но за эти годы им были созданы такие жем-чужины русской и мировой философской и эстетической мысли, как «Что такое обло-мовщина?», «Темное царство», «Луч света в темном царстве», «Когда же придет настоящий день?», «От Москвы до Лейп-цига», «Органическое разви¬тие человека в связи с его ум¬ственной и нравственной дея¬тельностью», «Русская циви¬лизация, сочиненная г. Же¬ребцовым», «Робер Овен и его попытки общественных ре-форм», «Черты для характе¬ристики русского простона¬родья».
В 1860 г. Добролюбов тя-жело заболел чахоткой. Поезд-ка за границу для лечения не помогла.
Творческая и революционная деятельность Добролюбова име¬ла громадное значение для развития демократической и социали-стической традиции в России. Она была высоко оценена Ф. Эн¬гельсом и В. И. Лениным. Такие труды Добролюбова, как «Что такое обломовщина?» и «Когда же придет настоящий день?», ока¬зали влияние на духовное развитие В. И. Ленина до его знаком¬ства с марксизмом. В. И. Ленин считал Добролюбова образцом революционного публициста.
Тематическая подборка фрагментов из произведений фило¬софа осуществлена автором данного вступительного текста В. В. Вогатовым по изданию: Н. А. Добролюбов. Избранные философские сочинения в 2-х томах. М., 1945—1946.
ФИЛОСОФИЯ
… Пора нам освободить жизнь от тяжелой опеки, на¬лагаемой на нее идеологами. Начиная с Платона, восста¬ют они против реализма и, еще не понявши хорошенько,

перепутывают его учение. Непременно хотят дуализма, хотят делить мир на мыслимое и являемое, уверяя, что только чистые идеи имеют настоящую действительность, а все являемое, т. е. видимое, составляет только отраже¬ние этих высших идей. Пора бы уж бросить такие плато¬нические мечтания и понять, что хлеб не есть пустой зна¬чок, отражение высшей, отвлеченной идеи жизненной си¬лы, а просто хлеб — объект, который можно съесть. Пора бы отстать и от отвлеченных идей, по которым, будто бы, образуется жизнь, точно так, как отстали, наконец, от те-леологических мечтаний, бывших в такой моде во време¬на схоластики. Бывало ведь добрые люди пренаивно рас¬суждали, как это удивительно глаз приноровила природа к тому, чтобы видеть: и зрачки, и сеточки, и оболочка — все, точно нарочно, так уж и приделано, чтобы видеть; и никак ведь не хотели сообразить добрые люди, что не потому так глаз устроен, что нам такая крайняя есть не¬обходимость видеть, и видеть именно вверх ногами и в миниатюре; а просто видим мы, и видим так, а не иначе, именно потому, что глаз наш так уж устроен (L, стр. 81-82).
Ныне в естественных науках усвоен положительный метод, все выводы основываются на опытных, фактичес¬ких знаниях, а не на мечтательных теориях, когда-то и кем-то составленных наобум, и не на темных гаданиях, которыми в старые времена довольствовалось невежество и полузнание. Ныне уже не признаются старинные авто¬ритеты, пред которыми благоговеет г. Берви’, да и вооб¬ще авторитеты в деле научных исследований не имеют большого. значения. Молодые люди ныне не только пара-цельсовские мечтания называют, не обинуясь, вздором, но даже находят заблуждения у Либиха, о котором г. Бер¬ви, кажется, и не слыхивал, читают Молешотта, Дюбуа-Реймона и Фохта, да и тем еще не верят на слово, а ста¬раются проверять и даже дополнять их собственными со¬ображениями. Нынешние молодые люди, если уж зани¬маются естественными науками, то соединяют с этим и философию природы, в которой, опять, следуют не Пла¬тону, не Окену, даже не Шеллингу, а лучшим, наиболее смелым и практическим из учеников Гегеля. …
Перемешивая науки естественные с нравственными, г. Берви налагает на натуралистов такое обязательство, какого никому, кроме средневековых алхимиков, и в го-
267

лову не приходило. Он хочет, чтобы физические исследо¬вания имели в виду не познание изменений и действий материи, а отыскание в материи — духа, архея, эфира, жизненной силы, словом чего-нибудь, только чтобы это «что-нибудь» не было положительным, материальным, а было что-нибудь «чувствам недоступное». Требование, ра¬зумеется, нелепое (I, стр. 132—133).
Нам кажутся смешны и жалки невежественные пре-тензии грубого материализма 2, который унижает высокое значение духовной стороны человека, стараясь доказать, будто душа человека состоит из какой-то тончайшей ма¬терии. Нелепость подобных умствований так давно и так неопровержимо доказана, они так прямо противоречат результатам самих естественных наук, что в настоящее время только разве человек самый отсталый и невежест¬венный может еще не презирать подобных материалисти¬ческих умствований. Мы совсем не хотим сказать, что те-лесная деятельность важнее духовной, совсем не хотим выставить довольство физическое целью нашей жизни. Напротив — мы намерены говорить о том, что часто тело наше, как служебное орудие духовной деятельности, бы¬вает испорчено разными слабостями и болезнями и не имеет возможности исполнять своего назначения. Мы восстаем против того, что часто мы заботимся только йа словах о совершенствовании духовном, а между тем на деле вовсе не стараемся покорить тело духу и, предаваясь чувственности, расстраиваем и тело свое, и у духовных способностей отнимаем возможность проявляться правиль¬но; потому что расстроенные телесные органы делаются негодны для служения возвышенной духовной деятель¬ности. …
Случаев, в которых обнаруживается антагонизм ду-ховной