для его мысли область возможного и действия человека дают ценные результаты лишь при условии, если при движении вперед они направляют усилия в сторону для него воз¬можного, так и в деле познания почвой для истинного
409

прогресса знаний служит лишь возможное для данного времени. К сожалению, и там и здесь рядом с действи-тельной возможностью лежат возможности лишь кажу¬щиеся. Так, в области знаний мысль человеческая при¬выкла с глубокой древности забегать крайне далеко за пределы опыта и считать возможными даже такие про¬блемы, как объединение всех наличных знаний данного времени или начало, цели и конечные причины всего су¬ществующего.
Нужно ли говорить, что забеганиё мысли в такие от¬даленные сферы соответствует в самом счастливом слу¬чае витанию ее в области загадок, без всякой возможно¬сти доказать основательность делаемых выводов, так как твердых критериев для различения действительной воз¬можности от кажущейся вне проверочного научного опыта нет; а такие опыты здесь невозможны (стр. 533—535).
Психическая жизнь вся целиком или по крайней мере некоторые отделы ее должны быть подчинены столько же непреложным законам, как явления материального мира, потому что только при таком условии возможна действи¬тельно научная разработка психических фактов (стр.223).
Зачатки психической деятельности или, по крайней мере, зачатки психической деятельности, с которыми ро¬дится человек, развиваются, очевидно, из чисто матери¬альных субстратов, яйца и семени ….
Через посредство этих же материальных субстратов передаются по родству очень многие из индивидуальных психических особенностей, и иногда такие, которые отно¬сятся к разряду очень высоких проявлений, например на¬следственность известных талантов ….
Ясной границы между заведомо соматическими, т. е. телесными, нервными актами и явлениями, которые всеми признаются уже психическими, не существует ни в од¬ном мыслимом отношении (стр. 229).
Среда, в которой существует животное, и здесь оказы¬вается фактором, определяющим организацию. При рав¬номерно разлитой чувствительности тела, исключающей возможность перемещения его в пространстве, жизнь со¬храняется только при условии, когда животное непосред¬ственно окружено средой, способной поддерживать его существование. Район жизни здесь по необходимости крайне узок. Чем выше, наоборот, чувственная органи¬зация, при посредстве которой животное ориентируется
410

во времени и в пространстве, тем шире сфера возможных жизненных встреч, тем разнообразнее самая среда, дейст¬вующая на организацию, и способы возможных приспо¬соблений. Отсюда уже ясно следует, что в длинной цепи эволюции организмов усложнение организации и услож¬нение действующей на нее среды являются факторами, обуславливающими друг друга. Понять это легко, если взглянуть на жизнь как на согласование жизненных по¬требностей с условиями среды: чем больше потребностей, т. е. чем выше организация, тем больше и спрос от среды на удовлетворение этих потребностей (стр. 414—415).
Практика, как я постараюсь доказать, кладет в основу частных и общественных отношений не метафизические фикции вроде философской свободы воли, стоящей вне законов земли, а данные (конечно, в обобщенной форме), выработанные частным и общественным опытом (стр. 310).
Имеют ли какое-нибудь сходство, и какое именно, предметы и явления внешнего мира сами по себе с теми впечатлениями, которые получаются от них человеческим сознанием? Существуют ли, например, в горном ландшафте очертания, краски, свет и тени в действительности, или все это — чувственные миражи, созданные нашей нервно-психической организацией под влиянием непостижимых для нас, в их обособленности, внешних воздействий? Сло¬вом, можно ли считать наше сознание родом зеркала, и в каких именно пределах, для окружающей нас действи-тельности? (стр. 328)
Факт сходства неизвестного внешнего предмета с его образом на сетчатке не подлежит сомнению. Но между последним и сознаваемым образом (т. е. впечатлением!), как учит физиология, опять сходство. Треугольник, круг, серп луны, оконная рама и т. п. на сетчатке чувству¬ются и сознанием, как треугольник, круг, серп луны и т. д. Расплывчатый образ на сетчатке дает расплывча¬тый образ и в сознании. Неподвижная точка рисуется неподвижной, летящая птица кажется движущейся; слабо освещенные места изображения сознаются оттенен¬ными, блестящие точки светятся и т. д. Словом, в отно¬шении образов на сетчатке сознание является не менее верным зеркалом, чем сетчатка с преломляющими сре¬дами глаза в отношении внешнего предмета. Если же 1-й член в ряду сходен со 2-м, а 2-й с 3-м, то и 3-й схо¬ден с 1-м. Значит, неизвестный внешний предмет, или
411

