что высшие представители теоре¬тических сведений, например Гей-Люссак, Ренкин, Дюма, Гофман и другие, прямо направляют практику к успеху, всем очевидному, а множество практиков (фабрикантов и заводчиков) прямо участвуют в теоретическом движе¬нии наук …. Многие заводы уже давно действуют со¬вершенно как химические лаборатории (XXI, стр. 46).
В этом живом сочетании чисто абстрактных интере-сов философского понимания явлений природы с чисто конкретными интересами технических сведений и должно видеть ту объемлющую (хотя и не всеобъемлющую) и захватывающую прелесть, которая привлекает к химиче¬ским знаниям столь много умов современности, для кото¬рой … истина и польза неразлучно сопутствуют друг другу (XXI, стр. 49).
Я старался развить в читателе дух пытливости, не довольствующийся простым созерцанием, а возбуждаю¬щий и приучающий к упорному труду, стремящийся мысль проверить опытом и заставляющий искать новых нитей для построения мостов через бездны еще неизвест¬ного. История показывает, что таким путем возможно избегнуть трех одинаково губительных крайностей: уто¬пий мечтательности, желающей произвести все из одного порыва своей мысли, ревнивой косности, самодоволь-ствующейся обладаемым, и кичливого скептицизма, ни на чем не решающегося остановиться. А так как науки, по¬добные химии, обращающиеся как с идеями, так и с дей¬ствительностью природы и дающие прямую возможность проверки найденного и предполагаемого, на каждом шагу
420

указывают, что прошлый труд уже дал многое, без чего невозможно идти вперед «в океан неизвестного», и в то же время показывают возможность узнавать новые части этого неизвестного, то они заставляют, уважая историю, бросить классическое самообольщение и приняться за на¬учный труд спокойных и планомерных исследований, дающий не только единственный способ достичь внутрен¬него удовлетворения, но и внешние полезности — не для себя одного, а для всех людей (XXIV, стр. 37).
От физики до метафизики теперь стараются сделать расстояние до того обоюдно ничтожно малым, что в фи¬зике, особенно после открытия радиоактивности, прямо переходят в метафизику, а в этой последней стремятся достичь ясности и объективности физики. Старые боги отвергнуты, ищут новых, но ни к чему сколько-нибудь допустимому и цельному не доходят; и скептицизм уза-коняется, довольствуясь афоризмами и отрицая возмож¬ность цельной общей системы. Это очень печально отра¬жается в философии, пошедшей за Шопенгауэром и Ницше в естествознании, пытающемся «объять необъят¬ное», по образцу Оствальда или хоть Циглера (в Швей¬царии, например, в его: Die wahre Einheit von Religion und Wissenschaft. Von H. Ziegler, D-r philos. Zurich, 1904, и еще лучше в его: Die wahre Ursache der hellen Lichtstra¬hlung des Radiums, 1905) 3, в целой интеллигенции, при¬выкшей держаться «последнего слова науки», но ничего не могущей понять из того, что делается теперь в нау¬ках; печальнее же всего господствующий скептицизм отражается на потерявшейся молодежи …. Известно, что скептицизм-то и сгубил казавшиеся столь крепкими устои древнего мира, и немало мыслителей, думающих то же самое про устои современности (XXIV, стр. 455— 456).
Как рыба об лед, испокон веков билась мысль мудре¬цов в своем стремлении к единству во всем, т. е. в иска¬нии «начала всех нажал», но добилась лишь того, что все же должна признавать нераздельную, однако и не¬сливаемую, «познавательную троицу вечных и самобыт¬ных: вещества (материи), силы (энергии) и духа, хотя разграничить их до конца, без явного мистицпзма, не¬возможно. Различение и даже противоположение … ма¬териального от духовного или — что того менее обще — лишь покоя от движения не выдержало пытливости
421

