консерваторы и прогрессисты, заклю¬чается процесс политической истории. Едва ли правильно назвать антагонизмом отношение правительства к пар¬тиям, ему противодействующим, так как эта оппозиция … обусловливается одною (государственною) формою об-щественной жизни. — В науке замечаем антагонизм меж¬ду специализированием занятий и энциклопедизмом, меж¬ду точным знанием отдельных фактов и философским по¬строением их в системы. Истинная наука отличается от сборника знаний и от фантастического построения имен¬но мерою, в которой она заключает эти антагонистические элементы. — В философии постоянно проявляется антаго¬низм между догматическим направлением, держащимся возможно ближе к системе существующих верований, на¬учным, следящим возможно точнее за приобретениями знания, метафизическим, создающим новые гипотетиче¬ские существа для уяснения всего сущего, жизненным,

черпающим из современно-сти свои основные вопро¬сы, и скептическим, стре-мящимся подрыть основы построения предыдущих систем. Системы различ¬ных философов были ре-зультатом этого антагониз-ма (2, IV, стр. 506—507).
БАКУНИН
Михаил Александрович Бакунин (1814—1876) — один из крупнейших идеологов на¬родников-анархистов, револю-ционер, философ и социолог. Родился в дворянской семье. В 1833 г. закончил артилле¬рийское училище и служил в Литве. В 1840 г. уехал в Гер¬манию, где занимался изуче¬нием философии, логики, истории. Бакунин изучал европейскую социалистическую литературу, в 1844 г, познакомился с К. Мар-
348

ксом и Прудоном. Бакунин был участником революции 1848— 1849 гг., сотрудничал в «Колоколе» Герцена и Огарёва, в 1863 г. принимал участие в польском восстании. Поражение этого восста¬ния усилило внимание Бакунина к западноевропейскому пролета¬риату, он отбросил «китайскую мысль» о противоположности исто¬рических путей развития России и Европы, видя в мире два лаге¬ря: революционный и контрреволюционный.
После образования I Интернационала Бакунин стал одним из его активных деятелей. С этого момента началась борьба Маркса и Энгельса против Бакунина и бакунизма в I Интернационале, завершившаяся на Гаагском конгрессе исключением Бакунина и его «Альянса» из Международного Товарищества Рабочих (1872 г.).
Бакунин оказал серьезное влияние на народническое движение в России («хождение в народ»). Он проповедовал идею крестьян¬ского бунта. В 60—70-х годах Бакунин во взглядах на природу стоял на материалистических позициях, был атеистом. В социоло¬гии остался идеалистом, хотя и признавал истинность некоторых положений исторического материализма. Он пытался сформулиро¬вать основные принципы учения об обществе в духе прудонов-ской идеи уничтожения государства. Важнейшие труды Бакунина: «О философии» (1840 г.), «Наука и насущное революционное дело» (1870 г.), «Государственность и анархия» (1873 г.), «Бог и государ¬ство», «Кнуто-Германская империя и социальная революция».
Тематическая подборка фрагментов из произведений М. А. Ба-кунина осуществлена автором данного вступительного текста В. В. Богатовым по изданиям: 1) М. А. Б ак у ни н. Избранные со¬чинения в 5-ти томах. М., 1919—1921; 2) «Материалы для биогра¬фии М. Бакунина. Бакунин в Первом Интернационале», под ред. В. Полонского, т. I—Hl. M. — Л., 1928; 3) М. А. Бакунин. Бог и государство. Лейпциг — Петербург, 1906.
ФИЛОСОФИЯ
Под словом природа мы подразумеваем не какую-либо мистическую и пантеистическую идею, а просто сумму всего существующего, всех явлений жизни и процессов, их творящих. Очевидно, что в природе, определенной таким образом, одни и те же законы всегда воспроизво¬дятся в известных родах фактов. Это происходит, без сомнения, благодаря стечению тех же условий и влияний и, может быть, также благодаря раз навсегда установив¬шимся тенденциям непрестанно текучего творения — тен¬денциям, которые в силу частого повторения сделались постоянными. Только благодаря этому постоянству в ходе естественных процессов человеческий ум мог констатиро¬вать и познать то, что мы называем механическими, физи-ческими, химическими и физиологическими законами… Это постоянство и эта повторяемость выдерживаются, однако, не вполне.’ Они всегда оставляют широкое место для так называемых — и не вполне точно называемых —
349