предмет сам по себе, сходен с его оптическим образом в сознании (стр. 333).
Мысль всегда сохраняет в большей или меньшей сте¬пени черты своего первоначального образа, т.’ е. реаль¬ного впечатления, но она не фотографический снимок с него; по мере того как мысль восходит по ступеням, уда¬ляющим ее все более и более от первоначального источ¬ника, она становится, так сказать, более и более неося¬заемою, от нее как бы отваливается что-то постороннее и в конце концов остается род квинтэссенции предмета (стр. 279).
Все самоочевидные истины, во-первых, крайне элемен¬тарны, во-вторых, всегда представляют с виду сильно обобщенные выводы, встречающие приложение не только

в науке, но и в практи-ческой жизни на каждом шагу (стр. 527).
Словом, предвестники математических объектов лежат в повседневных чувственных наблюдениях (стр. 520).
МЕНДЕЛЕЕВ
Дмитрий Иванович Мен-делеев (1834—1907) — великий русский ученый, крупный химик, философ-материалист. Родился в Тобольске в семье чиновника. В 1850 г. Менде¬леев поступил на естествен¬ное отделение физико-матема¬тического факультета Главно¬го педагогического института в Петербурге, а в 1855 г. с зо-лотой медалью закончил его.
В 1856 г. защитил магистерскую диссертацию на тему «Удель¬ные объемы», высоко оцененную П. Л. Лавровым. С 1857 г. — доцент Петербургского университета (по специальности «органи¬ческая химия»), В 1864 г. был избран профессором химии Петер¬бургского практического технологического института, а на сле¬дующий год защитил докторскую диссертацию. В том же году стал профессором Петербургского университета. Менделеев от¬крыл периодический закон химических элементов, сформулиро¬ванный им в• труде «Основы химии» (1868—1871 гг.).
412

До 1890 г. работал в Петербургском университете, который был вынужден покинуть после конфликта с министром народного просвещения, выступившим против студенческих требований. С 1892 г. до конца жизни Менделеев руководил Главной палатой мер и весов.
Д. И. Менделеев — человек передовых, демократических взгля¬дов. В формировании его философских воззрений серьезную роль сыграли произведения А. И. Герцена, его «Письма об изучении природы». Менделеев — яркий представитель философского мате¬риализма, вел борьбу против идеализма и спиритизма. Удары, на¬носимые Менделеевым по идеализму, тем более весомы, что они исходили со стороны одного из крупнейших ученых XIX в. Особенно сильный удар по идеализму был нанесен им открытием периодического закона.
Как ученый-химик, экономист и социолог Менделеев сделал исключительно много для развития сельского хозяйства и про-мышленности в России, он выступал против народнических идей о вреде крупной промышленности.
Фрагменты из произведений Д. И. Менделеева подобраны автором данного вступительного текста В. В. Богатовым по изда¬нию: Д. И. Менделеев. Сочинения в двадцати пяти томах. М. — Л., 1934—1954.
ФИЛОСОФИЯ И НАУКА
Одно собрание фактов, даже и очень обширное, одно накопление их, даже и бескорыстное, даже и знание об¬щепринятых начал не дадут еще метода обладания наукою, и они не дают еще ни ручательства за дальней¬шие успехи, ни даже права на имя науки, в высшем смысле этого слова. Здание науки требует не только материала, но и плана, и оно воздвигается трудом, необ¬ходимым как для заготовки материала, так для кладки его и для выработки самого плана. Научное миросозерца¬ние и составляет план — тип научного здания (XIV, стр. 904).
Незнание и неправда слышны в каждом слове, когда говорят, что всеми успехами естествознание обязано тому, что изгнало из своей среды теоретиков и доктрине¬ров. При этом еще иногда сравнивают это не существо¬вавшее никогда изгнание с тем, как Платон из своей рес¬публики изгнал поэтов, забывая, что Платон писал лишь о желании изгнать, изгонять же не изгонял, а в естест¬вознании мы будто бы в действительности изгнали докт¬ринеров и теоретиков. Чепуха все это. Никогда настоящее знание, а в том числе и естествознание, ничего теорети¬ческого не изгоняло, кроме чепухи (XX, стр. 177).
413

