в живой действительности.
Окончательным завершением этого высокоидеального мира была философия Гегеля. Она вполне выразила и объяснила его своими метафизическими построениями и категориями и тем самым убила его, придя путем желез¬ной логики к окончательному сознанию его и своей соб¬ственной бесконечной несостоятельности, недействитель¬ности и, говоря проще, пустоты (1, I, стр. 230—231).
Христианство является самой настоящей типичной ре¬лигией, ибо оно представляет собою и проявляет во всей ее полноте природу, истинную сущность всякой религиоз¬ной системы, представляющей собою принижение, порабо¬щение и уничтожение человечества в пользу божествен¬ности.
Раз бог — все, реальный мир и человек — ничто. Раз бог есть истина, справедливость, могущество и жизнь,
353

человек есть ложь, несправедливость, зло, уродство, бессилие и смерть. Раз бог — господин, человек — раб. Не¬способный сам по себе найти справедливость, истину и веч¬ную жизнь, он может достигнуть их лишь при помощи божественного откровения…
Пусть же не обижаются метафизики и религиозные идеалисты, философы, политики или поэты. Идея бога влечет за собою отречение от человеческого разума и справедливости, она есть самое решительное отрицание человеческой свободы и приводит неизбежно к рабству людей в теории и на практике (1, II, стр. 159—160).
Нужно ли напоминать, насколько и как религии отуп¬ляют и развращают народы? Они убивают у них разум, это главное орудие человеческого освобождения, и приво¬дят их к идиотству, главному условию их рабства. Они обесчещивают человеческий труд и делают его признаком и источником подчинения. Они убивают понимание и чув¬ство человеческой справедливости, всегда склоняя весы на сторону торжествующих негодяев, привилегированных объектов божественной милости. Они убивают гордость и достоинство человека, покровительствуя лишь ползучим и смиренным. Они душат в сердцах народов всякое чув¬ство человеческого братства, наполняя его божественной жестокостью (1, II, стр. 161).
Рациональная философия является чисто демократиче¬ской наукой. …
Ее предмет — это реальный, доступный познанию мир. В глазах рационального философа, в мире существует лишь одно существо и одна наука. Поэтому он стремится соединить и координировать все отдельные науки в еди¬ную. Эта координация всех позитивных наук в единую систему человеческого знания образует позитивную фило¬софию или всемирную науку. Наследница и в то же вре¬мя полнейшее отрицание религии и метафизики, эта фи-лософия, уже издавна предчувствуемая и подготовляемая лучшими умами, была в первый раз создана в виде цель¬ной системы великим французским мыслителем Огюстом Контом.
… Любопытно отметить, что порядок наук, установ¬ленный Огюстом Контом, почти такой же, как в Энцик¬лопедии Гегеля, величайшего метафизика настоящих и прошлых времен, который довел развитие спекулятивной философии до ее кульминационного пункта, так что, дви-
354