мышления, потому что выражает крайность, главное, пото¬му, что покоя ни в чем, даже в смерти, найти не удается, а духовное мыслимо лишь в абстракте, в действительно¬сти же познается лишь через материально ощущаемое, т. е. в сочетании с веществом и энергиею, которая сама по себе тоже не сознаваема без материи, так как движе¬ние требует и предполагает движущееся, которое само по себе лишь мысленно возможно без всякого движения и называется веществом. Ни совершенно слить, ни совер¬шенно отделить, ни представить какие-либо переходные формы для духа, силы и вещества не удается никому, кроме явных мистиков и тех крайних, которые не хотят ничего знать ни про что духовное: разум, волю, желание, любовь и самосознание. Оставим этим мистикам их дуа¬лизм, а обратим внимание на то, что вечность, неизмен¬ную сущность, отсутствие нового происхождения или исчезновения и постоянство эволюционных проявлений или изменений признали люди не только для духа, но и для энергии или силы, равно как и для материи или вещества (II, стр. 465).
Одни вовсе отрицают вещество, или, говорят они, мы знаем только энергию, веществом представляемую (жест¬кость, сопротивление, вес и т. п.), и, следовательно, ве¬щество есть только энергия. Такое, на мой взгляд, чисто схоластическое представление очень напоминает тот абстракт, по которому ничего не существует, кроме «я», потому что все происходит чрез сознание. Полагать можно, что подобные представления, несмотря ни на ка¬кую диалектику, удержаться не могут в умах сколько-либо здравых (XXIV, стр. 106).
Так как вещества без движения, хотя бы скрытого, или без энергии мы не знаем, равно как и сила, движе-ние, энергия ускользают от понимания и от какой-либо возможности индуктивного изучения без приложения к веществу, то и очевидно, что само понятие о веществе не должно быть отрываемо от понятий о других основ-ных категориях изучения. … Эта реальная и неустрани¬мая связь вещества с другими категориями, ему проти¬вополагаемыми, заставляет признать, что изучение веще¬ства может подвигаться вперед лишь в связи с изучением всего иного, доступного для изучения, и обратно: изу¬чение вещества содействует общему подъему познания (II, стр. 384).
4?2

Ни вещество, ни силы природы не творятся и не исче¬зают, остаются в том же количестве, данном в природе, родятся же и умирают только индивидуальные орга¬низмы и те сочетания (формы) вещества и сил, кото¬рыми мы окружены, чтобы дать непосредственно затем место новым организмам и сочетаниям элементов и сил. Направить эти сочетания в возможные и полезные для людей стороны — значит обладать природою, приноров-лять ее на пользу (XI, стр. 262).
Химия, производя свои синтезы сложнейших углеро¬дистых веществ, физика, изучая меру энергии, посылае¬мой солнцем на землю, и растительная физиология, на¬блюдая поглощение этой энергии зелеными частями рас¬тений для преобразования углекислоты воздуха, воды и питательных начал почвы в сложные углеродистые ве¬щества, образующие пищу, дают если не полную уверен¬ность, то большую вероятность предположению о возмож¬ности помимо растений из углекислоты воздуха, воды и почвенных начал производить питательные углероди¬стые вещества, так что мыслимы, хотя еще и далеки от осуществления, заводы, на которых даровая энергия солнца будет превращать даровые воздух и воду в пищу. Тогда между числом жителей и поверхностью земли не будет современной зависимости, приведшей мальтузиан¬цев к выводам, противным естеству, и населенность земли, регулируемая производством питательных ве¬ществ, может быть неисчислимо велика. Но и без этого полумечтательного представления ввиду еще почти не¬тронутых пространств воды, безграничных пустынь, мо¬гущих средствами промышленности превратиться в пло-дородные страны, лишь были бы мир и довольство, энер¬гия и трудолюбие, развитие науки и промышленности, — производство пищи не должно останавливать людей в стремлении насладиться высшим счастьем в детях и в ожидании впереди еще многих новых успехов в орга¬низации жизненных условий. Промышленная эпоха лишь начинается и своим началом обещает нескончаемый про¬гресс во всех отношениях, которые казались в прошлые эпохи представляющими непреодолимые препятствия при нарастании населения (XI, стр. 260; см. также XX, стр. 245).
Труд начал выступать в своей роли … с того момента, когда люди перестают считать себя богами, начинают
425

