сознательным самооп-ределением, свободной волей (1, III, стр. 169).
Единственно благодаря мысли человек достиг созна¬ния своей свободы в породившей его естественной среде; но только посредством труда он эту свободу осуществляет. … Деятельность, составляющая труд …, начинает быть собственно человеческим трудом только тогда, когда, на-правленная человеческим разумом и сознательной волей, она перестает служить одним лишь недвижимым и фа-тально ограниченным потребностям исключительно жи-вотной жизни, но начинает еще служить потребностям мыслящего существа, которое завоевывает свою человеч-ность, утверждая и осуществляя в мире свою свободу (1, III, стр. 171).
Человек определяет свою индивидуальность, реализует свою свободу, только соединяясь с теми, кто его окружа¬ет, только благодаря совместной работе и могуществу об-щества, вне которого из всех диких животных, сущест-вующих на земле, он остался бы самым тупым и жалким. По теории материализма, теории наиболее логической и естественной, общество совершенно не стремится к огра-ничению и умалению личной свободы, но, напротив, к развитию ее. Оно — корень, дерево; свобода — его плод. Следовательно, в каждую эпоху человек должен искать
364

Свою свободу не в начале, а в конце истории; можно ска-зать, что истинная и полная эмансипация личности — это настоящая, великая цель, возвышенный конец истории.
Совершенно иное получается с точки зрения идеали-стов. По их мнению, человек рождается свободным, бес-смертным и кончает тем, что становится рабом.
Бессмертный и свободный ум, безграничный и само-удовлетворяющийся, он не нуждается в обществе, откуда следует, что вступление его в таковое есть своего рода падение, забвение, утрата сознания своего бессмертия и свободы (3, стр. 9).

На тысячу человек едва ли об одном можно сказать, и то не абсолютно, а относительно, что он хочет и мыслит самостоятельно. Подавляющее большинство людей не только из «невежественных масс», но из среды цивили-зованных и привилегированных классов думает и хочет то, что думает и хочет окружающее его общество. Они по-лагают, конечно, что воля и разум их вполне самостоя-тельны, но в сущности они только рабски, рутинно повто-ряют, с самыми ничтожными изменениями, волю и мысли других. Это раболепство, это рутинность — неиссякаемые источники общих мест; это отсутствие волевого протеста, отсутствие инициативы — глав¬ные причины ужасающе мед¬ленного развития человеческой истории. Для нас — материали¬стов, реалистов, не верующих в бессмертие души и свободу во¬ли, — этот процесс, как ни обид¬но медленен он, является впол¬не естественным фактом (3, стр. 8).
ТКАЧЁВ
Петр Никитович Ткачёв (1844 — 1885) — видный русский социолог, философ и публицист, демократ, идеолог революционного и бланки¬стского крыла народничества. Выходец из среднепоместных дво~ рян. В 1861 г. за революционную деятельность был исключен из Петербургского университета. С 1862 г. начал активную теорети-ческую и практическую деятельность, сотрудничал в ряде перио-дических изданий (с 1865 г. — в «Русском слове» и позже —
365