аномалий и исключений. Название это очень неправильно, ибо факты, к которым оно относится, показывают лишь, что эти общие правила, принятые нами за естественные законы, являются не более как абстракциями, извлечен¬ными нашим умом из действительного развития вещей, и не в состоянии охватить, исчерпать, объяснить все бес¬предельное богатство этого развития. Кроме того, как это превосходно доказал Дарвин, эти так называемые анома¬лии посредством частого сочетания между собой и тем самым дальнейшего укрепления своего типа, создают, так сказать, новые пути творения, новые образы воспро¬изведения и существования и являются именно путем, посредством которого органическая жизнь рождает новые разновидности и породы (1, III, стр. 162—163).
Ум человеческий, т. е. работа, органическая матери¬альная функция мозга, возбужденная внешними и внут¬ренними впечатлениями, действующими на его нервы, заканчивает формальным актом: он состоит в сравнении, в комбинациях впечатлений, предметов и явлений, в све¬дении их в ложные или верные системы.
Переходя из уст в уста, эти идеи, или, вернее, первые представления, улавливаются, запечатлеваются, опреде¬ляются словами. Эти понятия отдельных индивидуумов сталкиваются, контролируются, изменяются, взаимно до¬полняют друг друга и, сливаясь более или менее в еди¬ную систему, образуют то, что называется общественным сознанием, общественной мыслью (3, стр. 16—17).
Итак, внешний мир представляется человеку лишь бесконечным разнообразием предметов, действий и раз¬дельных отношений без малейшей видимости единства, — это бесконечные нагромождения, но не единое целое. От¬куда является единство? Оно заложено в уме человека. Человеческий ум одарен способностью к абстракции, ко¬торая позволяет ему, после того как он медленно и по отдельности исследовал, один за другим, множество пред¬метов, охватить их в мгновение ока в едином представле¬нии, соединить их в одной и той же мысли. — Таким об-разом, именно мысль человека создает единство и перено¬сит его в многообразие внешнего мира.
Отсюда вытекает, что это единство является вещью не конкретной и реальной, но абстрактной, созданной един¬ственно способностью человека абстрактно мыслить (1 III, стр. 175).
350

Все, что существует, все существа, составляющие бес-конечный мир Вселенной, все существовавшие в мире предметы, какова бы ни была их природа в отношении ка¬чества или количества, большие, средние или бесконечно малые, близкие или бесконечно далекие, — взаимно ока¬зывают друг на друга, помимо желания и даже сознания, непосредственным или косвенным путем, действие и про¬тиводействие. Эти-то непрестанные действия и противо¬действия, комбинируясь в единое движение, составляют то, что мы называем всеобщей солидарностью, жизнью и причинностью (1, III, стр. 161 — 162).
Всякое развитие … влечет за собою отрицание исход¬ной точки. Так как исходная точка, по учению материа¬листической школы, материальна, то отрицание ее необхо¬димо должно быть идеально. Исходя от совокупности реального мира или от того, что отвлеченно называют ма¬терией, материализм логически приходит к действитель¬ной идеализации, то есть к гуманизации, к полной и со¬вершенной эмансипации общества. Напротив того, так как по той же самой причине исходная точка идеалистической школы идеальна, то эта школа неизбежно приходит к ма¬териализации общества, к организации грубого деспотиз¬ма и к подлой, несправедливой эксплоатации в форме церкви и государства. Историческое развитие человека, по учению материалистической школы, есть прогрессивное восхождение, а по идеалистической системе, оно может быть лишь непрерывным падением (1, II, стр. 185).
Современное поколение умнее нас; оно вообще не за¬нимается больше спекулятивной философией. Оно и слы¬шать не хочет ни о «милосердном» боге теологии, ни о высшем и абстрактном бытии философов. Враг всякого деспотизма, оно от всего сердца содействует проповедуе¬мому античным и современным атеизмом низвержению небесного владыки. …
Но зато оно со страстностью усвоило высказанные Огюстом Контом и Воклем положения о том, что в основе исторических наук должны лежать науки естественные, равно как не менее плодотворные идеи Дарвина о проис¬хождении и превращении видов. Оно чтит Фейербаха, этого великого разрушителя трансцендентальной филосо¬фии. Имена Бюхнера, Фогта, Молешотта, Шиффа и столь многих других знаменитых вождей реалистической шко¬лы Германии, пожалуй, лучше знакомы нашим русским
351