Как там ни рассуждайте и ни критикуйте историю, а людскому уму мало одних частностей: необходимы сперва систематические обобщения, т. е. классификация, разде¬ление общего; потом нужны законы, т. е. формулирован¬ные соотношения различных изучаемых предметов или явлений; наконец, необходимы гипотезы и теории или тот класс соображений, при помощи которых из одного или немногих допущений выясняется вся картина част-ностей во всем их разнообразии. Если еще нет развития всех или хоть большей части этих обобщений, — знание еще не наука, не сила, а рабство перед изучаемым (XX, стр. 175).
И всего поучительнее признать, что даже единоличные предположения или гипотезы, оказавшиеся затем невер¬ными, не раз давали повод к важным открытиям, увели¬чивавшим силу наук, а это оттого, что только общее, уму представляющееся как истина, т. е. гипотезы, теории, доктрины, дают то упорство, даже упрямство в изучении, без которых бы и не накопилась сила. Массу этих приме¬ров найдете в истории каждой отрасли естествознания. А уж когда работают с доктриною или теориею истин¬ными, т. е. природе отвечающими, тогда подавно сила уде-сятеряется, а энергия искателя поддерживается, потому что он с каждым шагом слышит, что все более и более близится к пониманию той общей картины целого, без которой немыслимо успокоение пытливого ума (XX, стр. 185).
Без материала план есть или воздушный замок, или только возможность, материал без плана есть или груда, сложенная, может быть, так далеко от места стройки, что ее перевозить не будет стоить труда, или опять только одна возможность; вся суть — в совокупности материала с планом и выполнением (XIV, стр. 904).
Наука — те же организмы. Наблюдение и опыт — тело наук. Но оно одно — труд. Обобщения, доктрины, гипо¬тезы и теории — душа наук. Но ее одну не дано знать и понимать. И лживо приглашать к трупу науки, как было лживо у классиков стремление охватить одну ее душу (XX, стр. 177).
Чтобы показать вам конкретнее, как мне представля¬ется дело «доктрин или теорий», при изложении даже элементов науки, скажу одно: если бы явился, положим, приказ избежать их в беседе с вами, я бросил бы всякий
414

разговор. Не вследствие привычки и не по упрямству, а потому, что вот 30 лет упражняю свою мысль в приемах передачи знаний и науки, много видел и говорил об этом с лицами, которых суждение основано на опыте и раз¬мышлении, — я признаю невозможным избежать «докт¬рин или теорий» при сколько-либо обещающем толк из¬ложении науки. Еще знания и умения можно передать без них, но не науки (XX, стр. 180).
Наблюдениям, опыту и приложениям к промышлен-ности … отведено свое место, однако главным предметом сочинения, служат философские начала нашей науки, относящиеся к ее основным или первичным качественным и количественным сведениям о химических элементах (XXIV, стр. 47).
Развившаяся позднее многих других знаний химия от¬крывает новый мир явлений, сам по себе богатый фило¬софским