? «Деле»). В 1869 г. Ткачёв был арестован, отбыв срок (16 меся¬цев) тюремного заключения, был сослан в Великие Луки, а в 1873 г. »мигрировал во Францию. После неудачной попытки сотрудничать с П. Л. Лавровым во «Вперёд» Ткачёв основал жур¬нал «Набат».
Выступал в печати с трудами по философии, социологии, зстетике, политической экономии и статистике. Оказал сильное влияние на течение народовольцев, признав историческое значе¬ние политической борьбы. Ошибочные взгляды Ткачёва на госу¬дарство были подвергнуты критике Энгельсом.
Тематическая подборка фрагментов из произведений фило¬софа осуществлена автором данного вступительного текста В. В. Богатовым по изданиям: 1) П. Ткачёв. Избранные сочи¬нения, т. 1—6. М., 1932—1937; 2) «Дело», 1877, ? 4; 3) «Дело», 1869, ? 2; 4) «Библиотека для чтения», 1863, ? 2; 5) «Дело», 1869, № 3; 6) «Дело», 1868, № 5; 7) «Дело», 1877, ? 8.
ФИЛОСОФИЯ
Магия и кабалистика были естественным и неизбеж-ным результатом младенческого развития человеческого ума. На первых ступенях своего развития человеческий ум не в силах понять связи между явлениями внешнего мира, и потому для большей части их, особенно явлений сложных, он не может подыскать соответствующей естест¬венной причины. Между тем естественная потребность хоть как-нибудь, да объяснить себе окружающий его мир, выйти из мучительного состояния незнания, недоумения заставляет его видеть причину явлений в самом явлении, разбивать явление на две части, из которых одна предпо¬лагается производящею другую. Часть будто бы произво¬дящая составляет то, что впоследствии получает назва¬ние отвлеченной субстанции; часть производимая, види¬мая, являющаяся органом наших чувств, образует так называемую материальную субстанцию. Таким образом, весь мир, вся Вселенная раздваивается и населяется мас¬сою различных невидимых сил. Сперва каждому отдель-ному предмету соответствовала своя духовная сила, потом, по мере того как ум человеческий привыкал к более тща¬тельным наблюдениям и научался подыскивать к види¬мым явлениям видимые же причины, число невидимых сил сокращалось все более и более. Наконец, новейший идеализм свел все множество этих единичных сил к од¬ной общей субстанции, нераздробляемой и нерасчленяе¬мой. Эту идеальную субстанцию он резко отделил от ма-териальной субстанции; последняя, по его воззрениям, уп-
366

равляется своими особыми самостоятельными законами. Прогресс естествознания дал возможность большую часть видимых явлений объяснить естественным образом из дру¬гих материальных же явлений, так что для понимания данного индивидуального предмета незачем было раздваи¬вать его. Чем легче, чем доступнее был предмет для на¬блюдений, чем менее сложности он представлял, тем удобнее устранялось из него присутствие невидимых ду¬хов. Дуализм был мало-помалу изгнан, таким образом, из мира явлений неорганической и отчасти из мира явлений органической природы. Область метафизическая все бо¬лее и более суживалась; вместе с этим авторитет магии и кабалистики падал все ниже и ниже. Магия была естест¬венным, логическим последствием веры в существование невидимых, таинственных сил, населяющих какой-то осо¬бенный чудесный мир. … Вера в чудесное, вера в дуа¬лизм видимых явлений и форм материального мира, из¬гнанная в настоящее время почти изо всех областей че¬ловеческого знания, все еще довольно крепко держится в одной области — в области антропологических наук. Прав¬да, и здесь уже трезвый, естественно-научный взгляд на человека начинает пробивать себе дорогу; однако здесь более, чем где-нибудь, он встречает решительный отпор со стороны мистической рутины, которая, пользуясь слож¬ностью и запутанностью явлений нравственного мира, спешит населить его фантастическими силами, супра-на-туральными существами. Борьба с этою мистическою ру¬тиною становится тем более затруднительною, что рутина постоянно лицемерит, старательно скрывая свои кабали¬стические верования под покровом туманной и неоп¬ределенной фразеологии. Эта-то скрытность, эта-то бояз¬ливая увертливость и дает возможность мистической ру¬тине отстаивать свое право даже при ярком свете совре-менной науки. Невидимые духи магов у современных мистиков называются силами или прирожденными свой¬ствами. Грубые воззрения невежественного суеверия они стараются приспособить к более развитому пониманию современников; от такого приспособления они становятся действительно менее грубыми, но ничуть не менее суевер¬ными и нелепыми (5, стр. 58—60).
По мнению Гегеля, философия природы есть наука о логических законах (т. е. о законах чистой, отвлеченной логики), осуществляющихся в материальных предметах.
367