студентам, нежели изучающим науку юным буржуа, про¬водящим свою молодость в ваших университетах. … То же самое относится и ко всем произведениям современ¬ной социалистической школы: сочинения Прудона, Мар¬кса и Лассаля распространены в России по меньшей мере так же, как и в их родных странах.
Я заявляю с гордостью и радостью, что наша русская молодежь, — я говорю, само собой разумеется, о боль¬шинстве ее, — горячо реалистична и материалистична в теории (2, III, стр. 200).
Мы отрицаем существование души, существование ду¬ховной субстанции, независимой и отделимой от тела. На¬против того, мы утверждаем, что подобно тому как тело индивида, со всеми своими способностями и инстинктив¬ными предрасположениями, является не чем иным, как производной всех общих и частных причин, определивших его индивидуальную организацию, — что неправильно на¬зывается душой; интеллектуальные и моральные качества человека являются прямым продуктом или, лучше ска¬зать, естественным, непосредственным выражением этой самой организации, и именно степени органического раз-вития, которой достиг мозг благодаря стечению независи¬мых от воли причин (1, III, стр. 204).
Они1 так боятся ее2, что предпочитают противоречия, ими же созданные благодаря этой нелепой фикции бес¬смертной души, или же ищут разрешения в новой неле¬пости, в фикции бога.
С точки зрения теории, бог — это последнее убежище, высшее выражение всех нелепостей и противоречий идеа¬лизма.
В богословии, которое представляет детскую и наив-ную метафизику, бог является основой, первопричиной нелепости, но в чистой метафизике, т. е. в богословии утонченном и рационализованном, он является последней инстанцией, высшим прибежищем, так что все противо¬речия, которые кажутся неразрешимыми в реальном ми¬ре, объясняются в боге и через бога, т. е. нелепостью, об-‘ леченной, поскольку возможно, в разумную форму.
Существование личного бога и бессмертие души — две нераздельные фикции, два полюса одной и той же абсо¬лютной нелепости: один, ведущий за собой другой, один, ищущий напрасно свое объяснение, свое обоснование в другом (3, стр. 21—22),
352

Философия Гегеля в истории развития человеческой мысли была в самом деле явлением значительным. Она была последним и окончательным словом того пантеи-стического и абстрактно-гуманитарного движения герман¬ского духа, которое началось творениями Лессинга и до¬стигло всестороннего развития в творениях Гёте; движе¬ние, создавшее мир бесконечно широкий, богатый, высо¬кий и будто бы вполне рациональный, но остававшийся столь же чуждым земле, жизни, действительности, сколь¬ко был чужд христианскому, богословскому небу. Вслед¬ствие этого этот мир, как фата-моргана, не достигая неба и не касаясь земли, вися между небом и землею, обратил самую жизнь своих приверженцев, своих рефлектирующих и поэтизирующих обитателей в непрерывную вереницу сомнамбулических представлений и опытов, сделал их никуда не годными для жизни или, что еще хуже, осудил их делать в мире действительном совершенно противное тому, что они обожали в поэтическом и метафизическом идеале.
Таким образом, объясняется изумительный и доволь¬но общий факт, поражающий нас еще поныне в Герма¬нии, что горячие поклонники Лессинга, Шиллера, Гёте, Канта, Фихте и Гегеля могли и до сих пор могут служить покорными и даже охотными исполнителями далеко не гуманных и не либеральных мер, предписываемых им пра¬вительствами. Можно даже сказать вообще, что, чем воз¬вышеннее идеальный мир немца, тем уродливее и пошлее его жизнь и его действия