жимая своей собственной диалектикой, она необходимо должна была прийти к самоуничтожению. Но между Огю¬стом Контом и Гегелем есть громадная разница. Этот по¬следний в качестве истинного метафизика спиритуализи-ровал материю и природу, выводя их из логики, т. е. из духа. Напротив того. Огюст Конт материализовал дух, основывая его единственно на материи. — В этом его без¬мерная заслуга и слава (1, III, стр. 153—154).
Громадное преимущество позитивной науки над теоло¬гией, метафизикой, политикой и юридическим правом за¬ключается в том, что на место лживых и гибельных абст¬ракций, проповедуемых этими доктринами, она ставит истинные абстракции, выражающие общую природу или самую логику вещей, их общих отношений и общих зако¬нов их развития. Вот что резко отделяет ее от всех пре¬дыдущих доктрин и что всегда обеспечит ей важное зна¬чение в человеческом обществе. Она явится в некотором роде его коллективным сознанием. Но есть одна сторона, которою она соприкасается абсолютно со всеми этими доктринами: именно, что ее предметом являются и не могут не являться лишь абстракции, что она вынуждена самою своей природою игнорировать реальных индивидов, вне которых даже самые верные абстракции отнюдь не имеют реального воплощения. Чтобы исправить этот ко¬ренной недостаток, нужно установить следующее разли¬чие между практической деятельностью вышеупомянутых доктрин и позитивной науки. Первые пользовались неве¬жеством масс, чтобы со сладострастием приносить их в жертву своим абстракциям. Вторая же, признавая свою абсолютную неспособность сознать реальных индивидов и интересоваться их судьбой, должна окончательно и абсо¬лютно отказаться от управления обществом; ибо если бы она вмешалась, то не могла бы делать это иначе, чем при¬нося всегда в жертву живых людей, которых она не зна¬ет, своим абстракциям, составляющим единственный за¬конный предмет ее изучения (1, II, стр. 198—199).
Общая идея всегда есть отвлечение и поэтому са-мому в некотором роде отрицание реальной жизни. Я уста¬навливаю… то свойство человеческой мысли, а, следова¬тельно, также и науки, что она в состоянии схватить и назвать в реальных фактах лишь их общий смысл, их общие отношения, их общие законы; одним словом, мысль и наука могут схватить то, что постоянно в их непрерыв-
355

ных превращениях вещей, но никогда не их материаль-ную, индивидуальную сторону, трепещущую, так сказать, жизнью и реальностью, но именно в силу этого быстротеч¬ную и неуловимую. Наука понимает мысль о действитель¬ности, но не самую действительность, мысль о жизни, но не самую жизнь. Вот граница, единственная граница, дей¬ствительно не проходимая для нее, ибо она обусловлена самой природой человеческой мысли, которая есть един¬ственный орган науки (1, II, стр. 192).
То, что я проповедую, есть, следовательно, до извест¬ной степени бунт жизни против науки или, скорее, про¬тив правления науки, не разрушение науки, — это было бы преступлением против человечества, — но водворение науки на ее настоящее место, чтобы она уже никогда не могла покинуть его (1, II, стр. 197).
СОЦИОЛОГИЯ
Всякое государство имеет целью победу смерти над жизнью. Особенно всероссийское государство… Россия по характеру своему страна полуазиатская, долго страдав¬шая безличностью, или, что все равно, патриархальностью отношения лица к семье, к общине, к государственной вла¬сти. Общественная инициатива, до сих пор еще весьма слабая, принадлежит в ней не лицу, а общине, а в по¬следней опять-таки не лицу, а семье, т. е. главе семей¬ства. Лицо в ней сознательно подчинено, робко, бесправ¬но: «Я миру не указчик!» Но без личной самостоятель¬ности, без личной инициативы и мысли, без личного бунта нет прогресса. Вот чего не должны бы были позабывать наши славянофилы и вообще все слепые поклонники рус¬ской общины. Правда, что община наша в экономическом отношении представляет ту огромную выгоду, что, чуж¬дая личному праву, она основана на общинной поземель¬ной собственности. То, к чему стремятся западные наро¬ды, у нас уже есть отчасти действительность: коллектив¬ная собственность земли и на основании этой собственно-сти зародыш политической организации: общинный мир. Но этот мир или, вернее, механическое сочетание этого бесчисленного множества отдельных миров, лишенных всякой органической связи между собой и соединенных только внешним образом официальной властью чуждого, враждебного им и поедающего их государства, существует
356