видеть, что их дух и тело, их дела и слова находятся в не¬пременной взаимной связи, столь тесной, что один — каж¬дый нуль, а весь смысл во взаимности и общении. Труд есть смерть крайнего индивидуализма, есть жизнь с обя¬занностями и только от них проистекающими правами; он предполагает понимание общества не как кагала, на¬значаемого для пользы отдельных лиц, а как среды или неизбежного пространства людской деятельности. Среда эта мешает, представляет свое инертное сопротивление, но подобно тому, как упор в воду веслом или пароходным винтом дает возможность побеждать сопротивление воды, в ней двигаться, а в сущности этот упор основывается на том же сопротивлении, точно так и на житейском море среда, представляя сопротивление, дает и возможность его побеждать тем же началом. Весло движется скорее лодки, скорость у обода винта больше, чем у парохода. Так и движущийся в среде других должен труд вести больший, чем средний (XI, стр. 326).
СОЦИОЛОГИЯ
Социологи последней четверти XIX в. хорошо выяс¬нили первые стадии развития человечества, и мне жела¬тельно было показать здесь, что наступление промышлен¬ной эпохи определяется тем же самым нача’лом. И если это так, то всякие, начиная с Ж.-Ж. Руссо до наших дней — сожаления о наступлении нового сложного про¬мышленного быта, удаляющего от первоначальной «есте¬ственной» простоты, должны быть уподоблены сожалению о том, что прелестное детское состояние не длится вечно и прохлада утра уступает зною полудня. Притом, после¬довательно восходя к предшествующим временам, не сле¬дует забывать, что перед патриархальным состоянием людей были еще многие предыдущие, постепенно перехо¬дящие к состоянию неразумных животных, и ради после¬довательности следовало бы сожалеть и о выходе из этого состояния (XX, стр. 237).
Общинное крестьянское землевладение, господствую¬щее в России, заключает в себе начала, могущие в буду¬щем иметь большое экономическое значение, так как об¬щинники могут, при известных условиях, вести крупное хозяйство, допускающее множество улучшений, начиная с травосеяния, а потому я считаю весьма важным со-
424

хранение крестьянской общины, которая со временем, когда образование и накопление капиталов прибу¬дут, может тем же общинным началом воспользоваться и для устройства (особенно для зимнего периода) своих заводов и фабрик. Вообще в общинном и артельном на¬чалах, свойственных нашему народу, я вижу зародыши возможности правильного решения в будущем многих из тех задач, которые предстоят на пути при развитии про¬мышленности и должны затруднять те страны, в которых индивидуализму отдано окончательное предпочтение, так как, по моему мнению, после известного периода предва-рительного роста скорее и легче совершать все крупные улучшения, исходя из исторически крепкого общинного начала, чем идя от развитого индивидуализма к началу общественному (XX, стр. 326).
Если в далеком общем будущем надо ждать по всей земле городов, то ближайшим русским идеалом, отвечаю¬щим наибольшему благосостоянию нашего народа, по мне¬нию моему, должно считать общину, согласно — под ру¬ководством лучших и образованнейших сочленов — веду¬щую летом земледельческую работу, а зимой фабрично-заводскую на своей общин¬ной фабрике или на своем общественном руднике (XX, стр. 273).
ТИМИРЯЗЕВ
Климент Аркадьевич Тими¬рязев (1843—1920) — выдающий¬ся русский естествоиспытатель-дарвинист, философ-материалист, блестящий публицист и популя¬ризатор науки. Родился в дво¬рянской петербургской семье. В 1866 г. окончил естественное отделение физика — математиче¬ского факультета. Учась в уни¬верситете, молодой К. А. Тими¬рязев принимал участие в сту¬денческих сходках, за что был в