А так как все материальные предметы относятся или во времени, или в пространстве к другим внешним предме¬там, то философия природы, по определению Гегеля, есть наука о логических законах, осуществляющихся в про¬странственных и временных формах бытия. Чистый дух, развиваясь самостоятельно и независимо в отвлеченных формах мышления, создает целый ряд логически разви¬вающихся категорий: категория внешности, количества и т. п. Эти бесполезные, отвлеченные категории, реали¬зуясь вовне, образуют внешнюю природу, материальный, объективный мир. Таким образом, все богатое разнообра¬зие природы втискивается в узкие рамки фантастической системы; законы природы не изучаются, а выводятся a priori из законов человеческой логики; природе навя¬зываются цели, совершенно чуждые ей, и вместо того, чтобы изобразить нам ее действительное развитие, с роко¬вою, механическою необходимостью определяемое взаи-модействием, он пишет какую-то поэму, в которой обсто¬ятельно рассказывает о подвигах и похождениях своего отвлеченного духа в области объективного, материального мира (6, стр. 74).
Что может иметь общего фантастическая поэма с на¬учным знанием? Какое другое значение можно придавать ей в настоящее время, кроме значения исторического курьеза? И что станется с нею, если мы отнимем от нее ее метафизическую закваску? То же, что со всякою вол¬шебною сказкою, если вы выбросите из нее волшебное и сверхъестественное. Сказка разрушится и потеряет вся¬кий смысл, — точно так же разрушится и потеряет всякий смысл и гегелевская поэма о природе (6, стр. 76).
Беда только в том, что уверения Митрофана всегда следует принимать с большою осторожностью. Он уве-ряет, напр., будто читал статью г. Никитина «О пользе философии» и будто в этой статье г. Никитин отрицает всякую философию, как «пустое, филистерское времяпре¬провождение», предлагает наплевать на нее и заняться исключительно «жгучими вопросами жизни». А между тем г. Никитин и не думает в своей статье отрицать фи¬лософию вообще. Он устанавливает строгое различие меж¬ду философиею, как «совокупностью наших научных по¬знаний о природе», так называемою философиею природы (или наукою о природе), и философиею, понимаемою в смысле абстрактного «миросозерцания», философиею
368

гг. Лесевича и Козлова, одним словом, философиею, ко¬торою можно заниматься, по меткому выражению послед¬него, только стоя «на краю зияющей пропасти», отделяю¬щей здравый смысл «от фантастики и бессмыслия». Вот к этой-то, и только к этой, философии г. Никитин и отно¬сится вполне отрицательно; вот эту, и только эту, фило¬софию он и считает «более или менее» бесполезным (и с чисто научной, и с общественной точки зрения) время-препровождением. Но нашему профану нет дела до этих «тонкостей». Г. Никитин, рассуждает он, отрицает пользу философии гг. Козлова и Лесевича, следоват., он отрицает пользу всякой философии вообще. Презабавная логика у наших Митрофанов! (7, стр. 45).
СОЦИОЛОГИЯ
Пришло время ударить в набат. Смотрите! Огонь «экономиче¬ского прогресса» уже коснулся коренных основ нашей народной жизни. Под его влиянием уже разрушаются старые формы нашей общественной жизни, уничтожается самый «принцип общи-н ы», принцип, долженствующий лечь краеугольным камнем того будущего общественного строя, о котором все мы мечтаем.
На развалинах перегорающих форм нарождаются новые фор¬мы — формы буржуазной жизни, развивается кулачество, мироед¬ство, воцаряется принцип индивидуализма, экономической анар¬хии, бессердечного алчного эгоизма. …
Огонь подбирается и к нашим государственным формам. Те-перь они мертвы, безжизненны. Экономический прогресс пробу-дит в них жизнь, вдохнет в них новый дух, даст им ту силу и кре¬пость, которых пока еще в них нет.
Сегодня наше государство — фикция, предание, не имеющее в народной жизни никаких корней. Оно всем ненавистно, оно во всех, даже в собственных слугах, вызывает чувство тупого озлоб¬ления и рабского страха, смешанного с лакейским презрением. Его боятся, потому что у него материальная сила; но, раз