вот уже тысячу лет и до сих пор не произвело из себя ничего путного, кроме этого поганого государства, бича внутри, противочеловеческого пугала снаружи (2, III, стр. 422—423).
С тех пор как я начал заниматься политикой, у меня по отношению к России одна главная мысль, одна цель: разрушение этой империи народной революцией как без¬условно необходимое условие освобождения народа; и я бросаю вызов всем моим противникам и клеветникам, вместе взятым, предлагая им указать в моей жизни хоть один факт, одно слово, один поступок, которые находи¬лись бы в противоречии этой высшей цели моей жизни (2, III, стр. 182).
Все для трудового народа и все через него.
Пусть станет, наконец, действительностью для трудо¬вого народа все, что до сих пор было лишь теологической, метафизической, политической, юридической фикцией: свобода, цивилизация, благосостояние, равенство, справед¬ливость, человечность. Для этого необходимо, чтобы все человеческие существа, мужчины и женщины, стали ра¬ботниками умственного и физического труда с равными правами и на равных условиях; необходимо, чтобы, как сказано в обращенной к крестьянам прокламации Париж¬ской Коммуны, земля (Grund und Boden) принадлежала крестьянам и каждый владел только тем, что обрабаты¬вает собственными руками; чтобы орудия, инструменты и фабричные здания принадлежали рабочему, вернее, союзу рабочих, чтобы капитал стал коллективной собствен¬ностью и все стали рабочими. Потому что тот, кто живет без труда, ничего не производя, неизбежно живет в ущерб ТРУДУ других… Чтобы … не существовало больше раз¬деление на работников умственного и физического труда, все должны работать и мозгом и рукой, различаясь толь¬ко в зависимости от действительных природных своих за¬датков. — Для этого необходимо уничтожение юридиче¬ских прав, и в первую очередь уничтожение прав насле¬дования. … Необходимо уничтожение государства, государства, которое с благословения церкви имеет своим назначением одно лишь узаконение, укрепление и охране¬ние господства высших классов и эксплуатацию труда народного на пользу богачей. Поэтому необходима реор¬ганизация общества снизу вверх путем свободного осно¬вания ассоциаций и федераций производственных и сель-
357

скохозяйственных, научных и художественных так, чтобы рабочий стал в то же время и человеком науки и искус¬ства, а художник и ученый — человеком ручного труда; эти свободные ассоциации и федерации имеют в основе коллективное владение землей, капиталом, сырьем и ору¬диями труда, т. е. всеми ценностями, связанными с про¬изводством; в личное владение с правом передачи по на¬следству предоставляется только то, что действительно служит для личного пользования и по природе своей не может рассматриваться как капитал, служащий для но¬вого производства (2, III, стр. 310—311).
Новейшее капитальное3 производство и банковые спе¬куляции для дальнейшего и полнейшего развития своего требуют тех огромных государственных централизации, которые только одни способны подчинить многомиллион¬ные массы чернорабочего народа их эксплуатации. Феде¬ральная организация снизу вверх рабочих ассоциаций, групп, общин, волостей и, наконец, областей и народов, это единственное условие настоящей, а не фиктивной сво-боды, столь же противна их существу, как не совмести¬ма с ними никакая экономическая автономия. Зато они уживаются отлично с так называемой представительною демократиею; так как эта новейшая государственная фор¬ма, основанная на мнимом господстве мнимой народной воли, будто бы выражаемой мнимыми представителями народа в мнимо-народных собраниях, соединяет в себе два главные условия, необходимые для их преуспеяния, а именно: государственную централизацию и действитель¬ное подчинение государя-народа интеллектуальному уп¬равляющему им, будто бы представляющему его и не¬пременно эксплуатирующему его меньшинству (1, I, стр. 68—69).
Но и нищеты с отчаянием мало, чтобы возбудить Со¬циальную Революцию. Они способны произвести личные или, много, местные бунты, но недостаточны, чтобы под¬нять целые народные массы. Для этого необходим еще общенародный идеал, вырабатывающийся всегда истори¬чески из глубины народного инстинкта, воспитанного, рас-щнренного и освещенного рядом знаменательных проис¬шествий, тяжелых и горьких опытов; нужно общее пред-ставление о своем праве и глубокая, страстная, можно сказать, религиозная вера в это право. Когда такой идеал в такая вера в народе встречаются вместе с нищетою,
358

доводящею его до отчаяния, тогда Социальная Революция неотвратима, близка и никакая сила не может ей воспре¬пятствовать (1, I, стр. 95).
Организировать народные силы для совершения такой революции — вот единственная задача